Мотив убийства - Маншетт Жан-Патрик - Страница 20

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая

– Нет, я не накачалась наркотиками, – сказала она. – Значит, вы продолжаете расследование?

Я кивнул.

– Мне казалось, мы стали друзьями, – вздохнула она.

Я не знал, что сказать. Я сел на единственный стул, рядом с кроватью, и начал задавать ей вопросы. Она угрюмо отвечала, почти рассеянно. Мы снова повторили «ход событий». Она была точна в своих показаниях – ни разу не сбилась.

В понедельник, то есть позавчера, она вернулась домой в одиннадцать часов или чуть позже. Откуда? От друзей, она дала их имена и адрес. Можно проверить. Когда она видела Гризельду в последний раз? Утром, за завтраком, а потом вечером, когда вернулась домой, но уже мертвую. Мемфис Шарль испачкалась в крови, приподняв труп, а потом она увидела окровавленный нож и подняла его. Она пришла в ужас, увидев, что вся в крови. Она переоделась, вышла, бросила нож на клумбу, а выпачканную одежду сунула в мусорный ящик и побежала ко мне.

– Вы не знаете, чем Гризельда занималась днем?

Она покачала головой:

– Нет.

– Вы отвечаете так, словно ваши отношения были натянутыми.

– Это так.

– Из-за фильма «Папаша – Длинное Дуло»?

– Из-за него и по другим причинам.

– По каким?

Она пожала плечами и закурила сигарету. Она купила «Голуаз», когда выходила за покупками, и открыла пачку в моем присутствии.

– По разным, – ворчливо ответила она. – Мне не нравился ее образ жизни.

– Она была шлюхой? Баловалась наркотиками? Вы это имеете в виду?

– Я бы не стала уточнять. Я имею в виду вообще стиль жизни, мировоззрение. Мы были просто абсолютно несовместимыми. Вы понимаете, что я имею в виду.

Я кивнул. Тогда я начал с другого конца. Я попытался узнать, знает ли она людей, желавших зла Гризельде. Я попросил ее попытаться вспомнить какую-нибудь незначительную деталь, неважно что, просто что-нибудь, что показалось ей необычным в тот вечер, в понедельник, когда она вернулась домой. Она ничего не вспомнила. Досадно.

– Вы закончили?

Я вздрогнул. Я не заметил, как погрузился в собственные размышления.

– Да, – вздохнул я.

– Вы в дурном расположении духа?

Ее голос звучал немного мягче, чем десять минут назад. Я кивнул и грустно посмотрел на нее.

– Может быть, нам вместе отправиться к фараонам, Тарпон? – предложила она. – Мы вместе влипли в историю. Нужно вовремя поставить точку.

– Подождем до полуночи, – упрямо возразил я.

– Если вам страшно из-за того, что вы убили, то я пойду одна и вообще не буду о вас упоминать.

Она уже говорила мне это в «торнадо», но меня это не устраивало. Хотя мне было наплевать, убил я или нет. В любом случае я уже сухим из воды не выйду. Но сейчас я уже так устал от этой истории, что мне хотелось самому быстрее с ней покончить, а не пускать все на самотек. Я поднялся со стула и покачал головой.

– Беру назад свои слова. Вы – моя клиентка, если хотите. До полуночи.

Она вынула чек из одного из карманов своей кожаной куртки.

– Сколько вы берете за час?

– Нет, – сказал я, – это бесплатно.

Я направился к двери и, не оборачиваясь, бросил на ходу:

– Советую вам не уходить отсюда. Попросите, чтобы вам принесли сюда обед. Я позвоню.

Я вышел из комнаты. Когда я закрывал дверь, то увидел, что она встала с кровати, держа в руке пижаму. Она показала мне язык, и я закрыл дверь.

Я вышел из отеля и подошел к «аронде». Прежде чем тронуться, с минуту неподвижно сидел за рулем, затем поехал в направлении семнадцатого округа, где проживал так называемый Эдди Альфонсио.

Этот мелкий коммерсант, приятель Гризельды, имя которого мне дал накануне Жерар Сержан, жил в красивом доме из тесаного камня неподалеку от площади Перер.

В то время как на редкость медленный лифт поднимал меня наверх, я подумал, что за пороки приходится расплачиваться, если даже папаша Эдди мог позволить себе только уютную однокомнатную квартирку в этом доме. Я убедился, что у него однокомнатная квартира и что она хорошо обставлена, так как дверь не была заперта, а поскольку на звонок никто не отвечал, я толкнул дверь и увидел комнату, разобранную кровать, перевернутый ночной столик, выдвинутые ящики стола, пол, заваленный бумагой и одеждой, и мертвого Альфонсио на паласе.

Я не мог все это так оставить. Я достал шариковую ручку и подошел к телефону. Трубка была снята и лежала на комоде. Я набрал номер ручкой и наклонился над трубкой. Я попросил соединить меня с Кокле. Меня соединили с Коччиоли – комиссара не было на месте. Я рассказал офицеру полиции о том, что обнаружил и где нахожусь. Он сказал, что выезжает.

Тем временем я решил порыться в комнате, хотя в основном мне было понятно, на что можно рассчитывать. Что касается Эдди Альфонсио, который при жизни был крупным малым с большим носом, с повадками хищника, постепенно перешедшими в повадки стервятника, с черными волосами и глазами цвета желтого топаза, то он был зарезан ножом в сердце. Лезвие ножа сломалось о ребра. Из синей шелковой пижамы торчал квадратный конец ножа. Крови было немного. Труп лежал на спине, голова была повернута к двери. Рукоятки ножа нигде не было видно – вероятно, ее унес убийца. Времени прошло достаточно, так как кровь подсохла и была коричневого цвета.

Над Ночным столиком было четыре небольших прямоугольных отпечатка. Они были липкими, как следы от лейкопластыря или скоча. Что-то, по-видимому, здесь висело, и это что-то тоже унес убийца. Одно из двух: либо убийца пришел сюда совсем не за этим, либо он был с приветом. Он перевернул в комнате все вверх дном, чтобы в конечном счете обнаружить то, что искал, пусть не на видном месте; но все-таки заметном. Во всяком случае, это было доказательством не слишком развитого интеллекта.

Напротив входной двери находилась другая дверь, она была тоже приоткрыта. Я толкнул ее коленом. Она вела в небольшую ванную комнату. В ванне лежал американский увеличитель «Дерст» и прочие фотопринадлежности, бумага и куски пластиковой ванночки. Все это, казалось, специально было поломано.

Я не обнаружил ни одного снимка ни в комнате, ни в ванной. Валявшиеся на полу обрывки бумаги были сценарием к какому-то фильму. Я прочел несколько из них. Фильм предназначался только для совершеннолетних.

У покойного Альфонсио было много дорогой и элегантной одежды. Я не стал тщательно изучать его гардероб. Я боялся, что меня арестуют, и мне надо было предупредить Мемфис Шарль. Я достал свою шариковую ручку, чтобы набрать ею номер, но внезапно меня охватило сомнение. Я не хотел расстраивать малышку, кроме того, я не был абсолютно уверен в том, что меня действительно упрячут в тюрьму. В конечном счете я набрал номер Станиславского. Я мог бы позвонить Хейману, чтобы рассказать ему то, что собирался, но меня остановила мысль о его журналистском нюхе. Пусть сам выправляет свою лодку и не топчет мои клумбы (если вам понятно мое выражение).

Храбрый портняжка был очень возбужден, сообщая мне о том, что произошло у меня: хождение взад-вперед полицейских и его подозрение, что они арестовали «вашего друга журналиста». Он спрашивал, что со мной случилось, где я нахожусь и прочее. Мне пришлось перебить его, так как впереди у меня не было вечности. Я надеюсь, что не слишком обидел его.

– Если я не позвоню вам завтра до полудня, – объяснил я, – то позвоните по этому номеру в отель и попросите мадам Малон. (Под этим именем мы с малышкой зарегистрировались в отеле.) Скажите мадам, что я в тюрьме и что я ей советую пойти в полицию.

– Вы в тюрьме, господин Тарпон!

– Нет, пока нет, – сказал я, – но это может случиться. Я объясню вам все завтра или послезавтра, а может быть, еще раньше. Сейчас у меня нет времени, извините меня. Итак, вы ей скажите, что я ей советую пойти в полицию, но если она предпочитает уехать на каникулы, то я о ней ничего не скажу.

– Я записал.

Он повторил все, что я сказал, и обещал все передать. Я поблагодарил его, еще раз извинился и прервал связь. Не успел я отойти от аппарата, как появился Коччиоли.

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая