Мотив убийства - Маншетт Жан-Патрик - Страница 8

• Предыдущая
• 8/30
• Следующая

– Нет, но я знаю, как зовут девушку, с которой погибшая жила в квартире.

Я рассказал ему то же самое, что отвечал полицейским. Что я встретил Мемфис Шарль во время съемок моего интервью, после событий в Сен-Бриеке, что записал ее адрес и решил навестить ее, потому что мне было тошно, и то, что я ее почти не знаю.

– Это то, что вы рассказали полицейским? – спросил Хейман. – Браво. И они вас отпустили? Теперь мне понятно, почему вы приняли меня за полицейского. Кто занимается этим делом?

– Комиссар Кокле.

Хейман кивнул и допил кофе. Он налил себе водки, на этот раз без кофе.

– Это интеллектуал, – сказал он. – Отпустить подозреваемого и установить за ним слежку – это точно в его духе. Он сразу понял, что вы связаны с другой девушкой, как ее...

– Мемфис Шарль, – напомнил я. – Но это неправда.

– Вы врете по-свински, – заметил Хейман. – Впрочем, неважно. Вы говорите, Мемфис Шарль? С вашего разрешения, я позвоню.

Он вышел из комнаты, не дожидаясь моего ответа, спустился по лестнице и закрылся в гостиной. Я спустился следом за ним и стал подслушивать под дверью. Мне показалось, что он звонил в Агентство Печати Франции и разговаривал со своим знакомым, специалистом по искусству.

– Некая Мемфис Шарль, – сказал он: – Мемфис как Теннесси, и Шарль как де Голль. Она снималась в телефильмах, что-то в этом роде. Хорошо, я жду. Ее приятельница тоже, но я не знаю ее фамилии, некая Гризельда. Адрес тот же. Спасибо.

Я оторвал ухо от двери с некоторым облегчением и поднялся наверх. Пять минут спустя Хейман вернулся с листом бумаги, на котором он что-то записал. Я пил уже третью чашку кофе, и кофейник был пустым. Я перегрузил им свой желудок.

– Ну! – воскликнул Хейман с тягостным оптимизмом. – Гризельда Запата – это имя жертвы. Так, по крайней мере, она себя называла. Такая же Запата, как вы или я. Ее настоящее имя Луиза Сержан, она родилась третьего января сорок пятого года в Курвилле, возле Анверме, в департаменте Сен-Маритим. Актриса, с позволения сказать. Мелкие роли в спектаклях под названиями «Запрещенные ласки», «Как излечить гомосексуалиста, не утомляясь» и еще «Желания татар». У вас интересные друзья, должен заметить.

– Я не знал ее, – сказал я. – Только ее приятельницу. Немного.

Хейман сел и налил себе еще водки. Он предложил и мне, но я отказался.

– Мемфис Шарль, вы говорите? – спросил он. – Это тоже не настоящее имя. Ее зовут Шарлотт Шульц. Тоже актриса и каскадерша. Поприличнее другой. Родилась в Париже в пятьдесят третьем. Мелкие роли в фильмах типа «Андерграунд», всевозможные каскадерские трюки. Скажите мне спасибо.

– За что?

– За сведения. Я пью за продолжение вашего расследования.

Он выпил.

– Я не веду никакого расследования, – стал отрицать я. – Я не сумасшедший. Я не занимаюсь убийствами.

Он пожал плечами.

– Что касается меня, – сказал он, – меня бы это очень занимало, то есть вести следствие.

– Давайте, – поддержал я.

– Вы хотите, чтобы я держал вас в курсе, если этим займусь?

– Черт побери, – проворчал я.

Зазвонил телефон. Хейман нахмурил брови и посмотрел на часы.

– Это мне, – заключил я.

Мы вместе спустились. Это был Эрве Шапюи.

– Ваш Хейман – дотошный старик, но с ним все в порядке. Вы это хотели узнать?

– Думаю, что да.

– В чем дело, Тарпон? Это имеет отношение к Мемфис Шарль?

– Если вы ее увидите, – попросил я, – скажите, чтобы она хотя бы позвонила мне.

– Но что случилось? – повторил он.

Мне бы тоже хотелось это знать.

Хейман проводил меня домой. По дороге я задал ему несколько вопросов, например, как он оказался против виллы «Огюст Вантре», когда я из нее выходил. Он искоса посмотрел на меня.

– Вы больше не думаете, что я полицейский, – ответил он, – но теперь вы подозреваете меня в совершении садистского убийства.

Я сказал ему, что просто навожу справки.

– Я был в комиссариате четырнадцатого округа, – объяснил он. – Я вам уже сказал, что мне было скучно, у меня была бессонница. И я отправился к полицейским, они меня знают. В наши дни тоже существуют некоторые такие молодые газетчики, которые толкутся в отелях или в полицейских участках в надежде на что-нибудь сенсационное. Как бы там ни было, я выпил с этими парнями теплого вина, я хочу сказать – с полицейскими, а потом парочка молодых газетчиков отправилась около половины двенадцатого на кровавую стычку негров у Орлеанских ворот. Что касается меня, то я не интересуюсь драками. Итак, я остался там, потягивая теплое вино и пытаясь обучить покеру этих остолопов. Около полуночи зазвонил телефон. Кажется, это была женщина. Она сказала, что на первом этаже виллы дерутся две девушки.

– Две девушки, – повторил я.

Он еще раз искоса посмотрел на меня. «Аронда» катила по бульвару Сен-Мишель, мы обогнали самосвал, в кузове которого приютились выходцы из третьего сословия. День обещал быть еще более холодным, чем накануне. В конце концов начинало вериться в весь этот бред об агонизирующей планете.

– Да, – подтвердил Хейман, – две девушки. Не удивительно, что Кокле решил установить за вами слежку. Он хочет разыскать Шарлотт Шульц. Может быть, он нашел еще какую-нибудь улику против вашей протеже?

– Она не моя протеже.

– Допустим. Впрочем, неважно. Так нашел или нет?

– Никакой, – сказал я и подумал о ноже и о каком-то мотиве, о котором она упоминала. Я попытался представить себе Мемфис Шарль, в прошлом Шарлотт Шульц, пришедшую просить у меня помощи в полночь и умышленно оглушающую меня телефонной трубкой. После чего она спокойно возвращается к себе и совершает убийство, о котором предварительно сообщила мне, как о свершившемся факте. После этого она исчезает в надежде, что я подтвержу ее алиби. Это было невероятно. Я запрокинул голову на спинку сиденья и вздохнул.

– Никакой, – повторил я, – А дальше?

– Что, «дальше»?

– Позвонила женщина и сообщила о том, что две девушки дерутся. А дальше?

– А дальше... Она повесила трубку, когда у нее спросили ее имя. Парни выехали на место происшествия и обнаружили там убитую. В комиссариате началась суматоха, и со мной больше никто не разговаривал. Фараоны. Неожиданно они стали очень суровыми и буквально чуть не выставили меня за дверь. Я им это припомню.

– Они нашли женщину, которая им позвонила? – спросил я.

– Насколько я знаю, нет.

– Хорошо, – сказал я. – А дальше?

Мы проехали мимо Дворца правосудия.

– Видя всю эту суматоху, – сказал Хейман, – я тоже решил пойти посмотреть на случившееся, но я уже потерял время. Когда я приехал, все было оцеплено и мне не разрешили войти. Я немного посидел в машине, подождал, ну, а остальное вы знаете.

Надеюсь, что знаю. Я ничего не ответил. Мы проехали Севастопольский бульвар. После того как Чрево Парижа уничтожили, можно ездить быстрее. По крайней мере, я слышал такое мнение. Когда Чрево было на месте, меня еще не было в Париже.

– Направо, – сказал я. – Первый поворот направо. Здесь. Стоп.

Было почти восемь утра. У меня раскалывалась голова, и я очень устал. Я не мог ни о чем думать. Я попрощался со старым журналистом и поблагодарил его.

– Вы будете держать меня в курсе, господин Недоверчивый? – спросил он.

– Хорошо. Вы тоже. У вас есть житейская сметка, мне это может пригодиться.

– Значит, вы расследуете?

– Не знаю. Вы мне верите?

Он посмотрел на меня и пожал плечами.

– Ладно, хорошо, – сказал я. – Привет!

Мы обменялись номерами телефонов. Я поднялся пешком на четвертый этаж и выдохся. Никто не поджидал меня на лестничной клетке – ни Кокле, ни кто-либо из его людей. Я вошел к себе в квартиру и запер дверь на ключ. Записка, оставленная Мемфис Шарль, по-прежнему лежала на письменном столе. Очень глупо с моей стороны. Я сжег ее в пепельнице, и сбросив пепел в раковину, смыл его водой. Мне очень хотелось спать, но вместо этого я сделал кучу разных дел. Сварил свежего кофе. Отправил по телефону телеграмму матери, в которой сообщал ей, что сегодня не приеду. Выпил кофе, сел за письменный стол и стал размышлять под равномерный стук швейной машинки Станиславского. Я ничего не придумал, лег и мгновенно заснул.

• Предыдущая
• 8/30
• Следующая