Выбери любимый жанр

Ветер влюбленных - Габова Елена Васильевна - Страница 19


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

19

Снова глаза закрыл. От меня отгородился. Оживил плеер.

– Что-о? – Я чуть не падаю с полки, хотя удобно сижу. – Объясни, а? Прошу, а? Почему, а?

– Не знаю почему. Ты живешь для себя. Делаешь что хочешь.

– Нет!

– Да. И в тот раз ты тоже устроила спектакль для себя. На «Севильском цирюльнике». И смотрела, как мы его с Кислициным сыграем. Как мы с ним красиво разойдемся в разные стороны.

– Нет! Это был не спектакль.

– Да! И сейчас в моем родном классе ты устроила спектакль для себя.

– Нет, Лёва, нет!

– Ты эгоистка. – Он меня избивал. Слова хлестали зло, торопливо. – Как ты себя ведешь? – открыл глаза, жестко: – Словно ты – сама лучшая, а другие все – черви.

– Нет! Нет, Лёва, нет!

Я перестала что-либо соображать. Уронила голову на сложенные перед собой руки. Я заткнулась. Все! Я ничего не вижу. Не слышу! Пусть говорит что хочет.

– …Ты думаешь, что самая лучшая. А на самом деле – совсем по-другому. Самая лучшая не воображает, что другие – никто. Самая лучшая, наоборот, думает, что она хуже других и что другие больше, чем она, достойны умных парней, красивой одежды. Самых лучших любят. А тебя не любят, ведь так?

Я молчу. Уткнулась лицом в руки. Я ничего не вижу. И почти ничего не слышу. Пусть он думает, что не слышу. Я продолжаю так же лежать – головой на сложенных руках, но еще и закрываю уши ладонями. И все равно слышу, как его слова наотмашь бьют по лицу, по всему телу. И даже сердцу достается. Кажется, сердцу достается больше всего. Ему больно.

– Так, Ветка. Значит, ты не лучшая, далеко не лучшая… Но ты можешь быть хорошей. Можешь, можешь… Помнишь первое сентября. Плакал маленький мальчик, и ты пошла с ним в класс и спасла его цветы. И проучила учительницу. Теперь она уже не будет бросать детские букеты в урну.

– Да? Ты думаешь? – шепчу я сквозь слезы. Я реву, слезы промочили рукава толстовки, и я начинаю громко всхлипывать, и плечи мои трясутся.

– Ты нормально ведешь себя с Кислициным, хотя он раздражает тебя. Ты не гонишь его от себя, ты терпишь. Ты можешь, Ветка, ты все можешь… Не плачь.

Он пересел на мою полку и обнял меня за трясущиеся плечи. Я толкала его локтем, пусть он уходит, если думает, что я такая, какой он меня сейчас обрисовал. Неужели я такая свинья? Да? Такая плохая, да? Ну и пусть я буду такая, я всегда буду такая, и никто мне не нужен. Ни Захар, ни Лёва – никто…

Он усмирил мой локоть, прижал меня к себе, и я уткнулась ему в грудь мокрым лицом.

– Лёва-а! Я исправлю-усь! Вот увидишь… уви-идишь…

– Вот и хорошо, Ветка. Веточка моя хрустальная.

– Нет! – Я внезапно отстранилась, вспомнив. – Не трогай меня! Ты ее любишь, Надю!

– Я люблю ее, да. Но… понимаешь как? Как свое воспоминание о прошлой любви. Я любил ее со второго класса.

– Она красивая.

– Да. И ты красивая. Ты лучше. Не плачь.

– У нее зеленые глаза.

– У тебя тоже зеленые. Только мокрые очень.

Мои зареванные, в щелочках, глаза распахнулись.

– И ты поэтому… поэтому со мной? Из-за з-зеленых глаз? – от слез я начинаю заикаться.

Он даже отодвинулся от неожиданности моего предположения.

– Не знаю, – ответил растерянно, – не думал.

Я села, опустив ноги на пол. Поправила волосы, одеяло вокруг себя, которое сбилось в складки. Надо вести себя прилично, не распускаться. Я – замена девчонки с каштановыми волосами, его бывшей одноклассницы? Привет-ответ! А я не хочу быть заменой. Я хочу быть первой.

– Оставь меня. Пожалуйста, меня оставь.

– Ну вот, опять… Веточка! Ты же хорошая, ты же все понимаешь. Хочешь, я тебе все расскажу? А потом – ты про Захара. Ведь ты его тоже любила, я же не говорю: «Оставь меня, пожалуйста». Я мирюсь с этим.

Да, он прав. Какой же он правильный! Ужас. Немножко неправильности ему бы не помешало. Я то выглядишь перед ним просто отвратно.

К тому же… ведь я только что пообещала ему, что исправлюсь. Я буду, буду совсем другой. Не высокомерной, нормальной девушкой. Простой, доступной. Одноклассницы не узнают меня… Подружусь с Валей Агеевой, с Буфетовой, с остальными…

Лёва и Надя

После третьего класса Лёву отправили в спортивный лагерь. Девятилетний Лёва был щуплый и пугливый. Папа сказал, что он хлюпик. Нытик. Маменькин сынок. По физкультуре трояк (поставили четверку, потому что по остальным предметам отличник). Что хватит ему заниматься одной только музыкой, пусть побегает, узнает, что такое волейбольный мяч, кросс и футбол.

– В конце концов, пусть поживет в палатке, как жили мы с тобой в юности, – кричал папа маме.

– Но это не юг, не море! – кричала в ответ мама. – Это под Сыктывкаром! Там комары!

– Там изумительная природа! Большая чистая река! Настоящий высокий лес! А с комарами пусть тоже познакомится!

– Мало их тут, в тундре! – мама перешла на высокие нотки.

– А когда он бывает в тундре? Он что, выезжает за город? – с усмешкой удивлялся папа.

– Мы ходим в походы с классом, – пискнул Лёва, который находился в той же комнате, где все обсуждалось, – комаров нет.

– Это потому, сынок, что вы ходите в походы весной и осенью, когда комарики улетают на юг, – сюсюкал папа, – или еще не прилетели. – Он прошел мимо Лёвы и слегка стукнул его по затылку. – Хватит бренчать на пианино! Пора выходить в мир, к людям!

Он и вышел в мир. И не пожалел. Лагерь прекрасный. Ребята были из разных мест, и Надя Калинина, худенькая маленькая девочка из его класса, каким-то чудом тоже попала сюда.

Правда, она немного опоздала.

Солнце задело макушки берез. Зарядка в спортивном лагере заканчивалась. Сорок человек пробегали два последних круга по поляне с палатками, и, пробегая мимо новенькой девочки, все как один взглядывали на нее. У ее ног лежал здоровенный рюкзак, о который Лёва чуть не запнулся.

Она была в широкополой белой шляпе с красными кружочками. Должно быть, шляпа называлась «мухомор», хотя все было наоборот – кружочки красные, поле белое. Такие шляпы в спортивном лагере презирались. Тут в моде бейсболки. Края шляпы закрывали девочкины глаза, и все видели только лишь несмелую улыбку. И Лёва не сразу узнал Надю. Но потом узнал, конечно, но не подошел, не поздоровался – тогда он очень девчонок стеснялся.

На завтраке с ней ничего особенного не случилось. Съела манную кашу и выпила чай. После завтрака все спустились мыть посуду в реке. Так тут было заведено – посуду каждый моет сам. Это ведь лагерь спортивный, и здесь не было обслуживающего персонала. Мухомор-наоборот, как ее прозвали ребята, тоже спустилась со своей тарелкой и ложкой. Когда она сидела на корточках на широченном бревне и посуда лежала рядышком, мимо прошел теплоход. На палубе никого не было, кроме одинокой женщины, которая махала рукой и кричала на берег:

– Наденька! Надя!

Мухомор-наоборот поднялась и тоже замахала руками маме, которая, сдав дочь на руки начальнику лагеря, поплыла на этом теплоходе дальше до конечной остановки, а теперь возвращалась обратно.

Пока девочка усердно махала руками, волна от теплохода одним махом смыла ее тарелку и кружку.

Надя растерянно улыбнулась вслед теплоходу и поднялась на берег с одной ложкой в руках.

– А у меня посуда уплыла, – улыбаясь, сказала она начальнику лагеря Сергею Николаевичу. – Кружка и тарелка.

– Что ж, придется заплатить, – сказал начальник, глядя на тоненькую фигурку Мухомора-наоборот. Надя была в светлой футболке и коротеньких шортиках. И конечно, в нелепой шляпе. Она заплакала. Лёва увидел это, и у него сердце сжалось от жалости к однокласснице. Опоздала, получила прозвище, посуда уплыла! Да еще и платить за тарелку и кружку!

– Ты маму провожала? Ну ладно, не надо! Ничего! – передумал начальник лагеря, но Надя не повеселела и плакала еще некоторое время.

И вдруг она потерялась! Пора было начинать тренировку – сегодня у их отряда был кросс, но ее не могли найти!

19
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело