Философия с шуткой. О великих философах и их учениях - Калеро Педро Гонсалес - Страница 12

Фома Аквинский (1225–1274)

Если верить Марселино Менендесу Пелайо, автору «Истории испанской мысли», в юности Луллий безумно влюбился в девушку из Генуи, которую повстречал в церкви Святой Евлалии. Чтобы отвадить пылкого ухажера, красавице (по одной версии, ее звали Амброзией дель Кастелло, по другой — Леонорой) пришлось расстегнуть платье и обнажить грудь, изуродованную опухолью. Так будущий философ получил первый серьезный урок о «тщете земных страстей» и о том, как обманчива бывает внешность. После того случая Луллий покинул дом и посвятил себя науке и религии.

«Эту девушку, явившую редкий пример честности, — с ухмылкой замечает Альберто Савиньо в «Новой энциклопедии», — можно считать полной противоположностью даме в парике, с наклеенными ресницами, вставной челюстью и подкладками в бюстгальтере, которая в первую брачную ночь оставила на прикроватной тумбочке не меньше трех четвертей самой себя».

Главным философом Средневековья, вне всякого сомнения, был Фома Аквинский. Ему удалось соединить платонизм с идеями Аристотеля и христианскими установлениями.

Родители Фомы желали для своего отпрыска блестящей карьеры на духовном поприще и были разочарованы, когда он решил вступить в нищенствующий орден доминиканцев. Чтобы заставить Фому отказаться от своего решения, братья похитили его и заключили в башню. Однако он и в заточении продолжал изучать Писание, «Сентенции» теолога-схоласта Петра Ломбардского и сочинения Аристотеля. Чтобы поколебать решимость Фомы, братья подослали к нему блудницу редкой красоты, но тот прогнал искусительницу, размахивая горящей головешкой. В конце концов Фома Аквинский сумел настоять на своем и посвятил жизнь наукам и служению Господу.

За упрямый, неуживчивый характер и немалые габариты Фому прозвали «немым быком». Его наставник Альберт Великий говорил: «Вы зовете его молчаливым быком? Что ж, когда этот бык замычит, его услышит весь мир».

Воскресение после Страшного суда — краеугольный камень христианской веры, хотя не совсем понятно, какими мы должны вернуться к жизни: снова младенцами, отроками, зрелыми людьми или такими, какими застал нас смертный час. Меньшая часть воскрешенных вознесется на небеса, где станет обретаться подле Господа, большая же часть попадет в ад. Фому Аквинского волновал один непростой вопрос: куда после воскресения попадут каннибалы? Ведь они всю жизнь питались человечиной, так что их тела практически полностью состоят из частей других людей, которым тоже предстоит воскреснуть. Что останется от самих каннибалов, чтобы их можно было отправить в ад?

Вся средневековая философия вертится вокруг проблемы существования Бога. Фома Аквинский и другие философы стремились примирить рациональное мышление и веру, но в этих дружеских сражениях разум почти всегда проигрывал.

Особенно далеко от здравого смысла все, что связано с божественными явлениями и чудесами. Тем не менее до сих пор время от времени находятся люди, утверждающие, что с ними говорил Господь. Находятся и те, кто готов посмеяться над подобным легковерием. В фольклоре польских евреев есть цикл забавных рассказов о незадачливом малом по имени Срулик, человеке весьма простодушном, если не сказать недалеком (он чем-то напоминает знаменитого Гомера Симпсона). В одной из таких историй Срулик прибегает к раввину с отчаянными криками:

— Ребе, ребе, Господь явился!

Раввин не скрывает скептицизма:

— К тебе, что ли?

— Нет, к Пинхусу. Он сам мне сказал.

— Разве ты не знаешь, что Пинхус заядлый обманщик?

Срулик надолго застывает в раздумье и в конце концов недоуменно изрекает:

— Действительно. Отчего это Господу вздумалось разговаривать с лжецом?

Самая известная бритва в истории философии — бритва Оккама, названная так в честь монаха-францисканца Уильяма Оккама, философа-номина-листа XIV столетия, предложившего замечательный методологический принцип: не следует множить сущности, или, иными словами, допускать существование какого бы то ни было явления, если объяснить другое явление можно и без него. («То, что можно объяснить посредством меньшего, не следует выражать посредством большего».) Пользуясь этим инструментом философской экономии, Оккам ловко «побрил» традиционную теологию и метафизику, которые страдали от обилия тяжеловесных гипотез и бессмысленных концептов. Среди философов, с готовностью применявших на практике новую меру интеллектуальной гигиены, особенно преуспели эмпирики, хотя про них говорят, что, чрезмерно увлекшись бритьем, кое-кто по неосторожности отхватил себе нос.

Вы, конечно, слышали одну из самых знаменитых философских притч — притчу о Буридановом осле, которую ошибочно приписывают Жану Буридану, ученому и философу XIV века. Притча гласит: «Перед голодным ослом оказалось два совершенно одинаковых стога сена. Осел долго мотал головой слева направо и справа налево, не зная, с какого стога начать, но, поскольку они ничем не отличались друг от друга, принять решение было невозможно. В результате осел умер от голода, так и не попробовав сена ни из одного стога».

Эту притчу трактуют по-разному. Одни используют ее, чтобы доказать, что свободной воли не существует: совершая поступки, мы руководствуемся теми или иными мотивами, а когда приходится делать выбор, побеждает более сильная мотивация. Однако история об ослике скорее пародирует эту теорию, доводя ее до абсурда. Существует мнение, что с людьми ничего подобного произойти не может, ведь мы зависим от побудительных мотивов куда меньше, чем животные, и потому способны на независимые решения. Есть и те, кто возводит этот тезис в абсолют, утверждая, что человек вовсе свободен от каких бы то ни было мотивов, но сознательно пользуется ими, оказавшись перед выбором.

Споры о Буридановом осле не утихают и по сию пору. Современный французский философ Андре Конт-Спонвиль считает, что было бы куда логичнее, если бы осел не умер от голода, а жил вечно.

Самые радикальные из средневековых мистических учений строятся на непостижимости божественного рациональным путем. Чтобы приблизиться к Богу, человек должен пережить экстаз. К несчастью, большинство мистиков отличалось чудовищным косноязычием. Там, где требовалось внятно сформулировать свою позицию, они принимались лепетать, словно малые дети, нудно перечисляли все, чем Бог не является, или в лучшем случае в изысканной поэтической манере излагали тезисы о том, что все есть одно и Бог есть во всем. Знаменитый средневековый немецкий теолог и философ Мейстер Экхарт полагал, что человек способен познать Бога, поскольку в каждом из нас есть божественная искорка. Он писал: «Мы видим Господа теми же глазами, коими Он видит нас».

Ангелы, духи из иудео-христианской мифологии, вечно не давали покоя средневековым философам и теологам. Они не только пытались обосновать существование этих удивительных существ, но и спорили, являются ли ангелы полностью нематериальными, обладают ли собственной волей или только выполняют волю божественную, и так далее. Некоторые мыслители, например Псевдо-Дионисий Ареопагит (автор сборника богословских текстов «Ареопагитики», появившегося в VI веке), пытались классифицировать ангелов и выстраивать их иерархию.

Дебаты об ангельской сущности продолжались на протяжении всего Средневековья. Знаменитая полемика о половой принадлежности ангелов, вошедшая в историю как «византийский диспут», развернулась в Константинополе в 1453 году, как раз тогда, когда к городу подходили турки. Не менее известен спор о том, сколько ангелов поместится на острие иголки.