Медь Химеры - Пирс Энтони - Страница 34
- Предыдущая
- 34/84
- Следующая
— Но ты… а ферма здесь…
Шарлен кивнула.
— Верно. Ферма сама не будет управляться. Но некоторое время я с ней справлюсь. Может быть, мы сможем что-нибудь придумать. Но сначала о самом главном. Мы разведемся, и ты женишься на ней. Она молода, и ей действительно нужна твоя поддержка.
— Ты очень великодушная женщина, Шарлен, — сказал он, пораженный.
— Ты хороший человек, Хэл, а я не обращалась с тобой так, как ты заслуживаешь. Я надеюсь, что развод как-то скомпенсирует все.
Хэл вскоре ушел. Шарлен понимала, что сделала то, что надо. И все равно, все навалилось, как внезапный шок. Она подошла к случившемуся по-деловому, но теперь, когда она осталась одна, боль нахлынула на нее. Она опустила голову на руки и зарыдала.
Ломакс вытащил окровавленный меч из груди канцийского солдата. У него теперь не осталось времени задавать вопросы или чувствовать потрясение от того, что произошло. Весь окровавленный, в гуще сражения, кипевшего со всех сторон, он мог только непрерывно бороться за спасение своей собственной жизни.
Он нырнул за дерево, едва избежав участи оказаться разрубленным на куски. Стрела германдца попала в горло напавшего на него и сбила его с коня, острие меча воткнулось в землю. Ломакс посмотрел в переполненные ужасом глаза канцийского солдата, и ему захотелось пожалеть его и в то же время порадоваться, что его собственная жизнь спасена.
Раздался крик боли. Юношеский голос? Не Филиппа ли? Он надеялся, что нет, но возможности посмотреть не было. Он одолел в схватке еще одного солдата, и как раз в тот момент, когда тот должен был почувствовать острие его меча в своих внутренностях, красивый молодой канциец рухнул на землю, словно тряпичная кукла. Это сделал не Ломакс; другой клинок вонзился в тело и убил канцийца.
— Ломакс!
— Филипп!
На лице бывшего мальчика-короля, на его одежде и на мече, которым он только что сразил нападавшего на Ломакса, была кровь. Мальчик казался счастливым и довольным, словно переживал свой звездный час.
— Ломакс, нам необходимо отступить! Их много больше, чем нас!
Да, очевидно, так оно и было. Что же все-таки случилось? Он не видел того, кто выстрелил из арбалета. Сент-Хеленс предупреждал их, он доверял им. Ломакс был ответственен за это, хотелось ему того или нет.
— Нам нужно убираться отсюда! Отдай приказ, Ломакс! Сейчас же!
Ломакс, у которого не было сигнального рожка, закричал: «Отступление!» Он продрался сквозь кустарник, надеясь, что остальные поймут намек и последуют за ним. Вокруг он увидел отступающих германдцев, которые постепенно, шаг за шагом, отходили на свою родную территорию.
Спустя долгое-долгое время — вероятно, прошло всего несколько минут; чувство времени исказилось под давлением ситуации — он решил, что канцийцы не преследуют их. Вокруг была предполагаемая безопасность деревьев и кустов Германдии. Через кусты Ломаксу была видна дорога, по которой они прошли. Они побеждены и отброшены назад, но погибли не все.
Сент-Хеленс доверял ему и оставил его за командующего. Ему необходимо выяснить, кто же выстрелил из арбалета в канцийского генерала. Если этот человек еще жив, он казнит его. После этого, понравится им это или нет, он прикажет германдцам возвращаться в Канцию другим, окольным путем.
Сент-Хеленс, свирепо подумал Ломакс, ты будешь отомщен!
Генерал Мор Крамб уплетал пригоршню ярко-желтых, чрезвычайно кислых яблочных ягод, когда колландцы обрушились на их лагерь. Призраки, подумал он. Не собирается ли колдунья кое-чему научиться?
Наемник из Троода застонал и упал навзничь, в его горле торчала стрела с острым наконечником. На земле и на наконечнике стрелы виднелись пятна крови.
Проклятье! В этот раз они настоящие.
Вскочив в седло и обнажив меч, Мор выкрикивал приказы. Уже через мгновение они отчаянно сражались, спасая свои жизни. Прямо на него верхом на большой гнедой кобыле мчался колландец, направив копье ему в грудь. Похоже на пику дракона, подумал Мор, поднимая щит, чтобы отразить удар. Он собрался с силами для столкновения, зная, что это, возможно, будет самое последнее, что ему предстоит ощутить в жизни. Острие копья было нацелено на щит, готовое разбить его и отнять жизнь у Мора.
Затем копье, копейщик и его конь исчезли, оставив генерала живым и потрясенным.
Проклятье! Снова фантомы! Перемешанные на этот раз с настоящими солдатами! Благодарение богам за спасение!
— Берегись, генерал!
Он отвел голову в сторону и отразил низко нацеленный удар мечом, который почти отделил бы его руку от тела. Этот нападавший был настоящим. Проклятье!
— Сражайтесь до победы, солдаты! Сражайтесь! — он надеялся, что его слова принесут хоть какую-то пользу.
Мечи и щиты постоянно звенели, ударяясь друг о друга. Тетивы звенели. Люди и кони вскрикивали, стонали и умирали. В темно-красных лужах пузырилась кровь из разорванных глоток и пронзенных грудных клеток.
А утомительный день все тянулся и тянулся. Тем кто думал, что война — великолепное зрелище, следовало бы сейчас оказаться здесь!
Генерал Лестер Крамб расположил свою армию для отражения большой атаки наступающей кавалерии. Он не знал, почему он был так уверен в этом, но чувствовал, что на этот раз канцийцы будут настоящими. Настоящими, со смертью, которую они несли и всеми своими силами и способами желали это осуществить.
Стрела чуть было не угодила в него и со стуком ударилась в скалу. Эта стрела уж точно была настоящей. Их встретили на равнине за грядой холмов. Невежественные армии, как сказал бы Джон Найт. Невежественные армии, столкнувшиеся в жаркой схватке на исходе дня.
Лес обнажил меч и сражался с канцийским солдатом. Враг оказался очень искусным бойцом, и Лес делал все, что мог, чтобы не проиграть ему. Второй канциец быстро подоспел на помощь первому и ранил Леса ранение в руку повыше левого локтя. Лестер вздрогнул от боли, почувствовал дурноту и ослаб — все за одно мгновение. Он открыл рот, чтобы закричать, и в этот момент первый канциец сделал резкий выпад.
Ему едва удалось чертыхнуться, когда лезвие меча пробило крепкую броню и глубоко проникло в его грудь. Он упал, но странно, что его мысли были об отце и о том, что он, должно быть, переживает сейчас в соседнем королевстве.
— Командир, командир! — прокричал чей-то голос ему прямо в ухо. Но к этому времени, Лестер слышал уже все так, как будто был далеко-далеко отсюда. Стук копыт, удары, крики, звон мечей — все изменилось для него, словно это был всего лишь гомон толпы или лепет лесного ручейка.
Звуки становились слабее, стали тихими, потом все тише и тише.
Джон едва ли могла долго думать о войне. Она была слишком озабочена состоянием Хелн и тем, что с ней творилось. Что же происходило? Джон очень хотела бы это узнать. Каждое утро жена Келвина ощущала дурноту и тошноту, и это была вовсе не обычная тошнота, которая бывает по утрам у беременных. Ее рвало так сильно, что иногда в ее рвоте появлялись капельки крови, а Джон это вовсе не казалось нормальным.
Джон, когда она смотрела на бледное лицо Хелн, ковырявшейся в подносе, уставленном причудливой изысканной дворцовой пищей, жалела о том, что она никогда по-настоящему не чувствовала себя девушкой. Она и впрямь не ощущала себя ею, пока не познакомилась с Лесом. Когда она росла, то избегала всех женских дел. В искусстве лазанья по деревьям, метания камней из пращи по мишеням она преуспевала все больше и больше, как и в ловле рыбы удочкой — способом, который больше всего нравился ее отцу, — это были ее дела, ее занятия. Мягкие девичьи интересы и особенно все то, что касалось интересов девушек к юношам, Джон с презрением отвергала. Она никогда не носила платьев, если могла этого избежать, а ее интерес к младенцам был нулевым. Теперь, став женщиной, взрослой женщиной, она ощущала нехватку всего этого.
- Предыдущая
- 34/84
- Следующая
