Северное сияние - Марич Мария - Страница 22

• Предыдущая
• 22/188
• Следующая

— Я очень доволен вашей бригадой, мсье Серж, — проговорил он. — В полках сказались следы ваших трудов. И по-моему, — царь понизил голос, — для вас гораздо выгоднее продолжать эти труды, нежели заниматься устройством моей империи, в чем, извините меня, вы и толку не имеете.

Волконский молча поклонился.

«Неужели царь знает о Тайном обществе?»— тревожно подумал он.

Отвернувшись от Волконского, Александр обратился к начальнику штаба Киселеву тоже с выражениями благодарности за усердную службу:

— Не знаю, чем вас и наградить, Павел Дмитриевич. Другому подарил бы земли или людей, но вы никогда этого не просите.

Киселев тонко улыбнулся.

— Я знаю, государь, что вы охотно дарите, но не уважаете тех, кто напрашивается на дары. Мне же уважение ваше дороже наград!

Александру понравился ответ. Он улыбнулся и снова навел лорнет на войска.

Проходили последние шеренги пехоты.

Александр подозвал к себе верхового полковника и что-то сказал ему. Полковник, сделав под козырек, круто повернул высокого серого коня. Тот взвился, и сильное его копыто задело царскую ногу.

Александр поморщился. Мгновенно вокруг него образовался рой блестящих мундиров. Злополучного полковника оттеснили несколько офицеров и штатских, которых до этого момента не было заметно.

Царь, чуть побледнев, что-то сказал дежурному генералу и медленно направился к колыхающимся хоругвям. За ним, как хвост за павлином, двинулась пышная, пестрая свита.

После молебна Александр, чуть-чуть прихрамывая на ушибленную ногу, вошел в ближний павильон.

Заиграла музыка. Царь занял место в середине стола.

Над его креслом возвышалось лучистое сияние, устроенное из штыков, пик и сабель.

Сейчас же возле царя появился Аракчеев.

Среди нарядных свитских мундиров Аракчеев, в своей старой, полинявшей шинели и фуражке с тусклым козырьком, выделялся, как ржавая лейка среди цветочных клумб.

— Обезьяна, — шепнул Басаргину князь Барятинский.

— Ничего подобного не мог себе представить, — также тихо откликнулся Басаргин.

Многие из присутствующих тоже впервые видели жестокого сподвижника Александра и с любопытством его рассматривали.

Аракчеев поражал своей отталкивающей внешностью. Безобразны были его толстые мясистые уши, огромный нос со вздутыми сизыми ноздрями и мокрые широкие губы. Взгляд его мутно-серых глаз колол своей злобной подозрительностью.

Свояченица генерала Киселева, хорошенькая княжна Потоцкая, шепнула сестре:

— Какое чудовище! И эти отвратительные губы! Брр… — брезгливо вздрогнув, она плотнее закуталась горностаевой мантилькой.

— Тише, Ольга, — испуганно ответила Киселева и чуть слышно прибавила: — Ужасен! Сущий орангутанг…

Хлопнули первые пробки шампанского. Витгенштейн провозгласил здоровье царя. Музыка заиграла туш.

Артиллерийские и ружейные салюты раскатисто громыхнули по степи. Десятки тысяч солдатских глоток выдохнули троекратное «ура». И только после этого людям скомандовали: «Вольно!»

Эта команда будто выдернула стальной стержень, на котором держалась вся напряженная парадность. Измученные солдаты врассыпную побежали к палаткам и кухням. Не успели отойти затекшие от однообразного положения мускулы шей, плеч и спин, как над толпой уже всплескивались шутки и смех.

— Гляди, хохол, в генералы произведут, — зубоскалил коренастый рядовой над марширующим уже по инерции товарищем.

— Чего не бувае, — флегматично ответил украинец.

— Вань, гляди, аль не несут ли и нам с царского стола? У меня что-то глаз запорошился, не видать ничего, — подтрунивал другой над товарищами, которые, отхлебнув обычных щей, сплюнули.

— Хоть бы для праздника вкусней чем попотчевали.

Снова грянул орудийный салют.

— Чего же не орете, черти? — выругался взводный. — Хотите, чтоб из-за вас и меня упекли!

— Ура! — озлобленно закричали солдаты. — Ура, ура!

— Слышите, ваше величество, восторженные клики воинов? — обратился к царю Аракчеев. — Клики сие суть лишь слабое выражение той преданности, которой переполнены сердца всей армии, от командного состава до последнего рядового.

Александр позволил слезам выступить на блеклую голубизну его глаз и с растроганным видом наклонил голову.

Уже за обедом стало известно о наградах и передвижениях по армии. Поражались тому, что Александр неожиданно милостиво отнесся к Киселеву, недавно убившему на дуэли одного из друзей юности царя. Говорили о Михайле Орлове, который на замечание царя о том, что в 16-й дивизии «в людях заметно неблагоприятное направление духа», так взглянул на него, что царь, оборвав себя на полуслове, вонзил шпоры в своего белого коня и поскакал дальше.

Слушая застольные речи, Александр делал вид, что верит всем этим излияниям, и улыбался той присущей ему «прельстительной» улыбкой, которую каждый мог принять на свой счет.

После того как царь провозгласил тосты, сначала в честь командующего армией Витгенштейна, потом в честь Киселева, Аракчеев сердито почесал свой огромный мясистый нос и заерзал на месте.

Дождавшись, когда улегся взрыв возгласов, вызванных последним царским тостом, он, держа по привычке голову набок, обратился к Киселеву своим гнусавым голосом:

— Радуюсь за вас, Павел Дмитриевич, что его величество так вами довольны. Желал бы я поучиться у вашего превосходительства, как угождать государю. Позвольте мне побывать в вашей Второй армии. Даже не худо было бы, если бы ваше превосходительство взяли меня на время к себе в адъютанты.

Аракчеев улыбался, но улыбка эта походила на угрожающий оскал.

«Дорого обойдется Киселеву царский комплимент», — подумали многие и с нетерпеливым вниманием ждали ответа начальника штаба.

Александр, все время переглядывавшийся с хорошенькими женщинами, тоже обернулся к Киселеву.

Тот поднялся.

Его жена наклонилась к Басаргину и испуганно зашептала:

— Ради бога, передайте скорее мужу, чтобы он был осторожней.

Киселев заметил волнение жены и успокоил ее взглядом.

— Что же, граф, — раздался его голос, — милости просим погостить во Второй армии. А вот относительно того, чтобы взять вас в адъютанты, — извините. После этого вы можете пожелать и меня своим адъютантом. А я этого отнюдь не хочу…

Послышался смех. Улыбнулся томно и Александр.

Аракчеев пробежал по лицам сверлящим из-под нависших бровей взглядом и хотел было привычным жестом поковырять в широких ноздрях, но спохватился и так воткнул в ростбиф вилку, что она с визгом скользнула по тарелке.

Царь снова обратился к Киселеву:

— Мы с графом приглашаем ваше превосходительство посетить вместе с нами военные поселения.

Киселев почтительно поблагодарил за приглашение.

— Эта дама рядом с Басаргиным жена Киселева? — тихо спросил царь Аракчеева.

— Направо — жена, а слева — свояченица. Изволите видеть, ваше величество, — писаная красавица. К ней молодой Нарышкин сватается.

Нарышкин приходился близким родственником Марии Антоновне Нарышкиной, с которой Александр находился в долголетней связи и от которой имел дочь Софью, тихую, слабогрудую девушку с прозрачными печальными глазами.

Царь глубоко вздохнул. Ему вспомнился последний вечер у Марии Антоновны на ее даче под Петергофом. Милые глаза. Полная белая рука, нежно охватившая его плечо, и ласковая угроза: «Смотри же, если не приедешь долго — велю нашей дочурке разлюбить тебя. Да я и сама не могу, если тебя подолгу не вижу…»

— Наш губернатор Милорадович без памяти влюблен в эту красавицу, — продолжал Аракчеев, облизывая и без того мокрые губы. — Говорят, что для ее потехи скачет на одной ножке и кричит петухом.

Ольга Потоцкая, заметив, что Аракчеев то и дело поглядывает на нее, инстинктивно сжалась. Но тотчас же рассердилась за это на себя и постаралась выдержать замаслившийся аракчеевский взгляд.

— Ведь и то сказать, ваше величество, разве для эдакой женщины не наделаешь глупостей…

— Да, чего для нее не сделаешь, — думая о своей незаконной дочери, вслух повторил царь слова Аракчеева. И предложил тост «за прекрасных дам».

• Предыдущая
• 22/188
• Следующая