Корона Героев - Мак-Кинли Робин - Страница 15

Тут Аэрин поняла, что рука устала… и что кусочек обмазанного желтым составом дерева спокойно игнорирует пылающее вокруг него пламя, а железные щипцы в руках нагрелись.

Она подскочила, смахнула свечку и выронила горячие щипцы. Намазанный кусочек дерева покатился по пыльному, усыпанному щепками полу, собирая на себя стружки и опилки, пока не стал походить на новую разновидность ароматического шарика. Мастерскую Аэрин себе устроила в заброшенном каменном сарае неподалеку от Талатова пастбища, где некогда хранилась растопка и всякие штуки вроде старых топорищ и кусков дерева для новых, да все не могла собраться подмести пол. Ее трясло так, что она снова выронила свечку, пытаясь ее поднять, и промахнулась, пытаясь затоптать струйку дыма, поднимавшуюся от пола в том месте, куда упал огарок.

Аэрин уселась на кучу топорищ и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, старательно думая о зеленых чулках. Затем встала, снова зажгла свечу и спокойно воткнула ее обратно в подсвечник. За долгие месяцы она научилась не растрачивать понапрасну время и аптекарские товары и делала только крохотные порции каждой смеси зараз. Мраморная чашка, в которой происходило окончательное растирание и смешивание перед экспериментом со свечным пламенем, была не больше яичной скорлупки. На дне чашечки мази осталось как раз на кончик пальца. Аэрин выбрала указательный палец левой руки, ибо именно его она обожгла в результате самой первой попытки приготовить мазь, — казалось, с тех пор прошли века. Она решительно сунула кончик пальца в огонь и стала наблюдать. Остроконечный желто-голубой овал пламени обтекал палец с двух сторон и соединялся над ним, отбрасывая тени на каменный потолок. Никаких ощущений. Аэрин вынула палец из огня и уставилась на него с благоговейным ужасом. Потрогала его другим пальцем — не теплее, чем обычно. И при этом он не был жирным, в отличие от деревяшек, которые оставались липкими. Кенет. Он существует.

Она проверила записи, дабы убедиться, что сумеет прочесть написанное ею же самой касательно пропорций данной конкретной попытки. Затем задула свечу и в полном ошалении отправилась штопать чулки.

Тека дважды переспросила ее, что с ней творится, когда помогала ей одеться к придворному пиру. Штопка у Аэрин получилась хуже, чем обычно, — а это о чем-то да говорило. Сама Тека сказала еще больше, когда увидела результат, но не столько потому, что рассердилась, сколько потому, что рассеянность Аэрин встревожила ее. Обычно, когда приближался прием, Аэрин делалась ужасно неуклюжей и отчаянно сосредотачивалась на том, что происходило с ней здесь и сейчас. В итоге Тека завязала подопечной вокруг обеих щиколоток ленты в расчете скрыть убогую попытку штопки, и еще больше перепугалась, когда Аэрин не стала возражать. В этом году ленты на щиколотках были последним писком моды среди юных высокородных дам. Когда это поветрие только возникло, Тека с большим трудом убедила Аэрин не удлинять все юбки на девять дюймов, чтобы они волочились по полу, отметая все вопросы насчет щиколоток. И няня ни секунды не сомневалась, что победила в том споре только потому, что Аэрин с ужасом поняла, как много для этого придется сидеть над шитьем.

К правой лодыжке Аэрин Тека прикрепила кисточку, изящно спадавшую на высокий подъем длинной ступни (наверняка сползет набок, Галанна и другие выработали особую кокетливую походку, чтобы кисточки у них падали вперед, как положено), а к левой приколола крохотную серебряную брошку с королевским гербом. Аэрин не шелохнулась, мечтательно глядя в пространство. Она даже слегка улыбалась. «Уж не влюбилась ли девочка? — гадала Тека. — Да в кого? В Торпедова сына… как бишь его? Точно нет. Он на полголовы ее ниже и тощий».

Тека вздохнула и поднялась.

— Аэрин… ты уверена, что не заболела?

Первая сол с видимым усилием пришла в себя и ответила:

— Милая Тека, со мной все в порядке. Правда. — Тут она глянула вниз, нахмурилась и повертела ступнями. — Гм.

— Ленты скроют твою, с позволения сказать, штопку, — сурово сказала Тека.

— Ну и ладно, — отозвалась Аэрин и снова улыбнулась, а Тека подумала: «Что томит девочку? Поищу-ка я сегодня Тора, уж по его-то лицу что-нибудь да соображу».

Глядя на сияющую Аэрин, Тор и хотел бы оказаться виновником ее восторга, однако не сомневался, что он здесь ни при чем. Когда, ведя ее сквозь фигуры танца, он набрался смелости сказать ей, что она красива, она рассмеялась ему в лицо.

«Она и вправду выросла, — подумал Тор. — Еще полгода назад она бы покраснела как рак и превратилась в деревяшку в моих руках».

— Это все ленты у меня на лодыжках, — сказала Аэрин. — Я нынче сама себя превзошла в уродливости штопки, и Тека сказала, что либо так, либо босиком.

— Я не на ноги твои смотрю, — возразил Тор, проваливаясь в ее зеленые глаза.

А она, не моргнув, ответила:

— А следовало бы, дорогой кузен, ибо ты никогда не видел меня столь расфуфыренной и вряд ли когда еще увидишь.

Тощий Торпедов сынок едва мог оторвать от нее взгляд. Он заметил отцу, какая Аэрин-сол восхитительно большая. Торпед только хмыкнул в ответ. Сам он предпочитал дам такого размера, чтобы закинуть на плечо и легко с этой ношей удрать — не то чтобы ему хоть раз представилась такая возможность, но идеал получался привлекательный. Галанна, хотя задохлик был совсем не в ее вкусе, бесилась из-за того, что кто-либо вообще теряет попусту время, глядя на Аэрин, и безжалостно липла к Перлиту. Она уже почти смирилась с замужеством: Тор был поистине безнадежен. Если бы только Перлит хоть чуточку подыгрывал ей — немного притворного отчаяния из-за того, что она всегда в центре внимания (ну, почти всегда), капелька ревности, когда красивые молодые люди писали ей стихи, что ей временами удавалось заставить их сделать… Но супруг доводил ее до исступления, всячески показывая, что это он своим тщательно продуманным предложением оказал ей услугу. А как иначе? В конце концов, она хорошая партия.

В этом был весь Перлит. Ни один из супругов ни на секунду об этом не забывал.

Аэрин плыла сквозь вечер. Как первой сол, ей никогда не грозило остаться без кавалера в танце. Она не отдавала себе отчета, что — супротив всяческого обыкновения — никому в тот вечер не наступила на ногу. Мыслями она витала так далеко, что не замечала нотки искренности в словах партнеров, когда те уверяли ее в несравненном удовольствии танцевать с нею. Она даже не отказалась пройти три фигуры танца с Торпедовым сынком (да как же его зовут-то?), хотя при иных обстоятельствах отсутствие у него подбородка могло бы ее покоробить. А вот против его малого роста Аэрин ничего не имела.

Танцуя с Перлитом, она заметила непривычную глубину злобы в его легких замечаниях, и мимоходом гадала, что ж его грызет: «Может, на фоне моего наряда его кожа кажется землистой?» Но Перлит тоже заметил восхищение Торпедова сынка единственной дочерью короля, и это бесило его почти так же, как и Галанну. Он прекрасно понимал: Галанна приняла его церемонные ухаживания лишь на безрыбье, когда поняла, что выше второго солы ей не прыгнуть. Но второй сола — важная персона, и Перлит хотел, чтобы все должным образом завидовали его победе, как того заслуживали его голубая кровь и сокрушительное обаяние — и, конечно, красота Галанны. Как смеет этот тупой недомерок восхищаться другой женщиной?

Верный себе, Перлит, естественно, все тщательно рассчитал. Он начала ухаживать за Галанной только тогда, когда та признала поражение в битве за будущую корону. Но он никогда не мог заставить себя флиртовать с Аэрин. Он имел такие же права на королевскую дочь, как любой другой, — какая жалость, что у нее рыжие волосы и огромные ноги. Принцесса она там или не принцесса, при ее-то матери-простолюдинке можно было бы неплохо поразвлечься, заставив ее влюбиться в него, а жениться при этом вовсе не обязательно. Перлит убедил себя, что сам отказался от этой затеи. Но как-то в минуту слабости до него дошло, что Аэрин вряд ли обрадовалась бы его ухаживаниям и даже пресловутый шарм не помог бы. Он тут же прогнал эту мысль, а натренированное самолюбование похоронило ее навек.