Корона Героев - Мак-Кинли Робин - Страница 19

Арлбет сказал только:

— Наверное, удобно, когда не надо возиться с поводьями. Но я не уверен, что даже лучшие из наших коней достигают такого уровня выучки. — Тут глаза его упали на ноги Аэрин. — Ездить, обхватив ногами его пузо, очень удобно, но первая же встречная стрела разом выбьет тебя из седла.

— Большую часть времени мы все-таки не в бою, — дерзко возразила Аэрин, — и можно соорудить отдельное боевое седло с высокой передней и задней лукой.

Арлбет рассмеялся, и Аэрин решила, что они прошли испытание.

— Вижу, новый способ ему нравится.

Аэрин улыбнулась:

— Возьми уздечку и покажи ему.

Король так и сделал, а Талат прижал уши и отвернулся. Но когда Арлбет бросил уздечку наземь, конь повернул голову обратно и ткнулся носом в грудь старому хозяину, а тот гладил его и бормотал что-то, чего Аэрин не расслышала.

Мазь Талату категорически не понравилась. Он гарцевал, и шарахался, и не давался в руки, и раздувал ноздри, и храпел, и раскатисто фыркал, когда Аэрин пыталась втереть ее в него.

— Она же травами пахнет! — воскликнула Аэрин вне себя. — И наверняка пойдет на пользу твоей шкуре. Это же как масло, которое тебе втирает Хорнмар, чтобы ты лоснился.

Талат продолжал уворачиваться, и Аэрин процедила сквозь стиснутые зубы:

— Не будешь слушаться — привяжу.

Но после нескольких дней игры в догонялки — шаг за шагом, увертка за уверткой по всему пастбищу — Талат решил, что хозяйка настроена серьезно. И в следующий раз, когда Аэрин загнала его к ограде, он не стал опять уклоняться, а стоял спокойно, позволяя свершиться неизбежному.

В свой ночной рейд они отправились через две недели после того, как Арлбет наблюдал их совместную работу. К этому времени Талат разрешал-таки Аэрин — порой даже с некоторым удовольствием — втирать желтую мазь во все свое тело. Аэрин надеялась, что ночь будет теплой, поскольку большая часть подвешенных к седлу якобы скатанных одеял представляла собой длинные мехи с кенетом.

Они выехали до того, как рассвет перешел в день, и Аэрин гнала Талата вперед довольно быстро, чтобы в запасе осталось несколько часов дневного света, когда придет время ставить лагерь. Возле речушки шла тропа, достаточно широкая для всадника, но слишком узкая для повозок. По ней-то они и направились. Река — это прежде всего много воды, что может пригодиться во время опыта, а кроме того, надежный ориентир.

Аэрин разбила лагерь вскоре после полудня. Раскатала сверток, с виду напоминавший подстилку, и сначала сняла с седла кожаную тунику и лосины, которые сшила и несколько последних недель вымачивала в неглубоком тазу с желтой мазью. Накануне она пыталась поджечь наряд, и пламя, сколь бы ярко ни пылал факел, гасло мгновенно при соприкосновении с намазанным рукавом. В носке костюм оказался не очень удобен. Он получился слишком свободный и липкий, и, убирая волосы в промазанный шлем, она с ужасом думала, как потом будет отмываться.

Аэрин развела большой костер, а затем размазала кенет по лицу и наконец натянула длинные перчатки. Она стояла возле огня, взвивавшегося уже выше ее, и слушала, как колотится сердце. Она входила в пламя неохотно, как пловец в холодную воду. Сначала протянула руку, потом поставила ногу. Затем глубоко вдохнула, понадеялась, что ресницы намазаны достаточно густо, и шагнула прямо в огонь.

Талат подошел к краю костра и тревожно всхрапнул. Огонь обволакивал приятным теплом — приятным! Он гладил Аэрин по лицу и рукам с дружелюбным весельем и приветливостью. Пламя бормотало и пощелкивало в ушах и обвивало ее языками, словно руки любовника.

Аэрин выскочила из огня, хватая ртом воздух.

Затем обернулась и посмотрела на костер. Да, это был настоящий огонь, он беззаботно пылал, хотя ее ноги в сапогах слегка разворошили ветки.

Талат озабоченно ткнулся ей носом в шею.

— Твоя очередь, — сказала она. — Много ты понимаешь.

Он действительно мало что понимал, и это беспокоило ее больше всего. Талат не собирался входить в огонь и стоять там, пока она не велит ему выйти. Аэрин уже прикидывала, что для будущей охоты на драконов, поскольку те весьма невелики, Талат сможет обойтись защитой груди, ног и брюха. Но она предпочла бы выяснить сейчас — и чтобы он тоже понял, — насколько важную роль желтое вещество, против которого он возражал, играет в этой затее.

Она потрогала ресницы и с облегчением обнаружила, что они по-прежнему на месте. Талат беспокойно дышал на нее, — Аэрин с легким головокружением осознала, что каким-то странным образом теперь пахнет пламенем. Когда она зачерпнула горсть кенета, конь откровенно шарахнулся от нее, и на одно мрачное мгновение ей подумалось, не придется ли топать домой пешком. Но в конце концов он позволил ей приблизиться и, после того как большая часть его шкуры сделалась желтоватой и лоснящейся, позволил отвести себя обратно к огню.

И стоял неподвижно, когда Аэрин взяла пылающую ветку и направилась к нему. И не шелохнулся, когда она поднесла опущенную ветку к его ногам и язычки пламени лизнули его колени.

Кенет действовал и на лошадей.

Домой они ехали весело. Время и мыло (к счастью, Аэрин додумалась захватить с собой большой кусок жесткого мыла для мытья полов), потраченные на извлечение желтого вещества из волос, не испортили Аэрин настроения, — а если и испортили, то не больше, чем холодная ночь под единственным тонким одеялом.

Даже очередной ужасный придворный прием с бесконечным дипломатическим обедом после не смогли полностью выветрить радость, и когда третий человек за полчаса спросил ее о новых духах — еле уловимый запах трав и гари еще держался, — она не смогла не рассмеяться вслух. Дама, пытавшаяся завязать беседу, натянуто улыбнулась и отошла, ибо терпеть не могла, когда над ней смеялись те, к кому полагалось проявлять жалость и доброту.

Аэрин вздохнула, ибо понимала натянутую улыбку и гадала, не светит ли ей благоухать травами и гарью — и немного чистыми полами — вечно.

Тем временем при дворе царило неестественное оживление. Торпед оказался только предвестником нарастающего потока официальных посетителей, каждый последующий был нервознее предыдущего, а некоторые даже проявляли воинственность.

Растущая активность на северной Границе Дамара беспокоила всех, кто знал достаточно или потрудился обратить на нее внимание. Никогда еще, сколько помнила Аэрин, между деревнями, городками и королевским Городом не сновало столько путешественников, и атмосфера придворных обедов, и так напряженная из-за протокола, теперь едва не звенела от чего-то очень похожего на страх.

Аэрин с того утра, когда отец дал ей разрешения выезжать на Талате в одиночку, начала время от времени навещать короля за завтраком, и он всегда радовался ей. Иногда и Тор трапезничал вместе с королем, и если Арлбет и заметил, что Тор чаще присоединяется к нему за завтраком теперь, когда появился шанс увидеть и Аэрин тоже, то ничего не сказал. Отлучки Тора из замка почти прекратились, ибо Арлбету требовалось его присутствие.

Аэрин упорно продолжала не замечать, как смотрит на нее Тор, но остро сознавала, что разговор между ними в эти дни у них не клеился. Казалось, с той ночи, когда Тор рассказал про Корону Героев, между ними возникло новое напряжение. Вдобавок Тор взмолился, чтобы они на время отложили уроки фехтования, и Аэрин решила, что ему неловко за это. Она прекрасно понимала, у него сейчас и впрямь хлопот полон рот. Так что за завтраками она старалась всеми силами дать ему понять, что не в обиде. Когда это не помогало, она переставала обращать на кузена внимание и говорила только с отцом. И что этот Тор вбил себе в голову? Она же не дурочка и прекрасно сознает, что такое жизнь первого солы! Но если ему охота вести себя натянуто и официально, сам виноват.

Поэтому однажды утром они втроем сидели над третьей чашкой маллака, когда явился первый за день проситель.

Ходок доложил о драконе, уничтожающем посевы и убивающем кур. Тварь также сильно обожгла ребенка, случайно обнаружившего ее логово, но, к счастью, малыша спасли, и жизнь его была вне опасности.