Зов ангела - Мюссо Гийом - Страница 22
- Предыдущая
- 22/68
- Следующая
Если весь этот квартал не стоял на видном месте в туристических путеводителях, то что было говорить о Фарм-Хилл-роуд, блоке домов, где жила мать Элис. Это был настоящий анклав нищеты, подтачиваемый преступностью. Маделин и Джим последовали за Эрин Диксон к ветхим лачугам, населенным бездомными, проститутками и торговцами крэком.
Войдя в барак, Маделин почувствовала тошноту. Обстановка была мрачной и отталкивающей: матрас валялся прямо на полу, окна забиты кусками картона и фанеры, очень сильно пахло гнилой пищей… Очевидно, Эрин превратила свою квартиру в притон, для того чтобы получить немного денег от разных торчков, которым нужна была крыша над головой. Может быть, она и подозревала, что полиция может сунуть нос в ее жилище, но даже не потрудилась скрыть следы своей деятельности: самодельная трубка из пивной бутылки валялась на подоконнике рядом с пустыми банками и пепельницей, в которой покоился на три четверти выкуренный косяк с марихуаной.
Маделин и Джим обменялись обеспокоенными взглядами: учитывая количество уродов, посещавших эти места, расследование не обещало быть простым. Они пошли наверх, толкнули дверь в комнату Элис и…
Это место резко отличалось от остальной части дома. Комната была простой и опрятной, с письменным столом, полками и книгами. Благодаря освежителю воздуха в ней стоял приятный аромат ириса и ванили.
Другой мир…
Маделин подняла глаза и внимательно посмотрела на стены маленькой комнаты, украшенные билетами и программками спектаклей, которые видела Элис: оперы «Кармен» и «Дон Жуан» в Лоури-театре, пьеса «Стеклянный зверинец» в театре Плейхаус, балет «Ромео и Джульетта» в помещении Филармонического оркестра Би-би-си.
— Она что — инопланетянка, эта девушка? — спросил Джим.
— Да, — проворчала Эрин. — Она… Она всегда была такой: всегда набита своими книгами, своей живописью и музыкой… Сама не понимаю, в кого она такая.
«Уж не в тебя, во всяком случае», — подумала Маделин. Она была заворожена тем, что удалось обнаружить. По обе стороны от стола стояли две репродукции картин: «Автопортрет» Пикассо, датированный его голубым периодом, и знаменитый «Засов» Фрагонара.
Джим посмотрел на названия книг на полках: классические романы, театральные пьесы.
— Ты много знаешь подростков в Читэм-Бридж, кто читал бы «Братьев Карамазовых» и «Опасные связи»? — спросил он, пролистав две книги.
— Я знаю по крайней мере одну такую, — ответила Маделин с отсутствующим видом.
— И кто это?
— Я…
Она прогнала из головы воспоминания. Раны детства были еще живы, и это был не самый подходящий день для того, чтобы сожалеть о своей судьбе.
Она натянула резиновые перчатки и открыла все ящики, обыскав комнату сверху донизу.
В шкафах Маделин нашла десяток пачек печенья «Орео» с какао и ванилью, а также небольшие пластиковые бутылки «Несквик» с клубничным молоком.
— Она питается одним печеньем, окуная его в молоко, — объяснила ее мать.
Элис ушла, ничего не взяв с собой: ее скрипка лежала на кровати, ее компьютер — старый «Мак» с таким же допотопным корпусом — стоял на столе, а дневник лежал в ногах кровати. Маделин с любопытством открыла его и обнаружила там купюру в 50 фунтов, сложенную вчетверо.
Глаза Эрин засветились нездоровым светом. Было видно, что она упрекает себя за то, что у нее не хватило присутствия духа войти в комнату раньше фараонов.
«Плохой признак, — сказала себе Маделин. — Если девушка убежала, то она не оставила бы дома такую сумму».
Группа, которую она вызвала, только что приехала. Маделин попросила экспертов прочесать дом под гребенку, и те, вооружившись пинцетами, скальпелями и измерительными приборами, начали просеивать множество образцов, которые один за другим укладывались в герметичные пакеты. Пока все эти люди собирали основные вещественные доказательства, Маделин открыла дневник, в котором девочка-подросток записывала домашние задания: ее отметки были превосходными, а замечания учителей — исключительно хвалебными.
Элис построила некую цитадель культуры, чтобы оградить себя от повседневной грязи. Образование и знания, словно щит, защищали ее от насилия, страха и посредственности…
Пять полицейских машин стояли сейчас в районе Фарм-Хилл-роуд. Маделин обменялась несколькими словами с начальником группы экспертов, который заверил ее, что нашел достаточно волос на расческе Элис, чтобы получить качественные образцы ДНК.
Маделин оперлась о капот машины и закурила сигарету, пристально глядя на фотографию Элис. Это была красивая девочка, высокая, тонкая, и выглядела она старше своего возраста. Ее лицо было полупрозрачным, подчеркнутым редкими веснушками, выдававшими ее ирландское происхождение. Миндалевидные глаза серо-зеленого цвета напоминали портреты Модильяни. Во взгляде читалась сильная усталость, а также четкое желание скрыть свою красоту, что, наверное, было связано с пониманием того, что в том мире, где она вынуждена жить, красота может принести больше проблем, чем приятных моментов.
Да и как было надеяться на будущее, если изначальные условия жизни были столь непростыми? Как можно было вырасти в этом мелководье, не сойдя с ума от всех этих наркоманов и недоумков?
«Может быть, ты все-таки сбежала? — мысленно спросила Маделин у Элис. — Может быть, ты оставила этот гнилой квартал, где водятся одни лишь подонки? Может быть, ты захотела скрыться от дебильной матери, которая даже не в состоянии сказать тебе, кто твой отец?»
Но Маделин не верила в этот сценарий. Элис, похоже, была девочкой умной и организованной. Бежать из города? Отлично. Но куда? С кем? И что там делать?
Она зажгла новую сигарету от предыдущей.
Комната Элис возбудила в ней воспоминания о своей собственной истории. Как и у девяноста девяти процентов детей, воспитанных в ее квартале, детство Маделин проходило в атмосфере вечных депрессий матери и выходок отца, зацикленного на бутылке. Будучи подростком, она поклялась, что сбежит от этой катастрофы, чтобы попытать счастья где-нибудь в другом месте. Ее мечтой было поселиться в Париже. Она хорошо училась и сдала экзамены по праву, но потом реальность квартала захватила ее, и она стала полицейским, быстро поднявшись по служебной лестнице, но по-прежнему оставаясь словно приклеенной к унынию и серости района Читэм-Бридж.
Маделин не жаловалась на свою судьбу, напротив — она любила работу, потому что в ней был смысл: искоренять преступность, позволять семьям оплакивать своих близких, ловя убийц, спасать человеческие жизни. Конечно, это было не всегда легко. Здесь, как и в других местах, копы пребывали в глубоко тягостном настроении. Мало того, что они не чувствовали уважения, но их статус вызывал одни лишь оскорбления и угрозы. В общем, это была повсеместная реальность, но в таких кварталах, как Читэм-Бридж, все это чувствовалось еще сильнее. Ее коллеги здесь скрывали свою профессию и просили соседей и детей делать то же самое в школе. Люди любили копов в полицейских сериалах, но им было плевать на тех, кто работал в их квартале… В результате приходилось жить в постоянном стрессе, выдерживать враждебность населения и отсутствие какого-либо интереса со стороны начальства. Нужно было принять, что твою машину могут забросать камнями, и соглашаться на технику словно из другой эпохи: многие машины не имели даже радио, а некоторые компьютеры все еще не шли дальше Пентиума II…
Порой приходилось очень трудно, особенно когда внутри все переворачивалось от абсурдности всех этих ДТП со смертельным исходом, от страданий избитых женщин, от ужаса детей, подвергшихся насилию, от боли родных погибших.
Не выдерживая мрачных мыслей и жизни под напряжением, некоторые в итоге ломались. В прошлом году коп из ее отряда не выдержал и хлопнул в момент задержания без видимых на то причин одного преступного туза, а шесть месяцев назад молодой стажер покончил с собой из табельного оружия прямо в комиссариате.
- Предыдущая
- 22/68
- Следующая
