По дорогам прошлого - Грусланов Владимир Николаевич - Страница 29

• Предыдущая
• 29/37
• Следующая

…Время шло, жизнь налаживалась, но свергнутые Октябрьской революцией банкиры, помещики и заводчики не хотели смириться. Они призвали на помощь иностранных капиталистов. Отовсюду поползли на Страну Советов чужеземные войска. Началась интервенция, а вместе с нею гражданская война.

— Пришла, брат, пора защищать отечество! — сказали Симачеву товарищи летом тысяча девятьсот восемнадцатого года.

А через неделю Симачев шагал с Первым Болотовским пехотным партизанским полком на станцию к теплушкам. Полк рабочих добровольцев отправлялся на Южный фронт, к Царицыну. Вел их матрос Балтийского флота Иван Писарев.

Служил Писарев минером на славном крейсере «Олег».

29 октября 1917 года крейсер, по вызову В. И. Ленина, пришел в Петроград. Разгромив контрреволюцию в Петрограде, балтийские моряки отправились добивать ее на Дону. Писарев вызвался собрать у себя в поселке при станции Бологое отряд бойцов из рабочих-железнодорожников и поехать с ним на Южный фронт. Ему дали мандат и отпустили. Вернулся он в свой поселок и кликнул клич сходиться всем в партизанский отряд, выступать против белых.

Уже ближе к фронту, на вокзале в Орле, разговорился Симачев с забинтованными солдатами — раненными в недавних боях под Царицыном. Они ехали с фронта на поправку.

— Все бы ничего, — говорил не молодой уже дядька в затрепанных гимнастерке и шароварах, — Жмет, проклятый, конницей. Покоя не дает. Вся кавалерия, почитай, у белых!

Защитного цвета фуражка с таким же козырьком едва держалась на перевязанной бинтами голове солдата. Над козырьком, на выцветшем околыше, выделялся след от старой, царского времени, кокарды.

Задумался Симачев. Вспомнил учебный плац под Петроградом, свою короткую службу в гусарах, захотелось ему сесть на коня и с саблей в руке, перегнувшись через луку седла, рубить на скаку вражьи головы.

Поговорил он с командиром полка. Тот поначалу и слушать не хотел.

— Я с ротным надумал тебя в полковую разведку определить, а ты — наутек.

С трудом согласился отпустить Симачева из полка.

Симачев пересел на коня. Он попал к Буденному.

— Гусар, говоришь? — поглядел с недоверием на Симачева командир Первого крестьянского социалистического кавалерийского полка Буденный. — Из каких будешь? По батьке? — спросил он.

— Слесарь-паровозник!

Тревожные морщинки у переносицы Буденного разошлись. Он усмехнулся и, еще раз оглядев Симачева с ног до головы, одобрительно крякнул.

— Ока Иваныч! — окликнул он командира с черными усиками на скуластом лице. — Как думаешь? Паровозники-гусары нужны нам?

— Дело покажет, Семен Михалыч! И паровозники понадобятся в бою, и гусары сгодятся, ежели рубаки настоящие! — ответил солидно Ока Иванович.

Это был Городовиков, друг и сподвижник Буденного, казак, уроженец Сальских степей.

— Берем тебя с испытательным сроком до первого дела, — сказал Буденный.

Месяца через три после того, как Симачев попал к Буденному, полк вырос в кавалерийскую бригаду.

Однажды эскадрон красных кавалеристов скакал по степи с заданием разведать силы белых. Где-то в хвосте на лихом дончаке поспешал за товарищами Симачев.

Вдруг передние всадники сбавили ход, потом затоптались на месте, покричали, пошумели и неожиданно для Симачева вихрем развернулись в линию — казачью лаву.

Симачев (товарищи по эскадрону называли его уже по-своему: Симаченко) не хотел отставать, шпорил конька, тот скакал все быстрей и быстрей. Не успел седок оглянуться, как оказался впереди всех.

Глядит, а напротив, в двухстах шагах, несутся навстречу белые. А перед ними, тоже далеко впереди, на коне, казачина. Из-под заломленной набок шапки с белой лентой наискосок смоляной чуб кольцом завился. Черная с проседью бородища — ниже пояса.

Сажен двадцать до того казака.

Растерялся Симаченко. Не разобрался попервоначалу, что с ним. Слышит, позади товарищи скачут, подбадривают:

— Руби его, гада!

Понял Симаченко, куда он вылетел на своем скакуне. На смертный поединок.

Взглянул на казака — гладкий, в плечах широкий, рожа как у медведя, вся шерстью заросла.

«Ну, — подумал, — куда мне против такого вельзевула!»

Подумал и разозлился.

Приподнявшись в стременах еще выше, Симаченко стремительно понесся навстречу казаку.

А в ушах звенели голоса товарищей:

— Давай, давай его, Симак!

Казак, размахивая клинком, так же молча, без единого слова, мчался на бывшего гусара.

Вот они встретились.

Симаченко ударил казака наотмашь, слева направо и пошатнулся в седле от нестерпимой боли в правой руке.

Старый казак ловко подставил свой клинок плашмя под удар красного конника. Вся сила удара отозвалась на самом Симаченко.

Его рука обмякла. Он не мог поднять ее. Шашка повисла на кожаном темляке.

— Конец! — сорвалось с губ Симаченки.

Дончак под ним отпрыгнул в сторону. Казак перегнулся в седле, но не дотянулся до буденовца, развернул коня и…

Но в этот миг рука у Симаченки стала легкой-легкой. Она сама собой рванулась кверху. Взмах — и казак о разрубленной головой свалился с коня. Его ноги запутались в стременах. Конь остановился.

— Симак! Симак! — кричали товарищи, врубаясь в линию белых.

Что было дальше — Симаченко не помнил.

Рубились.

Белые не выдержали, повернули коней и, оставив на поле зарубленных, помчались к тянувшемуся неподалеку леску.

Отогнав их до балки у самой опушки леса, буденовцы вернулись к месту побоища. Подобрали раненых и, прихватив в поводья осиротевших коней, повернули к своим.

На заводном коне[6] лежало перекинутое через седло тело убитого командира эскадрона. Кони шли медленно. Люди молчали.

В тот день бойцы избрали Симаченко командиром эскадрона.

— Знатно рубится гусар! — сказали они.

Должность командира эскадрона закрепилась за ним.

Так со своим эскадроном от Царицына к Воронежу, от Воронежа к Ростову, а там на Дону и Кубани сражался Симаченко с белыми, пока не опрокинули их в Черное море.

У города Майкопа стали буденовцы на отдых.

В жарких сечах с белыми кавалерийская бригада Буденного выросла в дивизию, потом в корпус и, наконец, поздней осенью девятнадцатого года — в Первую конную армию.

Тысяча девятьсот двадцатый год…

Первая конная армия Буденного была уже далеко от берега Черного моря. Полк Особой кавалерийской бригады располагался на хуторе возле украинского города Умани.

Командир полка Симаченко сидел на завалинке маленького домика. В руках он держал газету.

«Красный кавалерист. Армейская газета Первой конной» — значилось на первом листе.

Перед командиром, кто лежа, со стебельком сладкой травинки в зубах, кто сидя, протирая пазы кинжала, расположились бойцы.

Симаченко читал вслух обращение к конникам комиссара Одиннадцатой кавалерийской дивизии.

Май на Украине, знойный, с пахучими травами, с ароматами яблоневых садов, мало чем отличался от апреля под Майкопом на Кавказе, за тысячу километров отсюда, где полтора месяца назад стояли на отдыхе полки Первой конной.

Правда, травы здесь погуще, сады подушистей, но все же и май — не апрель.

Симаченко читал:

• Предыдущая
• 29/37
• Следующая