Сказки цыган СССР - Друц Ефим Адольфович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/112
• Следующая

Мы недаром остановили внимание читателей на профессиональной деятельности семьи Ездовских. Сколько раз при возникновении тех или иных эстрадных ансамблей последние пытались претендовать на название «фольклорных», но в подавляющем большинстве случаев этого наименования не оправдывали. Такая беда коснулась и цыганских коллективов, хотя и в меньшей мере. Все-таки цыганские артисты оказались более органично связаны с народным творчеством. И хотя фольклор, исполняемый с эстрады, значительно отличается от фольклора, имеющего хождение в быту, тем не менее благодаря творчеству лучших исполнителей удалось и сохранить на эстраде народную манеру пения, и создать своеобразный «фольклорный блок» песен, имеющийся ныне в репертуаре практически любого цыганского эстрадного певца. Остается лишь сожалеть, что он невелик по объему, хотя запас цыганского фольклора поистине грандиозен. Поэтому при возникновении фольклорного цыганского коллектива нас каждый раз волнуют одни и те же вопросы: знают ли исполнители свой фольклор, органична ли их связь с народным творчеством? В случае с коллективом П. И. Ездовского на оба эти вопроса смело можно дать утвердительный ответ.

Собственно говоря, Ездовских выдвинула на эстраду сама народная среда, и высокий творческий уровень каждого исполнителя основывается исключительно на таланте и природных данных. Подобный путь цыган в искусство вовсе не оригинален, скорее даже он характерен и естествен. Вместе с тем в различных городах нашей страны сейчас можно увидеть многочисленные цыганские артистические династии, в которых, особенно в последнее время, можно заметить тяготение не столько к традиционной передаче навыков народного пения, сколько к классической школе вокала. Отнюдь не желая противопоставлять эти два пути в искусстве, скажем, что нам все-таки ближе первый – как более органичный по отношению к предмету исполнения.

Мы порой поражались, как легко и абсолютно безболезненно многие цыганские артисты после нескольких (порой многих) лет работы на эстраде становились жителями табора, цыганского поселка со всеми вытекающими отсюда последствиями. С той же легкостью происходят и обратные процессы Вспоминается эпизод, когда жители Сусанино (под Ленинградом) говорили нам: «Была бы нужда – завтра же собрали бы хоть три цыганских ансамбля». И это были не пустые слова.

Возвратимся же к семье Ездовских. Они – сибирские цыгане. Собственно говори, сибирские цыгане – те же «русские». «Освоение» цыганами Сибири началось, по-видимому, одновременно с появлением севернорусских цыган на территории России, т. е с начала XVIII в. Излюбленные места проживания сибирских цыган – промышленное Зауралье, крупные центры Западной Сибири и южнее – Кузбасс и Кемеровская область Однако живут они и восточнее, вплоть до Дальнего Востока. В суровых условиях Сибири цыгане были вынуждены в своем большинстве придерживаться оседлого образа жизни, хотя многие из них кочевали. Кочевье всегда носило сезонный характер, причем таборы собирались, как правило, небольшие, до десяти цыганских семей. В тяжелые послевоенные годы приходилось кочевать и семье Ездовских, хотя кочевье знакомо только старшему поколению этой семьи. В семье Ездовских прекрасно знают и народные песни, и сказки. Они стали как бы частью их жизни.

Здесь есть смысл несколько остановиться на условиях бытования цыганских сказок. Зная их, можно ощутить самую суть цыганского фольклора, увидеть его стилистические, жанровые особенности, понять причины наличия в нем каких-то излюбленных сюжетов.

Таборная жизнь отнюдь не означает ежедневного и постоянного движения. Кочевой путь предполагает многочисленные остановки, порой довольно продолжительные, особенно если табор специализируется на каком-то ремесленном труде. Разумеется, каждый вечер табор неизменно прекращает движение и останавливается. Традиционно цыгане ложатся спать очень поздно, нередко их посиделки у костра длятся до самого рассвета. Встают же цыгане обычно тоже поздно и начинают свой день не ранее десяти-одиниадцати часов. Во время этих вечерних, переходящих на ночь бдений в центре внимания находятся люди, обладающие даром умелого рассказчика. Сидя у костра и обсуждая прожитый день, цыгане нередко перемежают беседу различными случаями из жизни, в которых легко заметить многочисленные фантастические моменты. Собственно, тут-то и возникает та самая быличка, бывальщина, которая потом при передаче от информатора к информатору обрастает новыми фантастическими подробностями, якобы из собственного опыта рассказчика. Таких звеньев может быть несколько. Происходят как бы два противоположных процесса: с одной стороны, быличка клишируется, сводится к привычным персонажам фольклора, становится проще для понимания, обобщается; с другой – сказка как бы наполняется поэзией: отшлифовывается слово, усложняется сюжет, происходит жанровая конкретизация, выявляется нравственная суть повествования (а иначе быличка теряет драматургический стержень). В цыганской среде фольклор развивается и поныне в отличие от многих других народов.

Немалое место занимает сказка в некоторых цыганских традициях и обрядах, например во время похорон. У русских цыган, придерживающихся православия, отпевание и похороны происходят на третий день после смерти. В течение всего этого времени семья покойного должна находиться при гробе с телом усопшего. В последнюю же ночь, накануне похорон, с покойным прощаются и родственники, и ближайшее окружение. Если женщины при этом находятся непосредственно возле гроба, то мужчины собираются неподалеку и коротают время в бесконечных разговорах, среди которых важное место отводится сказкам и быличкам, занимающим большое место в цыганском фольклоре.

Поскольку в реальность описываемых событий рассказчик былички твердо верит, следовательно, все персонажи быличек, включая и фантастические, обычно имеют знакомый для глаз образ человека, животного или растения, т. е. такой, в который легко поверить. Так, у цыган вэшитко – «лесовой» – старик с седой бородой до пояса, одетый в простую крестьянскую одежду. Домовой – тоже человек. Даже если фантазия делает из него некоего гномика, то все равно черты его человеческие. Спорники, т. е. существа, приносящие удачу, – маленькие дети. Русалка – женщина, причем вовсе не обязательно с рыбьим хвостом, а, как правило, наоборот, передвигается на ногах. Оживающий мертвец – тоже реальный и какой-то очень «домашний» человек. Не знаешь, что это покойник, и никакого страха нет.

Чем особенно привлекательна быличка? Именно в ней читатель может яснее понять атмосферу народной жизни, поскольку здесь присутствует реалистическое описание быта. В основу сюжета большинства быличек ставится некое жизненное подтверждение какого-либо нравственного закона, какого-либо поверья, связанного с воззрением цыган на природу. В быличках читатели встречаются и с народными приметами, гаданиями, заговорами и т. п. Так, в сказке «Как цыганам клад не дался» (№ 22) в роли вестника клада выступает безмолвная старуха, и, чтобы взять клад, надо ударить ее наотмашь белым платком или кнутом. Целый комплекс народных примет предстает в быличках об оживающих мертвецах. Причем из быличек сибирских цыган мы узнаем и о некоторых своеобычных приметах. Так, например, при встрече с нечистой силой следует перейти дорогу – примета, знакомая читателю еще по книге «Сказки и песни…». Но сибирские цыгане делают уточнение: надо к тому же не показывать спину, пятиться лицом к нечистой силе. В сказках «Как у цыганки сын болел» (№ 20) и «Как цыганка мужа оплакивала» (№ 18) классическая русская формула «Слезами горю не поможешь» трансформируется в более жесткую и, в конечном счете, более действенную формулу «Слезами горе лишь умножишь».

Здесь, как и в книге «Сказки и песни…», дается описание некоторых видов гаданий – на пиковую даму, на рубашку. Из этой книги читатель узнает, что у цыган, как и у русских, бытовало гадание на след брошенной через забор обуви. Как тут не вспомнить строки из баллады Жуковского «Светлана»:

• Предыдущая
• 3/112
• Следующая