История одной смерти, о которой знали заранее - Маркес Габриэль Гарсиа - Страница 6

• Предыдущая
• 6/19
• Следующая

— Вдовец Ксиус, — сказал он ему, — я покупаю у вас дом.

— Он не продается, — ответил вдовец.

— Я покупаю его со всем, что в нем есть.

Вдовец Ксиус в старомодной вежливой манере объяснил ему: все вещи в доме куплены его женой, и чтобы купить их, ей приходилось во многом себе отказывать, так что для него они остаются как бы частью ее самой. «Открыл ему душу, — сказал мне доктор Дионисио Игуаран, который играл с ними в тот вечер. — Убежден, он скорее готов был умереть, чем продать дом, где был счастлив более тридцати лет». И Байардо Сан Роман внял его словам.

— Хорошо, — сказал он. — Тогда продайте мне пустой дом.

Но вдовец сопротивлялся до конца партии. Через три дня, подготовившись получше, Байардо Сан Роман снова сел за домино с вдовцом.

— Вдовец Ксиус, — начал он опять. — Сколько стоит ваш дом?

— У него нет цены.

— Назовите какую угодно.

— Мне очень жаль, Байардо, — сказал вдовец, — но вы, молодые, не понимаете доводов сердца.

Байардо Сан Роман даже не сделал паузы — обдумать.

— Ну, предположим, пять тысяч песо, — сказал он.

— Давайте играть честно, — возразил вдовец с неизменным достоинством. — Столько этот дом не стоит.

— Десять тысяч, — сказал Байардо Сан Роман. — Тотчас же и наличными.

Вдовец посмотрел на него полными слез глазами. «Он плакал от ярости, — сказал мне доктор Дионисио Игуаран, который был не только врачом, но еще и литератором. — Представь себе: такие деньжища — стоит только руку протянуть, — а ты должен говорить нет, и все потому, что пошел на принцип». У вдовца Ксиуса пропал голос, но он без колебаний помотал головой.

— В таком случае сделайте мне последнее одолжение, — сказал Байардо Сан Роман. — Подождите меня тут пять минут.

И на самом деле, через пять минут он вернулся в Общественный клуб со своими украшенными серебром сумками и выложил на стол десять пачек, а в каждой — по тысяче песо; пачки были запечатанные и со штампом государственного банка. Вдовец Ксиус умер два месяца спустя. «От этого и умер, — сказал доктор Дионисио Игуаран. — А был здоровее нас, но, помню, прослушиваешь его и чувствуешь: в самом сердце слезы закипают». Он не только продал дом со всем, что в нем было, но еще и попросил Байардо Сан Романа, чтобы тот выплачивал ему сумму по частям, потому как в утешение ему не оставалось даже сундука, где бы держать такие деньги.

Никто бы никогда не подумал, и разговору такого не было, что Анхела Викарио не девушка. Никто не знал, чтобы у нее прежде был парень, а росла она вместе с сестрами под строгим надзором суровой матери. Даже когда до свадьбы оставалось всего два месяца, Пура Викарио не позволила ей вдвоем с Байардо Сан Романом посмотреть дом, а котором они собирались жить, а сама отправилась с ними и слепого отца захватила: так блюла честь дочери. «Об одном я молила Бога: чтобы он дал мне силы себя убить, — сказала мне Анхела Викарио. — Но он не дал». Она была в такой растерянности, что решила открыться матери, и расстроить свадьбу, но тут две надежные подружки, которые помогали ей мастерить из тряпок цветы, отговорили ее от этого благого намерения. «Я пошла у них на поводу, — рассказала она мне, — они доказывали, что прекрасно разбираются в мужских повадках». Они уверяли, что почти все женщины еще в детстве, за играми, по несчастной случайности теряют невинность. И твердили, что даже самые несговорчивые мужья смиряются с чем угодно — лишь бы никто об этом не знал. И в конце концов убедили ее, что большинство мужчин в первую брачную ночь, когда доходит до дела, так пугаются, что ни на что не способны без помощи женщины и в решающий момент просто не отвечают за свои действия. «А верят только одному — тому, что видят на простыне», — говорили они ей. И научили перенятым от повитух уловкам — как притвориться, что сокровище не потеряно, и на следующее после свадьбы утро вывесить у себя во дворике на обозрение льняную простыню с пятном чести.

С этой надеждой она пошла под венец. А Байардо Сан Роман, должно быть, женился в надежде ценою невиданного могущества и богатства купить счастье, ибо, чем дальше строил он планы предстоящей свадьбы, тем более бредовые идеи одолевали его — как сделать праздник еще грандиознее. Когда стало известно о прибытии епископа, он даже хотел отложить свадьбу на день, чтобы тот обвенчал их, но Анхела Викарио уперлась. «По правде говоря, — сказала она мне, — не хотелось благословения от человека, который отрезает на суп от петухов одни гребешки, а остальное выбрасывает на помойку». Но и без епископского благословения празднество так развернулось, что им трудно было управлять — даже самому Байардо Сан Роману это оказалось не по силам, — оно вышло из-под его контроля и превратилось в общегородское торжество.

Генерал Петронио Сан Роман с семьей на этот раз прибыли на церемониальном пароходе Национального конгресса, который стоял у мола до конца праздника, вместе с ними приехало много знатных людей, но их в сумятице не заметили среди множества новых лиц. Нанесли столько подарков, что пришлось специально отделывать заброшенное помещение старой электростанции и там выставить самые замечательные, а остальные сразу отнести в бывший дом вдовца Ксиуса, который был готов принять молодоженов. Жениху подарили автомобиль с откидным верхом, под заводской маркой готическими буквами было выгравировано имя новобрачного. Невесте подарили футляр со столовыми приборами из чистого золота на двадцать четыре персоны. На свадьбу пригласили группу танцоров и два оркестра, исполнявшие вальсы, которые никак не вплетались в разноголосицу местных оркестриков и бессчетных аккордеонистов, слетевшихся на разгульное веселье.

Семья Викарио жила в скромном доме с кирпичными стенами и крытой пальмовыми ветвями крышей с двумя слуховыми окнами, через которые ласточки в январе забирались выводить птенцов. Терраса на фасаде почти вся была заставлена цветочными горшками, а в большом дворе росло множество деревьев и вольно гуляли куры. В глубине двора близнецы устроили загон для поросят: был там и камень для забоя свиней, и стол для разделки туш, — это стало главным источником семейных доходов после того, как Понсио Викарио, отцу, отказали глаза. Дело завел Педро Викарио, но когда его забрали на военную службу, вместо него брат обучился мясницкому ремеслу.

В доме едва хватало места для самой семьи. И потому старшие сестры, почувствовав, какой размах примет праздник, хотели снять для этой цели какой-нибудь дом. «Представляешь, — сказала мне Анхела Викарио, — они подумывали о доме Пласиды Линеро, но, к счастью, родители заупрямились, сказали, пусть наши дочери выходят замуж в нашем курятнике или вообще не выходят». В конце концов, покрасили дом в прежний желтый цвет, подправили двери и привели в порядок полы, так что, насколько возможно, он принял вполне пристойный для такой шумной свадьбы вид. Близнецы нашли для своих поросят другое помещение, вычистили и засыпали загон негашеной известью, но все равно видно было, что места не хватит. Кончилось тем, что стараниями Байардо Сан Романа снесли дворовую ограду и попросили разрешения устроить танцы в соседских домах, а в тени тамариндовых деревьев сколотили длинные столы, за которыми можно было посидеть и закусить.

Единственное непредвиденное волнение в утро свадебного дня доставил им жених — явился за Анхелой Викарио с опозданием на два часа, а она, пока его не увидела, не желала надевать подвенечный наряд. «Знаешь, — сказала она мне, — я бы даже обрадовалась, если бы он не пришел, но только бы не бросил обряженной». Ее предосторожность показалась вполне естественной, поскольку большей беды и позора для женщины, чем оказаться брошенной в подвенечном наряде, не бывает. А то, что Анхела Викарио, не будучи девушкой, решилась надеть фату с флердоранжем, было истолковано впоследствии как надругательство над символом непорочности. Моя мать, единственная, сочла ее поступок мужественным: Анхела до конца играла краплеными картами со всеми вытекающими из этого последствиями. «В те времена, — объяснила мне мать, — Бог понимал такие вещи». А вот какими картами играл Байардо Сан Роман — никто до последнего момента не знал. С той минуты, как он в конце концов появился в сюртуке и цилиндре, и до той, когда вместе с предметом своих душевных бурь сбежал с танцев, он выглядел образцово-счастливым женихом.

• Предыдущая
• 6/19
• Следующая