Mon AGENT или История забывшего прошлое шпиона - Мелехов Андрей Михайлович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/110
• Следующая

— Что ж, хорошо хоть на жидкое мыло не позарился!

Дознаватель и Хлорофос переглянулись и, не выдержав, от души рассмеялись. Десантник покраснел ещё больше и, не поднимая глаз, ответил:

— Да нет, товарищ Полковник, мыло я отстирал ещё в самолёте!

Командир экспедиции только покачал головой, с трудом пытаясь не присоединиться к истерическому смеху своих подчинённых. В дверь позвонили. Полковник поднял руку, успокаивая обитателей конспиративной квартиры, и открыл дверь. В прихожей появился симпатичный и улыбчивый пожилой мулат с аккуратными седыми кучеряшками, чем-то похожий на Нельсона Манделу.

— Bon Dia![8] — сказал он по-португальски, а затем повторил приветствие на английском.

— Позвольте представить моего хорошего знакомого Детектива! Мы впервые встретились на его Родине — в Анголе. Он хорошо себе представляет, с чем нам скорее всего придётся иметь дело.

После процедуры знакомства Детектив с улыбкой кивнул узнавшему его Хлорофосу и внимательно посмотрел на Десантника. Тот, ожидая очередного вопроса о слоне в зоопарке, ответил вызывающим взглядом. Информатор ГРУ по кличке «Пророк», однако, решил промолчать. В конце концов, может, у русских именно так и полагалось — ходить в одежде с подозрительными пятнами?

Прибывшая в тот же день в Лондон профессор Мари для начала, как и положено любой попавшей в этот город женщине, посетила основные места поклонения идолу магазинной страсти «Хэрродс» и Оксфорд-стрит. После этого она решила отдохнуть и спустилась в гостиничный бар. Прокуренное помещение было наполнено парферналией, относящейся к игре в поло. Окна бара выходили на статую Св. Марии с младенцем, у которого несколько предосудительно и вызывающе выпирал орган, обычно скрываемый одеждой. Мари присела к стойке, заказала бокал вина и, положив перед собой копию древнего документа, в который раз за последние дни погрузилась в его изучение.

Документ был найден в «городе Солнца» — остатках древней столицы религиозного революционера фараона Эхнатона. Этот египетский царь попытался отменить множество богов предков и заменить их поклонением одному-единственному божеству — Богу Солнца. Столица, возведённая на ровном как стол пустынном плато в двухстах километрах к югу от нынешнего Каира — между Средним и Верхним Египтом, — не простояла долго. Смерть Эхнатона, реставрация старой религиозной системы, репрессии и изгнание жителей — всё это, да ещё суровый климат, превратили великолепные здания, возведённые в рекордные даже по нынешним временам сроки, в глиняный прах. Немногие из них — построенные из песчаника — разобрали, а строительные блоки использовали для возведения храмов, посвящённых традиционным божествам. Английская археологическая экспедиция, использовавшая новые методики сканирования, обнаружила, что один из таких блоков был полым изнутри и что в нём находился металлический сосуд.

После долгих переговоров с египетскими бюрократами — потомки разрушителей древнеегипетской цивилизации сегодня считают себя её наследниками и хранителями — члены экспедиции с огромным волнением разобрали стену и вскрыли каменную глыбу. Там обнаружилась герметичная бронзовая капсула. На позеленевшей от окислов поверхности изумлённые исследователи обнаружили не только египетские картуши, но и надписи на арамейском языке. Эта версия арамейского оказалась настолько древней, что никто из специалистов сначала не смог расшифровать их значение. Лишь использовав разработанную с помощью Агентства Национальной Безопасности США компьютерную программу, учёные смогли определить, что надписи были призваны предупредить нашедших капсулу о серьёзных проблемах, могущих возникнуть при попытке её вскрыть. Проблемы эти варьировались от страшной кожной болезни до вечного мучения в месте, по описаниям напоминавшее то ли один из кругов Ада, то ли угольные шахты в Сибири. Стало понятно: что бы ни хранилось в бронзовом сосуде, имело немалую историческую ценность. Рентгеновское обследование показало, что внутри, видимо, находился документ из пергамента. Если бы это оказалось правдой, то он мог стать самым древним сохранившимся письменным памятником из подобного материала. После дополнительных изматывающих душу переговоров с местными бюрократами и неизбежного «бакшиша» англичанам под немалый денежный залог позволили вывезти капсулу для вскрытия в специальной лаборатории Британского музея. Бронзовый сосуд открыли в наполненной инертным газом камере, напоминающей те, в которых работают с особенно опасными вирусами и отравляющими веществами. В полной тишине, прерываемой лишь взволнованным дыханием исследователей, руки в резиновых перчатках, вмонтированных в толстую стеклянную стенку, мучительно долго производили все необходимые манипуляции с алмазной пилой и прочими механическими приспособлениями. Наконец чисто срезанная крышка, за многие тысячи лет намертво прикипевшая к стенкам капсулы, отпала, глухо ударившись о дно камеры. Все присутствовавшие всё так же молча переглянулись.

Два резиновых пальца погрузились в цилиндрический сосуд и всё так же медленно извлекли из него свёрнутый в трубку документ с хорошо сохранившейся восковой печатью. На печати можно было легко разобрать египетский картуш, ранее виденный лишь двумя смертными, ныне живущими на Земле.

Один из них — наша героиня Мари — сейчас, наморщив лоб, смотрел на фотографическую копию документа, способного стать сенсацией почище древней библиотеки, найденной в середине 40-х годов XX века в Кумране. Чудовищно архаичный арамейский язык пергамента, найденного в капсуле, с трудом поддавался прочтению. Несмотря на прекрасное качество хорошо сохранившегося текста, некоторые слова, казалось, не имели смысла, а иные были просто неизвестны современным лингвистам. Лишь несколько людей во всём цивилизованном мире обладали квалификацией, теоретически позволявшей прочитать древний текст. Один из них работал в музее естественной истории в Нью-Йорке, двое — в Лондоне и двое — в Санкт-Петербурге. Никто из них, однако, не смог продвинуться далее определения жанра документа. Все они согласились, что он был чем-то средним между завещанием и пророчеством. В остальном же мировые лингвистические светила лишь с глубочайшим сожалением признали свою беспомощность. Русские посетовали на то, что их учитель — академик, выдающийся египтолог, лауреат Ленинской премии и знаток древних языков — умер ещё в советские времена. По антинаучным слухам, усиленно и, как всегда в таких случаях, безуспешно подавлявшимся властями, последним научным проектом академика стала расшифровка папируса, посвящённого добровольному уходу из жизни. После окончания работы выдающийся учёный, как и было предписано в древнем трактате, лёг в один из музейных саркофагов, прочитал вслух рукопись египтян и… умер. На спокойном лице покойного осталась удовлетворённая улыбка в последний раз оказавшегося правым исследователя. С тех пор немедленно изъятый документ находился в том же секретном месте, что и предсмертные признания Сталина, имена настоящих убийц Кеннеди и заспиртованные останки инопланетян. По мнению специалистов из Санкт-Петербургского университета, только их покойный кумир мог разгадать тайну пророчества, начертанного чернилами органического происхождения на пергаменте из шкуры пока не определённого животного. Но они ошибались. Сидевшая в полном сигарного дыма лондонском баре красивая сероглазая женщина обладала способностями, которые даруются Высшим Существом только тем, кого оно решило облагодетельствовать или погубить.

По-детски шевеля губами, Мари читала документ в девятый раз, когда произошло чудо и всё, изображённое на таинственном пергаменте, вдруг связалось в единое целое, непонятные слова неожиданно получили смысл и сложились в ставшие понятными строчки. Мари засмеялась от радости и даже — что она по старой памяти делала чрезвычайно редко — мысленно поблагодарила Бога за своевременную помощь. «Потомку пастуха, произошедшему от сожительства с египетской рабыней… Познавшему ненависть к избранному народу… Разрушителю новой Вавилонской башни…» — читала она первую часть пророчества. Ей по-прежнему предстояло расшифровать, кем же мог быть этот загадочный ишмаэлит — потомок Авраама, выгнавшего в пустыню любовницу-рабыню с маленьким сыном, — но уже было гораздо легче! «Когда Земля приблизится к Красной планете, когда сын дракона увидит блеск звёзд, когда два колена Прародителя решат, что они должны возлюбить друг друга…» — Мари забыла про запотевший бокал белого вина на стойке и, не отрываясь, проглатывала вдруг ставшее понятным содержимое рукописи. Она не сразу поняла, что ей что-то мешает, и в раздражении прислушалась к разговору пары, расположившейся по соседству.

• Предыдущая
• 28/110
• Следующая