Нарский Шакал - Марко Джон - Страница 114

• Предыдущая
• 114/196
• Следующая

— Это очень длинная история, — вздохнул граф. Он обнял Никабара за плечи и повел к замку. — Пойдем. Здесь слишком много посторонних ушей.

Адмирал не стал возражать, позволив собрату-нарцу вести себя. По дороге Бьяджио поведал ему о недавних событиях в Арамуре и Талистане: о том, как Ричиус Вентран их предал и как Блэквуду Гейлу было поручено взять на себя его миссию. Никабар выслушал графа не перебивая. Узнав о плохом состоянии Аркуса, он мрачно кивнул.

— Именно поэтому я и направлялся в Нар. Я услышал о состоянии императора. И решил, что мои известия о Лиссе его ободрят.

Бьяджио изумленно поднял брови.

— Так они побеждены? Наконец-то!

— Почти, — с гордостью объявил Никабар. — Они прекратили оказывать нам сопротивление и атаковать. Думаю, их шхунам пришел конец.

Бьяджио весьма деликатно отвел взгляд.

— Мой друг, не обижайся… Никабар притормозил и нахмурился.

— Я не ошибся, Ренато. На этот раз — нет. Говорю тебе — они у меня в руках. Лисс падет в ближайший месяц. Даю слово. Мне нужно только получить добро от императора — и я их прикончу. Если он даст мне приказ, я сам отвезу его полюбоваться на их гибель.

— Так вот зачем ты направлялся в Нар? — рассмеялся Бьяджио. — Покрасоваться перед Аркусом? Император не в состоянии куда-либо ехать, Данар, и ты это знаешь. Право, ну что за глупая мысль!

— Неужели? А мне казалось, Аркусу эта новость пойдет на пользу. Может быть, она придаст ему больше жизни, чем эти проклятые снадобья.

Бьяджио упреждающе поднял палец.

— Слушай меня. Я вызвал тебя сюда не затем, чтобы спорить. Ты мне нужен, Данар. Ты нужен Аркусу.

— Для чего? — нетерпеливо осведомился Никабар. — У меня дела…

— Перестань. Твои дела в Лиссе закончены. По крайней мере пока.

Адмирал стал белый как полотно.

— Что?…

— Мне нужны твои корабли, Данар. Это важно.

— Для чего? — зарычал Никабар. — Лисс покорен, слышишь, что я тебе говорю? Еще месяц, и…

— Еще месяц — это слишком долго, — заявил Бьяджио. — Твои корабли нужны мне немедленно. Надо, чтобы они занялись высадкой войск в Люсел-Лоре.

— Нет! — совсем ошалел Никабар. — Мои дредноуты — не грузовые баржи! Это военные корабли! Я такого не допущу!

Бьяджио с трудом удержался, чтобы не вспылить.

— Блэквуд направляется со своими всадниками в Люсел-Лор. Я уже вызвал из Черного Города один легион и послал его следом за ним. Но это пехота, Данар. Им придется брать Экл-Най, а потом долину Дринг. Для того чтобы покорить таким образом весь Люсел-Лор, им может понадобиться целая вечность. Нам нужны войска на всей территории, чтобы они захватывали военачальников одновременно, не давая им объединить силы. А для этого мне нужны корабли.

— У меня уже есть задание, Ренато, — упрямился Никабар. — Захватить Лисс.

— Я меняю тебе задание.

— Ты не адмирал флота! Кто ты такой, чтобы менять мне задание?

Вопрос был абсурден, и Бьяджио сразу заметил, что Никабар о нем сожалеет.

— Ты — мой хороший друг, Данар. Я не слышал этого вопроса.

Данар Никабар покорно склонил голову. Он был командующим Черным флотом, одним из самых высокопоставленных военачальников империи, — но это звание не шло ни в какое сравнение с тем влиянием, которое имел на Аркуса Бьяджио. Если не считать епископа Эррита — человека, который обладал некой магической властью над Аркусом, — Ренато Бьяджио был явным фаворитом императора, и ему не требовалась императорская печать, дабы изменить курс флота.

— Я хорошо понимаю, о чем прошу, Данар, — добавил граф. — Я понимаю: ты считаешь, что на карту ставится твоя честь. Но если ты не ошибаешься относительно Лисса, они никуда от тебя не денутся.

Никабар закрыл глаза и заскрипел зубами.

— Они могут восстановить свой флот. Если снять блокаду…

— Они подождут. А покорение Люсел-Лора важнее. Земли трийцев слишком обширны, чтобы их можно было завоевать, вводя войска только по дороге Сакцен. Нам нужен твой флот, Данар. Чтобы найти их магию вовремя и помочь Аркусу, нам нужно высадить войска по всему континенту.

— Мы все когда-нибудь умрем, мой друг, — сказал Никабар. — Даже Аркус.

— Нет, Аркус не может умереть! Он бессмертен. Он будет жить вечно. Как и его Черный Ренессанс. — Граф Бьяджио печально улыбнулся. — Мы об этом позаботимся, Данар. Мы с тобой — и Блэквуд Гейл.

— Гейл — трус и шут, — презрительно уронил Никабар. — Тебе не следовало поручать ему нечто особо важное.

— У меня не было выбора. Этот мальчишка Вентран нас предал, так что, кроме Блэквуда Гейла, у меня никого не оказалось.

Никабар постучал пальцем по лбу Бьяджио.

— Теряешь форму, старик. Разве я не предостерегал тебя относительно Вентрана?

— Предостерегал, — признался граф. — А я пытался предостеречь Аркуса. Но было уже слишком поздно.

— И теперь он всех нас одурачил! — расхохотался Никабар. — Бедный мой Ренато! Интересно, как все это примет Аркус? А Эррит? О, не сомневаюсь, епископ хорошенько повеселится на твой счет. Правда?

Бьяджио закрыл глаза, и перед его мысленным взором предстал Ричиус Вентран.

— Возможно, мальчишка выиграл один бой, Данар, но не войну. Я уже отправил к нему его жену с весточкой. Когда он ее получит, он поймет, каково шутить с графом Бьяджио.

После казада прошло уже три дня — а Ричиус все еще ждал встречи с Тарном.

Он проводил долгие часы в созерцании крепости и горы, на которой она была построена, и изливал бессильную досаду на страницах дневника. Вечером праздничного дня ему отвели апартаменты — скудно обставленную комнату в северной башне, неподалеку от комнаты Люсилера. Окно выходило на океан, так что он мог работать при свете луны. Триец почти все время отсутствовал, выполняя какие-то поручения или по каким-то другим таинственным делам, предоставляя Ричиусу бродить по Фалиндару без сопровождения.

После праздника в цитадели стало удивительно тихо. В коридорах больше не толпились пилигримы — там остались только бездомные крестьяне с выводками детей, но все они собирались на первом этаже и никогда не отваживались подниматься столь высоко, чтобы до Ричиуса доносились посторонние звуки. Те немногие слова, которые он слышал от воинов или прислуги, ему все равно были непонятны, но время от времени он улавливал имя «Тарн» и начинал гадать, как живется господину Фалиндара.

Он не сомневался в том, что на одежде появившейся на пиру трийки были пятна крови. Люсилер отрицал это, но Ричиус ему не верил. В цитадели происходило нечто удручающее и достаточно серьезное, чтобы помешать Тарну обратиться к тем людям, которые пришли в Фалиндар его слушать. Ричиус мог только предположить, что болеет Дьяна. Он умолял Люсилера сказать ему хоть что-нибудь, но его друг отделывался только очевидной ложью и уверял его, будто все в порядке. И Ричиус продолжал тревожиться. Ему было одиноко и страшно за Дьяну — он недоумевал, когда же Тарн наконец сдержит свое обещание поговорить с ним. Ричиус пытался убедить себя в том, что это произойдет скоро. Надвигалась война. Если Тарн рассчитывает ее избежать, то ему надо спешить.

На четвертое утро в Фалиндаре Ричиус как всегда позавтракал хлебом с медом — это приятное лакомство Люсилер неизменно приносил к его кровати, пока он еще спал. Каждое утро он жадно поглощал эту пищу, надеясь, что вскоре уже будет есть аппетитную стряпню Дженны и курить трубку у очага вместе с Джоджастином. В Фалиндаре хлеба было пугающе мало, и каждому выдавалась скудная порция. Но, как объяснил ему Люсилер, Ричиус считался в крепости гостем, и поскольку он находил все остальное несъедобным, то хлеба ему давали сколько угодно. Ричиус старался не злоупотреблять такой привилегией. Когда наконец наступала ночь, он снова испытывал страшный голод, так что его сон прерывался мыслями о завтраке.

На этот раз во время еды он приступил к очередной записи в дневнике. Стараясь, чтобы хлеба хватило надолго, он отрывал от круглой лепешки крошечные кусочки и щедро макал их в плошку с медом, одновременно опуская перо в чернильницу. Яркий утренний свет врывался в его унылую спальню. Он лежал на своем мягком ложе, аккуратно устроив поднос с завтраком на стуле подле себя. С тех пор как приехал в Фалиндар, он сделал в дневнике больше записей, чем в течение предыдущих нескольких недель. Пока они путешествовали через Люсел-Лор, заниматься дневником было некогда, так что короткие записи он делал при свете луны, буквально засыпая от усталости. А теперь он исключительно от нечего делать со всеми подробностями описывал те перемены, которые заметил в Люсел-Лоре.

• Предыдущая
• 114/196
• Следующая