Великий план - Марко Джон - Страница 59

• Предыдущая
• 59/169
• Следующая

Ричиус почувствовал глубочайшую грусть.

— По-моему, он очень красив, — сказал он. — Я не хочу его рубить.

— Красив? — засмеялся Симон. — Снаружи, может, и красив. Но внутри, под шкурой… Нет. Он прожил слишком долго, чтобы не быть всего лишь мерзкой свиньей. Ты сказал, что я могу выбрать дерево. Ну так я выбрал этого старого паскудника. Если хочешь, помогай мне. А не хочешь — не помогай. Мне все равно.

И, не сказав больше ни слова, Симон замахнулся топором на древний дуб, вонзил лезвие в его кору и нанес глубокую рану. Он сделал еще удар и еще — и вскоре из гигантского ствола полетели щепки, оставляя небольшие щербины на броне шириной в десять футов. Ричиус наблюдал за Симоном, удивляясь той злобе, которая вдруг его охватила. Симон замахивался топором, не делая передышек. И наконец, сам не понимая почему, Ричиус занял место по другую сторону огромного ствола и тоже начал его рубить. Симон остановился. Его глаза встретились с глазами Ричиуса, а по губам пробежала улыбка. Он подождал, чтобы Ричиус завершил свой удар, и только потом взмахнул своим топором. Через два удара они вошли в ритм: Ричиус, потом Симон, потом Ричиус, потом Симон — и медленно, очень медленно они начали подрубать древний дуб.

Эта задача оказалась чудовищно трудной. Прошло всего несколько минут — и на лбу Ричиуса выступили капли пота. Симон уже начал тяжело дышать. Однако они обменивались подбадривающими взглядами и продолжали сражаться с упрямой корой и каменной древесиной, с хрипом напрягая мышцы до предела. Они работали не меньше часа, и когда на стволе наконец появилась глубокая впадина, Симон поднял руку, сдаваясь.

— Боже, ну я и устал! — прохрипел он, смеясь.

Он оперся на топор. Его лицо и рубашка вымокли от пота. Им удалось подрубить только часть ствола, и впереди их ждали еще часы работы.

— Ты уверен, что это была хорошая мысль? — съязвил Ричиус.

Он бросил топор и направился туда, где они оставили лошадей. Мехи, которые они взяли с собой, были полны прохладной влагой. Ричиус принес их к дубу вместе с едой. Ему не просто хотелось пить. Тяжелая работа принесла с собой чувство острого голода. А впереди оставалось еще гораздо больше. Сначала им надо будет завалить гигантское дерево, а потом разрубить его на части, которые еще надо будет отволочь к повозке. Ричиус тихо чертыхался, ругая себя за то, что позволил Симону выбрать дерево. Но потом он вспомнил, с какой решимостью нарец смотрел на дуб и с какой яростью замахивался топором, и подумал, что предоставить Симону право выбора было разумно. Какой бы гнев он ни испытывал, теперь он изливался через его топор на старый дуб, и казалось, будто они действительно земляки — а может, даже друзья.

Ричиус поспешил обратно с водой и едой. Он обнаружил, что Симон снова принялся за работу и рубит ствол дерева. Он помахал ему рукой, призывая остановиться, и поднял мехи с водой. Симон с удовольствием бросил топор и, взяв воду, сделал большой глоток, вытерев губы рукавом.

— Хорошо! — вздохнул он. — Спасибо. А это что? Еда?

— Моя жена запаковала нам кое-что. Есть хочешь?

— Всегда! — ухмыльнулся Симон. Он посмотрел на дерево. — Но у нас много работы. Может, стоит повременить?

Ричиус уселся на землю и начал рыться в мешке.

— Можешь повременить, если хочешь. А я буду сидеть и смотреть, как ты работаешь. Ладно?

— Ну уж нет! — ответил Симон, снова бросая топор. Вытянув шею, он попытался заглянуть в мешок. — Что там у тебя?

Ричиус начал вынимать из мешка еду. Две пресные лепешки, немного овощей, немного вяленого мяса, фрукты, похожие на яблоки. Это была трийская еда, но Ричиус давно успел к ней привыкнуть, а Симон, который, похоже, был готов есть что угодно, нетерпеливо уселся за трапезу. Схватив один из плодов, он откусил большой кусок и радостно вздохнул, ощутив его вкус.

— Что это? — спросил он. — Вкусно!

— Трийцы называют его «шибо», — объяснил Ричиус. — Плод любви. Его дает дерево, которое растет здесь неподалеку. Их собирают осенью, как яблоки.

Симон вытащил из-за пояса кинжал и начал отрезать куски плода. Он протянул один кусок Ричиусу. Сезон шибо как раз недавно начался. Ричиус оторвал кусок трийской лепешки и подал Симону. Нарец поднес хлеб к носу и понюхал. Ноздри у него все еще были распухшие, но он уже ощущал запахи.

— Боже, до чего приятно снова видеть еду! — сказал он. — Да еще так много. Не понимаю, чем ты здесь недоволен, Вэнтран. Ты тут недурно устроился — бывает намного хуже.

— Наверное, — пожал плечами Ричиус. — Но в жизни есть не только еда, знаешь ли. Иногда человеку нужно нечто больше, чем крыша над головой и вдоволь еды. — Он поднял взгляд, вглядываясь Симону в лицо. — Ты так не считаешь?

— Человеку нужно очень мало, — заявил Симон. — Ты — королевских кровей. Ты не знаешь, каково это — не иметь ничего. А я знаю. И когда я ем хороший хлеб, наверное, я чувствую больше, чем ты. Ты ведь привык, что тебе все подносят на блюде, правда? Я не хочу тебя обидеть, честно. Но это истина. Я прав?

— Ты ошибаешься. Когда я воевал в долине Дринг, у нас ничего не было — даже провизии из империи. И я никогда не хотел становиться королем. Это случилось, когда погиб мой отец, и от меня тут ничего не зависело. И никто не давал мне ни Дьяны, ни Шани. Мне пришлось сражаться, чтобы их вернуть. Заплатил я за это тем, что меня изгнали из Нара. К тому же я потерял Арамур. Так что не думай, будто я много чем владею, Симон, потому что это не так. Теперь — не так.

Симона это не убедило. Он демонстративно отрезал кинжалом еще кусок плода любви и положил его в рот прямо с лезвия. Начав жевать, он лукаво улыбнулся:

— Хочешь обменяться печальными историями, Шакал? Не советую. Ты проиграешь.

— Возможно. Но я не хочу, чтобы ты заблуждался насчет меня. Что бы ты ни слышал обо мне в Наре или от Блэквуда Гэйла, это ложь. Я не какой-то балованный мальчишка-принц. Здесь, в Люсел-Лоре, мы вели тяжелые бои. Мне пришлось повидать немало ужасов. И я потерял друзей. Не заставляй меня вступаться за их память, Симон. Тогда проиграешь ты.

Симон вскинул руки, шутливо показывая, что сдается.

— Ладно. Как я уже сказал — я не хочу тебя обидеть. Но ты слоняешься по замку с таким видом, словно на тебе лежит груз всего мира.

— Ты даже себе не представляешь, — тихо проговорил Ричиус.

— Возможно. Почему бы тебе меня не просветить?

— Спасибо, нет. Это личное.

— Возможно, нам предстоит долго быть вместе, — сказал Симон. — Я уже кое-что рассказал тебе о себе, о том, почему дезертировал. Теперь твоя очередь.

— Мы с тобой не в игры играем, Симон. Я не обязан ничего тебе рассказывать. Симон ухмыльнулся:

— Знаешь, что я вижу, когда смотрю на тебя, Вэнтран?

— Что?

Симон откинулся назад, устраиваясь поудобнее.

— Тебе по-настоящему надоело жить с трийцами. Это заметно. Тебе хочется снова оказаться в Наре, среди своих. И ты не можешь не гадать о том, что сейчас происходит в Арамуре, правда? Я это знаю, потому что у меня самого те же мысли. Мне тоже хотелось бы знать, что происходит в империи, а особенно дома, в Дории. Но я оставил все это позади. А ты не оставил. Не желаешь оставить.

— Не могу, — возразил Ричиус. — Ты ведь не король Дории, Симон. Ты не бросил людей на смерть. В глазах Симона загорелся пытливый огонь.

— А ты бросил?

Это был ужасающий вопрос. Ричиус отвернулся, глядя на землю и недбеденный кусок лепешки.

— Да, — прошептал он. — Я оставил там жену. Ты уже это знаешь. Блэквуд Гэйл ее убил. Гэйл и Бьяджио. — Он закрыл глаза, и перед ним предстало ее лицо. — Ее звали Сабрина.

— Она была очень красивая, — сказал Симон. — Об этом слышали все, кто служил с Гэйлом. То, что он с ней сделал, — это варварство. Мне очень тебя жаль.

— Убийство совершил Гэйл. Теперь он погиб. И, благодарение Богу, от моей руки. Но не тот второй дьявол, Бьяджио. Именно он отдал такой приказ. Они с Аркусом отдали Арамур Талистану. — Ричиус поднял взгляд на Симона и увидел его полное печали лицо. — И я не могу с этим жить. Вот что ты видишь, глядя на меня, Симон. Это не грусть. Это месть.

• Предыдущая
• 59/169
• Следующая