Великий план - Марко Джон - Страница 88

• Предыдущая
• 88/169
• Следующая

Осторожно — так осторожно, что у него под ногами даже не хрустел снег, — Гарт подошел к ворону, яростно клевавшему руку мертвеца. Затаив дыхание, он приблизился к ворону так, чтобы осторожно накрыть его своей тенью. Птица по-прежнему не обращала на него внимания, пытаясь расколоть кость. Ворон защемлял палец клювом и пытался расколоть его, словно орех. Гарт махнул рукой, надеясь спугнуть птицу и заставить ее отодвинуться.

— Кыш! — тихо сказал он. — Убирайся! Кыш!

Ворон поднял голову и посмотрел на наемника недовольно. В горящих глазах светился недобрый разум. Разозленный Гарт замахал руками уже без всяких церемоний.

— Прочь! — зарычал он. — Убирайся!

Окончательно выйдя из себя, он сапогом столкнул ворона с трупа. Ворон клюнул его в ногу, а когда Гарт попытался взять кольцо, птица рванулась вперед, метя ему в руку. Гарт, не задумываясь, ударил птицу кулаком и отбросил ее в сторону. Он быстро освободил кольцо и выпрямился, любуясь камнем при тусклом вечернем свете.

— Бог ты мой! — пробормотал он, поворачивая его так, что все грани загорались огнем. — Вот красота!

И тут перед его глазами воздух вдруг взорвался черным оперением. Гарт закричал от мучительной боли.

Ворон бросился ему в лицо, вцепившись когтями в щеки и нос. Гарт взмахнул руками, пытаясь сбросить с себя ворона, но тот лишь сильнее сжал когти. Наемник схватил ворона обеими руками и отшвырнул прочь, хотя когти и порвали ему ноздри.

— Сука! — заорал Гарт.

Из его носа струей ударила кровь. Ворон вырвался и снова набросился на него. Гарт вскинул руки, пытаясь защититься, и вслепую бросился бежать по лабиринту птиц, которые вдруг с громкими криками стали взлетать в воздух.

И в тот же миг всем скопом обрушились на Гарта.

Он бросился бежать, пытаясь скрыться, но тысячи разъяренных воронов всаживали в него когти и тянули назад. Он слышал, как рвется его одежда, видел, как его люди с ужасом бросились бежать от устремившейся к ним стаи. Плоть Гарта рвали с костей, и мир исчез под угольно-черным покровом.

Пораженная ужасом Нина смотрела с балкона, как вороны облепили Гарта и его людей. Тишина внезапно взорвалась шумом крыльев и яростным карканьем, и еле слышны были захлебывающиеся вопли Гарта, заживо разрываемого на части. Лошади в ужасе умчались, лишив солдат возможности бегства, и почти сразу послышались крики. Нина застыла, не в силах поверить своим глазам, и только несколько долгих мгновений спустя она догадалась убежать с балкона и запереть за собой двери.

Торопясь изо всех сил, она сбежала вниз и стада закрывать ставни на всех окнах замка.

Высокая была одной из самых людных улиц Черного города. Широкая, с высокими домами, она находилась в лучшем районе старого города, неподалеку от великолепных жилищ аристократов и как раз напротив Собора

Мучеников на другой стороне реки. Летними вечерами, когда длинные тени ложились на мостовые, Высокая улица буквально кишела разносчиками и торговцами. Работорговцы громко расхваливали своих невольников, кочевые охотники предлагали покупателям связки лесных и водяных птиц, сновали нищие и воры, сводники и проститутки — и сюда же, как это ни удивительно, затесался магазин игрушек. В этот район города стекались деньги, награбленные в бесчисленных военных кампаниях, и зажиточные горожане любили баловать своих жадных отпрысков. Нарские женщины с ьывод-ками нахальных детишек ходили по Высокой улице, разглядывая витрины. Самой большой популярностью пользовалась пекарня. Она стояла в центре Высокой улицы около лавки менялы, и туда захаживал даже сам архиепископ Нара, знаток и ценитель кондитерских изделий. Ароматы пекарни были одной из достопримечательностей Высокой улицы, приятным разнообразием после удушливых газов военных лабораторий. Дети приходили только для того, чтобы поглазеть на витрины пекарни и выпросить у владельца и его жены пару печеньиц. А когда они уходили, наевшись свежевыпеченных лакомств, то всегда замечали еще одну знаменитую лавку Высокой улицы — игрушечный магазин Дудочника.

Как и пекарня, лавка игрушечных дел мастера была настоящим чудом Высокой улицы. Она торговала уже почти сорок лет, и мало кто из аристократов города помнил то время, когда ее не было. И еще каждый помнил какую-нибудь особенную игрушку из мастерской Дудочника — любимую куклу, которую таскали с собой, пока она не истрепалась, или механическую лодочку, которая плавала по воде, пока не кончался завод. Игрушки Дудочника, изготовленные с обычным нарским хитроумием, были настоящей достопримечательностью, чтобы купить или даже просто посмотреть которую не жалко времени и денег на дальнюю дорогу. Дудочник славился по всей империи: до того, как переехать на юг и открыть свою мастерскую, он учился у искусников Фоска. В Черном городе он был личностью легендарной и любимой, а его лавка — довольно скромное заведение, зажатое между свечной лавкой и кузницей, — часто бывала переполнена детьми и любопытными взрослыми, ищущими запретных удовольствий. Однако больше всего похвал доставалось витрине лавки.

Состоящая из стеклянных прямоугольников витрина демонстрировала все лучшие создания Дудочника. Там был выставлен цирк, которым можно было бесплатно любоваться с улицы. Там были игрушечные солдатики с серебряным оружием и бронзовыми огнеметами, куклы с роскошными волосами и чудесными нарядами. У них на ножках были искусно сделанные туфельки, такие крошечные, что все удивлялись, как это человеческие руки могли такое сотворить. Там были мягкие игрушки с настоящим мехом, струнные инструменты из полированного дерева, обтянутые тканью летающие машины, которые действительно парили в воздухе, подвешенные к потолку на прозрачных нитях. В бассейнах с водой плавали великолепные суда, а заключенные в бутылку корабли озадачивали юные умы невозможностью своего создания. Трехфутовая деревянная модель эльфа играла на флейте: механические пальцы безупречно бегали по инструменту, пока кукла выдувала бесконечную мелодию. Эльфа звали Дарвин, и это имя знали все дети города. Дарвин и его дудка были символом лавки Дудочника, такой же достопримечательностью Черного города, как и Черный дворец или Собор Мучеников. Каждое утро, когда Дудочник открывал свою лавку, Дарвин играл мелодию открытия — длинную и сложную пьесу, которую мастер почти год устанавливал в механизме куклы. Как и все творения Дудочника, Дарвин поразил обитателей Нара — что было непросто сделать в городе, породившем военные лаборатории.

Однако, хотя Дудочник славился своими механическими чудесами, девочек в его лавку привлекал другой его талант. Он изготавливал лучшие в империи дома для кукол. Он мог построить модель любого здания, как бы сложна она ни была, как бы она ни была миниатюрна или громадна, и даже самые пресыщенные, из детей Черного города приходили в восхищение. Его копии Черного дворца славились повсюду, его умение передавать детали не мог превзойти ни один ученый или инженер. Дудочник очень гордился своим умением делать кукольные дома, и несколько таких домов всегда красовалось в его витрине. Среди них был чудесный белый дом с десятком мезонинов и тысячами настоящих деревянных черепиц. Каждая была со всем тщанием вырезана из клена и покрыта ярко-розовым лаком. У дома было три этажа, работающие двери были подвешены на позолоченных петлях, сверкающие окна открывались на балконы и террасы. Дом носил название «Белинда», в честь умершей жены дудочника, и завораживал — как и все игрушки в витрине мастера. Дудочник знал это и гордился своей работой. Он любил говорить, что он делает не игрушки — он делает улыбки.

Дудочнику было уже почти шестьдесят. К дождю у него ныли пораженные артритом руки, но он все равно каждое утро поднимался рано и работал у себя в мастерской до позднего вечера. На самом деле его звали Редрик Бобе, но этим именем его почти никто не называл. В молодости, до того, как он открыл в себе любовь к игрушкам, он проявлял склонность к музыке, и его постоянно видели с флейтой у губ. Он оказался не слишком талантливым музыкантом, но прозвище все равно прилипло к нему, и Редрик Бобе так никогда и не отказался от привычки музицировать. Он по-прежнему играл на флейте — но только в очень редких случаях, и никогда в присутствии других. Он играл своей жене Белинде, но теперь она умерла. Дудочник был одинок.

• Предыдущая
• 88/169
• Следующая