Сотри все метки - Марков Александр Владимирович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/80
- Следующая
— Может, хватит? — спросил Капитан. Он вдруг испугался, что Суок забьют до смерти.
Назревал бунт. Капитан, зная, к чему это приведет, хотел не допустить его. Чувствовалось, что правоохранители провоцируют арестованных на проявление недовольства, чтобы сорвать на них злобу и таким образом немного улучшить свое скверное настроение. Судя по обрывкам их разговоров, которые удалось подслушать Бастиану, отлично подготовленная операция с треском провалилась. Два правоохранителя убиты. Единственной добычей копов стали вот эти пять никому не нужных людишек.
— Все, что вы скажете, может быть предъявлено на суде против вас или в ваше оправдание, — зло отчеканил один из правоохранителей, пока остальные толкали арестованных к полицейскому флаеру.
— Ой, уй, ай, — только и слышалось в ответ. От слабых электрических разрядов сводило челюсти. Произнести что-то вразумительное пленники не могли физически.
— Значит, так, — буркнул правоохранитель, — не хотите давать показания? Ну разберемся.
При обыске у них изъяли всю наличность. Когда их выводили из гостиницы, Бастиан увидел, что один из правоохранителей что-то выясняет у Лю Чена, приперев его к стойке и поигрывая у лица дубинкой. Лю Чен что-то быстро говорил, пытаясь кланяться, но правоохранитель стоял к нему слишком близко и, поскольку китаец не хотел натыкаться на дубинку, согнуться вдвое, как это обычно он делал, не мог. Ему приходилось только покачивать головой взад-вперед. Это мельтешение перед глазами и слова Лю Чена еще больше разозлили правоохранителя, но пустил ли он в ход дубинку, Бастиан так и не увидел.
Правоохранителей возле гостиницы было много. К большинству из них как нельзя лучше подходило распространенное среди обывателей уничижительное обозначение — пряхи. Оно получилось от слияния двух слов: пряжек на форменных ремнях и стандартных размеров их физиономий. Слово имело массу производных. Флаер правоохранителей — пряховозка и так далее.
Патрульные флаеры сверкали разноцветными огнями, расположенными по всему корпусу, чтобы отовсюду было их видно. Среди них не было ни одного, который подошел бы для транспортировки пяти задержанных. Копы рассчитывали, что захватят только одного. Место им нашлось бы лишь в катафалке, но ему и так было что перевозить.
Дома по-прежнему казались безжизненными, пожалуй, еще в большей степени, чем прежде, поскольку освещенных окон вообще не осталось, но Бастиан подозревал, что к доброй половине из них приникли обитатели и наблюдают за происходящим внизу. Нечасто такое случается.
В багажник белого катафалка сложили два пластиковых мешка с человеческими телами, потом вынесли еще два точно таких же мешка, но грузить их не стали, хотя места в нем хватило бы еще на три трупа, а положили на тротуар. Катафалк поднялся, стал набирать высоту, еще один так и не прилетел. Мешки с трупами остались лежать на тротуаре.
Бастиан ткнул Александра, показал на мешки, вопросительно посмотрел.
— Нет, это не правоохранители, — понял его Александр, — кого-нибудь в гостинице случайно подстрелили. Не повезло им. Нам, выходит, повезло.
— Пошли, пошли, — стали подгонять их правоохранители, подталкивая в спину дубинками.
Подогнали флаер. Арестованных сгрузили в него так же, как грузят пойманную рыбу в сейнер. Внутри было тесно и душно. Кондиционер не работал. Они сидели плечом к плечу. На флаере похожей модификации возят скот на убой. Бастиан чувствовал себя заточенным в бочке. У остальных появилось схожее чувство, а еще они все одновременно вспомнили сказку, которую им читали в детстве, — про царевну, ее жениха и царя, который приказал их посадить в бочку, бочку засмолить и отправить ее путешествовать по волнам океана. Случись что с флаером, они и выбраться не успеют. Помимо наручников их еще и примагнитили спинами к стенкам флаера. Они сидели, выпрямившись, вдоль бортов, словно им вместо позвоночника загнали негнущийся кол, и смотрели друг на друга. Шевелить руками и ногами было можно, но тело все равно быстро затекало. К счастью, до тюрьмы лететь было всего пятнадцать минут. Будь до нее подальше, мышцы одеревенели бы настолько, что пленники не смогли бы выбраться из флаера самостоятельно. Аппарат поднялся, неуклюже помахивая бортами и перетряхивая содержимое своего брюха.
Тюрьму Бастиан не рассмотрел хорошенько — какое-то серое, плохо освещенное здание, похожее на старинный каземат, построенный тысячу лет назад на Земле. Может, его оттуда перевезли вместе с узниками, которые томились в нем с начала времен и жизнь в которых поддерживали хитроумными приспособлениями. Их показывали новым узникам для устрашения.
То ли места в тюрьме было много, то ли арестованных посчитали важной добычей, но всех поместили в отдельные камеры — маленькие каморки с жесткими кроватями, на которых вместо постельного белья валялось полусгнившее тряпье. Предварительно каждого снабдили ошейником. Он взрывался, аккуратно отделяя голову от тела, в том случае, если его носитель вздумает удариться в бега и удалиться от источника излучения, на который был настроен сенсор в ошейнике, более чем на полкилометра. Взорвать его можно было и во многих других случаях. С таким украшением не станешь думать о побеге. Ошейник к утру натер Бастиану шею. Она нестерпимо зудела. Хотелось расчесать кожу до крови, будто ее искусали насекомые. Бастиан пробовал заснуть, закрывал глаза, но сон все не шел к нему. Тряпье почти не согревало. Ему хотелось расплакаться от тоски и безысходности. Он стал испытывать голод. Пустой желудок все настойчивее напоминал о себе. Мысли в голове путались. От этого она с каждой минутой становилась все тяжелее и клонилась на грудь. Не такой уж и скучной была его прежняя жизнь. Теперь он это знал. Звезд с неба не достанешь, но и от голода не помрешь. Он так обрадовался наметившимся переменам, но теперь его путешествие может закончиться очень скверно.
Бастиан, проведя на этой планете всего несколько дней, уже во второй раз попадал в тюремную камеру. С таким послужным списком его вскоре начнут принимать за матерого уголовника, который сделал себе операцию по омоложению и где-то раздобыл чужие документы.
Эта небольшая, выкрашенная в отвратительный кремовый цвет камера могла стать его пристанищем на всю оставшуюся жизнь — сколько бы эта злосчастная жизнь ни продолжалась. Он сидел с поникшим видом на койке, вперив взгляд в коридор за силовыми лучами решетки.
Глаза покраснели, начинали слезиться и болеть, точно в них попало несколько песчинок, а Бастиан, как ни тер их руками, никак не мог эти песчинки извлечь, делая боль все ощутимее. Он промучился до самого утра, когда в коридоре зажегся яркий свет, прогоняя видения, которые только начали подбираться к Бастиану. От этого света глаза стало резать еще сильнее. Чтобы унять боль, Бастиан, не останавливаясь, моргал с минуту. А когда это не помогло, намазал слюной палец и смочил глаза. Стало чуть полегче.
Появление неуклюжего робота Бастиан воспринял с надеждой. Он не ждал, что его сразу же выпустят. Он знал, что его сейчас поведут на допрос, но ему до смерти надоело сидеть одному. Он не мог посоветоваться с товарищами и боялся одного, что, рассказывая правду, может им как-то навредить. Но если он будет что-то выдумывать, то наверняка навредит им еще больше.
Бастиан встал, боясь, что робот пройдет мимо, но тот остановился возле его камеры и убрал решетку.
— Пошли, — произнес робот металлическим дребезжащим голосом, точно у него коррозия съела все внутренности и каждое слово дается ему с трудом.
Если бы у роботов могла быть язва, то Бастиан подумал бы, что этот робот как раз ею и поражен. Его хозяева не хотят заменять ему внутренности, потому что эта модель — старая, и когда она развалится сама по себе, им пришлют новую — более совершенную и функциональную. Они никак не могли дождаться, когда же это наконец произойдет.
Робот смешно переваливался с ноги на ногу, как гусыня. Вот только ноги его были тонкими, словно у кузнечика, и сам он его очень напоминал, только голова его была похожа на небольшой помятый таз, перевернутый днищем вверх. Конечностей у бедняги было всего четыре и напрочь отсутствовали крылья. Хотя, возможно, они когда-то у него были, но их то ли срезали, то ли оторвали. Остались только следы сварки на спине — в тех местах, где у кузнечиков крылья. Коленная чашечка на правой ноге робота скрипела. Бастиан не сразу догадался, откуда этот звук, а потом почему-то представил себе этого робота в роли уличного попрошайки.
- Предыдущая
- 18/80
- Следующая