Соль земли - Марков Георгий Мокеевич - Страница 81

• Предыдущая
• 81/144
• Следующая

Максим был настроен приподнято. Вся их с Зотовым беседа рождала чувства, которые захватывали его всё больше и больше, вытесняли прочь усталость от длительного полёта и разливали ощущение бодрости и нерастраченной силы.

Максим хотел сказать Зотову о своих мыслях, но тот опередил его:

– Представь себе, Максим, тысячи раз я проходил по Красной площади и всегда, ступив на эти камни, чувствовал волнение. Здесь как-то по-особенному ощущаешь, что ты не просто ты, а часть величайшего государства, винтик сложного механизма, соединившего прошлое с грядущим.

– Это правда, Андрюша, истинная правда!..

Они замолчали и всё так же не спеша, погружённые каждый в свои чувства, прошли по Красной площади.

Перед ними лежал широкий залитый светом Москворецкий мост. Он был пустынным и от этого казался ещё более обширным. По осевой линии моста, разделявшей его на две половины, по которым в обычные часы оживления шумели встречные потоки людей и машин, медленно и торжественно шагал милиционер.

Зотов и Максим дошли до того места, где мост нависал над тёмной, тихо плескавшейся рекой, и остановились, чтобы закурить и насладиться видом переливающихся огней, ласковым небом, тишиной, охватившей великий город.

Максим достал портсигар, и они не торопясь закурили, поглядывая то под мост, в темень, то ввысь, в бескрайнюю ширь зарева, стоявшего над Москвой.

– Ну и что же, Андрюша, выпадает на матушку-Сибирь по тем проектам, над которыми в Госплане ломают головы? – попыхивая дымком, спросил Максим, возвращаясь к прерванному разговору.

Зотов отбросил за высокий парапет моста не потухшую ещё спичку и тоном, по которому чувствовалось, что он рад вернуться к этому разговору, произнёс:

– То, что было сделано в Сибири, в сущности, только начало. Её возможности неисчислимы. Тебе ли говорить об этом! Думаю, что развитие края пойдёт по двум направлениям: будут совершенствоваться и расширяться существующие производственные районы, а вместе с этим возникнут новые мощные экономические очаги.

Милиционер давно уже заприметил, что два гражданина остановились на мосту, стоят себе покуривают, бросают непотухшие спички в реку, где может оказаться в этот момент либо речной трамвай с людьми, либо (что ещё хуже!) судно с легковоспламеняющимся грузом. Поразмыслив немного о своём долге, милиционер свернул с дорожки и пошёл к Зотову и Максиму. "Граждане, стоять так долго на мосту не рекомендуется!" – хотел сказать он, но, не вымолвив ни слова, круто повернул и, стараясь ступать как можно осторожнее, удалился. "Пусть себе граждане беседуют на речной прохладе", – подумал милиционер, увидев, с каким увлечением разговаривали в глухой ночной час два товарища.

Лето стояло над просторами Сибири знойное и грозовое. Солнце поднималось по утрам над землёй раскалённое, жёлто-оранжевое и начинало гореть нестерпимым, нещадным жаром. К исходу дня становилось так душно, что люди хватались за сердце и, ошалевшие от зноя, лезли в озёра и реки или забивались в прохладные, с заросшими паутиной углами чуланы и сараи. Если б не грозы, давно бы засохла трава, опали листья с деревьев и земля лежала бы пепельная, вся в трещинах и морщинах.

Грозы проносились через каждые три-четыре дня. Они были короткие, стремительные и дождевые. Небо полыхало зелёными огнями молний. Земля содрогалась от оглушительных раскатов грома. Упругие дождевые струи сгибали ветки кустов до самой земли.

От обилия солнца и влаги на полях Высокоярской области созревал на редкость богатый урожай.

В один из таких знойных дней Артём Строгов ехал из Притаёжного в Высокоярск на пленум обкома партии. Накануне вечером прошёл сильный дождь. По дороге в ложбинах разлились лужи. Лес, тянувшийся вдоль тракта, стоял чистый, свежий, щедро омытый водой. Уже припекало, но воздух оставался пока влажным и дышалось легко.

Придерживая рукой портфель, в котором хранился отчётный доклад Притаёжного райкома партии пленуму обкома, Артём думал: "Хороший, отличный урожай подымается нынче. При таких видах на сбор хлеба и льна можно смелее говорить о наших делах на пленуме… Да, как ни силён человек, а всё-таки ещё далеко не во всём владыка он над природой. Вот стоит погодка как по заказу – будет и урожай, будет и весомый трудодень, будет у людей и веселье в домах… Осень бы выдалась сухой и долгой…"

С содроганием в душе Артём вспомнил осень позапрошлого года. Она была ранней, мокрой, холодной. С пятнадцатого сентября над Притаёжным районом зарядили дожди, уборка урожая и хлебозаготовки затормозились. Артёма вызвали тогда на бюро обкома, и ему пришлось пережить тяжёлые минуты. Его упрекали в бездеятельности и самоуспокоенности. На следующий день в передовой статье областной газеты его назвали "носителем мокрых настроений".

Конечно, в обкоме понимали, что погоду в Притаёжном районе невозможно улучшить постановлением. Речь велась о другом: необходимо в сельском хозяйстве так организовать дело, чтобы с успехом вести уборку и хлебопоставки в любых условиях. Понимал это и сам Артём. Он поднял тогда в районе на ноги всех от мала до велика. Урожай был спасён, но какой дорогой ценой досталась людям эта победа!.. Нет, не хотел Артём, чтобы всё пережитое тогда повторилось снова. "Нынче осень должна быть затяжной, – размышлял Артём, – весна была поздней, лето стоит хотя и знойное, но с дождями. А среднегодовая всегда своё возьмёт… На худой конец, и ненастье теперь не принесёт такого урона: поокрепли колхозы, больше стало в них людей, прибавилось в деревне машин. Одним словом, мир, мирное время…"

Когда границы Притаёжного района остались позади и начались поля соседнего Батуринского района, Артём попросил шофёра остановить старую, облупившуюся "эмку". Шофёр не понял, зачем это потребовалось секретарю райкома, по просьбу исполнил. Только когда Артём вылез из машины и направился к посевам льна, шофёр догадался: "Лён пошёл смотреть".

С полчаса Артём ходил возле посевов льна, присматривался к зелёному массиву, занимавшему площадь никак не меньше трёх гектаров, потом встал на колени и, вырвав несколько стеблей льна вместе с корнями и землёй, долго и тщательно разминал их пальцами.

– Ну, как у них, Артём Матвеич? – спросил шофёр, когда секретарь райкома с довольной улыбкой сел с ним рядом.

– Я тебе скажу: лён неплохой, а всё-таки у нас лучше. Про деговский лён я уже не говорю, до нашего старика батуринским, как до неба… Они, батуринские, хвастаться любят! Нынче весной такой звон в областной печати подняли насчёт увеличения площадей – удержу нет! А увеличили посевной клин на одну тысячу пятьсот гектаров всего лишь… Ну, давай трогай!

Проехали они не больше пяти километров. Когда за поворотом дороги открылась долина, засеянная хлебами, Артём сказал:

– Придержи-ка, Константин, возле пшеницы.

На этот раз Артём вернулся быстрее, и вид у него был нахохлившийся и хмурый.

– По зерновым обойдут нас батуринские, – горячо заговорил он, подавая шофёру пучок пшеничных стеблей. – Ты смотри, какой хлеб!.. Если налив добрый будет, минимально по двадцать центнеров с гектара снимут…

"Везёт этому хохлу Бондаренко, – думал Артём о секретаре Батуринского райкома. – Второй год как приехал в район, и второй год урожайный. А до него Котельников пять лет сидел, здоровье в этом районе подорвал, язву желудка нажил и ушёл бесславно. Бондаренко, гляди, орден дадут, а ведь и Котельников вложил здесь труда немало. Кто председателей колхозов и бригадиров растил? Кто севообороты внедрял? Кто из-за машин со всем областным начальством перессорился? Кто ночей недосыпал, колеся по колхозам? Котельников! А теперь сунули Котельникова в обллегпром на третьестепенную работу, и сидит он, бумажки со стола на стол передвигает…"

– Эх ты доля наша секретарская! – тяжко вздохнув, сказал Артём.

• Предыдущая
• 81/144
• Следующая