Архив - Шваб Виктория - Страница 39

• Предыдущая
• 39/65
• Следующая

Пала снова сидит за кухонным столом и приканчивает уже четвертую чашку кофе, судя по пустому кофейнику. Мама сидит рядом, составляя списки. Перед ней лежит сразу пять листов бумаги, и она что-то переписывает с таким рвением, словно надеется внести порядок во всю свою жизнь.

Они одновременно поднимают головы, когда я вхожу.

— Ты куда собралась? — интересуется мама. — Я как раз краску купила.

Одно из основополагающих правил удачного вранья, если такие вообще существуют, — никогда не втягивать посторонних в свои истории. Ведь ты не можешь контролировать других людей. Поэтому когда я говорю «гулять с Уэсли», мне хочется ущипнуть саму себя.

Папа сияет, мама хмурится. Я морщусь как от зубной боли и иду к двери. И тут, к моему счастью, ложь превращается в правду: я открываю дверь, и сталкиваюсь на пороге с худой фигурой в черном.

— И вот, о чудо! — говорит Уэсли, ссутулившись. В руках у него пустая кофейная чашка и коричневый бумажный пакет. — Мне удалось скрыться.

— Легок на помине, — говорит папа. — Маккензи как раз собиралась…

— Скрыться от чего? — перебиваю я папу.

— От гнева Чеза Айерса, в западне которого я мучился долгие дни. Недели. Годы. — Он картинно утыкается лбом в дверь. — Я даже не знаю, как это описать.

— Мы же только вчера виделись.

— Ну и что. А ощущение было такое, что годы. А теперь я пришел молить о кофе и принес конфет, чтобы спасти тебя от гнета и самодурства… — Он вовремя замечает маму, стоящую неподалеку со скрещенными на груди руками. — Ой, здравствуйте!

— А ты, наверное, тот самый парень, — говорит мама. Я закатываю глаза, но Уэсли улыбается. Не с хитрецой, как обычно. Его темные волосы и подведенные глаза не должны сочетаться с такой искренней, почти детской улыбкой, но все ровно наоборот.

— А вы, наверное, та самая мама, — говорит он и протискивается мимо меня в комнату. Переложив пакет в левую руку, он протягивает маме правую. — Уэсли Айерс.

Мама сбита с толку его приветливостью и непринужденным тоном. Я понимаю ее, потому что испытала то же самое.

Он даже не вздрагивает, когда она прикасается к его руке.

— Кажется, я знаю, почему ты нравишься моей дочери.

Он улыбается еще шире:

— Как вы думаете, она пала жертвой моего потрясающего очарования, моей сногсшибательной красоты или дело в том, что я поставляю ей сласти?

Мама смеется.

— Доброе утро, мистер Бишоп.

— Прекрасный день сегодня, — говорит папа. — Идите, развлекитесь как следует. Мы с мамой вдвоем справимся.

— Замечательно! — Уэс берет меня под руку, и на меня обрушивается шум. Я слегка отталкиваю его, пытаясь заблокировать басы, и клянусь себе, что сделаю ему выговор, когда мы останемся наедине.

Мама наливает нам две чашки кофе и провожает до двери. Как только дверь за нами закрывается, я сбрасываю руку Уэсли и выдыхаю.

— Засранец!

— Маккензи Бишоп, — говорит он, когда мы выходим на лестничную клетку, — ты была очень, очень плохой девочкой.

— Почему это?

Он обходит перила.

— Ты втянула меня в паутину своего вранья! Не надейся, что я этого не заметил.

Мы идем через студию в сад. Галантно раскрыв дверь, Уэсли выпускает меня на яркий утренний свет. Дождь прекратился, и, крутя головой во все стороны, я размышляю — могла ли Регина спрятать фрагмент своей сказки где-нибудь здесь? Заросший плющом сад может хранить в себе множество тайников. Но если принять во внимание, сколько прошло лет, вряд ли клочок бумажки мог сохраниться в холод и зной.

Уэс плюхается на скамейку и достает из пакета булку с корицей.

— А куда ты на самом деле направлялась, Мак? — Он протягивает пакет мне.

Я с усилием возвращаюсь в реальность и, присев на краешек скамейки, достаю себе булочку.

— Знаешь, — сухо говорю я, — я тут подумывала о том, что стоит поваляться пару часов на солнце, почитать книгу, насладиться летним отдыхом.

— Все еще пытаешься сократить список на своем Архивном листе?

— Ага. — И поговорить с Оуэном. И выяснить, зачем Библиотекарю могло понадобиться скрывать смерти, произошедшие много лет назад. И сделать все это так, чтобы в Архиве не узнали.

— Ты ведь взяла книжку, чтобы сбить родителей со следа? Как хитро с твоей стороны.

Я отщипываю кусочек булочки:

— Знаешь ли, я просто образец коварства.

— Верю, — с набитым ртом бубнит Уэсли. — А насчет твоего листа…

— Да?

— Надеюсь, ты не обидишься. Я не удержался и решил разобраться с одной историей на твоей территории.

Я каменею. Оуэн. Вот почему мне не удалось найти его сегодня утром. Неужели Уэсли отправил его назад? Я стараюсь говорить как можно равнодушнее.

— Что ты имеешь в виду?

— Под Историей? Ну, знаешь, такую штуку, на которую мы с тобой должны охотиться.

Я стараюсь не выказывать паники:

— Я же говорила. Мне не нужна ничья помощь.

— Достаточно будет простого «спасибо», Мак. К тому же я ее не искал. Она сама в меня влетела.

Она? Я достаю листок из кармана. Восемнадцатилетняя Сьюзан Лэнк исчезла. Облегченно вдохнув, я сползаю на скамейку.

— Хорошо, что мне удалось подключить обаяние, — продолжает Уэсли. — Она подумала, что я ее парень. И стоит признать, это здорово упростило дело.

Он проводит рукой по своим нагеленным волосам, жестким, как иглы дикобраза.

— Спасибо тебе, — мягко говорю я.

— Знаю, это трудное слово. Придется потихоньку привыкать.

Я кидаюсь в него оставшимся кусочком булочки.

— Эй, — предупреждает он, — аккуратнее с моими волосами.

— Сколько времени ты проводишь перед зеркалом, чтобы заставить их торчать вот так?

— Вечность, — признается он, — но оно того стоит.

— Неужели?!

— Я хочу, чтобы ты знала, Маккензи Бишоп, что это, — он встает и проводит рукой, словно демонстрируя всего себя от кончиков волос до ботинок, — абсолютно жизненно необходимо.

Я скептически поднимаю одну бровь:

— Дай угадаю. Наверное, ты просто хочешь, чтобы на тебя обращали внимание. — Я говорю театральным тоном, чтобы он понял, что я шучу. — Тебе неуютно в обычном затрапезном облике, поэтому ты наряжаешься, стремясь вызвать реакцию окружающих.

Уэс испускает вздох изумления.

— Как ты меня раскусила? — улыбается он. — На самом деле, как бы мне ни нравилось наблюдать за страдальческим лицом папы или его противной будущей жены, у этого имиджа есть и практическая цель.

— Какая же?

— Запугивание, — говорит он, слегка залившись краской. — Мой внешний вид пугает Истории. Первое впечатление очень важно, особенно если существует угроза схватки. А такое преимущество дает мне контроль над ситуацией. Многие Истории жили не в наше время. А это, — и он снова горделиво себя демонстрирует, — хочешь — верь, хочешь — не верь — помогает.

Он выпрямляется и шагает ко мне, в полосу солнечного света. У него закатаны рукава, так что видны кожаные браслеты, скрывающие часть шрамов. У него живые, яркие глаза теплого карего оттенка. В сочетании с черными волосами они смотрятся крайне эффектно. Как ни крути, Уэсли Айерс очень хорош собой. Я опускаю глаза ниже, и он успевает подловить меня прежде, чем я отведу взгляд.

— Что такое, Мак? — шутит он. — Ты окончательно поражена моей дьявольской красотой? Я знал, что это лишь вопрос времени.

— Да, ты видишь меня насквозь… — смеюсь я.

Он наклоняется вперед и нависает надо мной, опершись рукой о скамейку.

— Эй! — говорит он.

— Эй? — откликаюсь я.

— Ты в порядке?

Правда вертится у меня на языке. Мне очень хочется все ему рассказать. Но Роланд говорил, что никому нельзя верить. Иногда мне кажется, будто я знаю Уэса очень давно, но это не так. Кроме того, я не смогу рассказать Уэсли всего, а часть правды еще хуже и запутаннее, чем полная ложь.

— Конечно! — Я выдаю самую жизнерадостную улыбку, на какую способна.

— Конечно! — с досадой передразнивает он и отстраняется.

Опустившись на другую скамейку, он ладонью прикрывает глаза от солнца.

• Предыдущая
• 39/65
• Следующая