Последние дни - И Сьюзен - Страница 21
- Предыдущая
- 21/54
- Следующая
Он с интересом наклоняется к нам:
– Этот лагерь лишь начало, и нам нужен каждый, если мы хотим иметь хоть малейший шанс отвоевать свой мир у ангелов. Нам пригодятся такие, как вы, – люди, у которых хватает опыта и решимости, чтобы стать величайшими героями человечества.
Боуден презрительно фыркает:
– Куда уж им! Болтались вокруг лагеря, словно пара гондонов. Откуда у них опыт?
Понятия не имею, при чем тут гондоны. Но он прав в одном: нас может поймать даже идиот.
В итоге в наряд по уборным я не попадаю – подобной чести удостаивается лишь Раффи. Меня же ставят на стирку. Впрочем, не уверена, что это многим лучше. Мне еще никогда в жизни не приходилось столь тяжко трудиться. О том, что миру пришел конец, начинаешь понимать, когда ручной труд в Америке становится дешевле и проще, чем использование машин. Мужчины, проводя немало времени в лесу, способны основательно испачкать джинсы и прочую одежду, не говоря уже о нижнем белье.
В течение дня мне приходится выслушать немало презрительных замечаний. Но зато я кое-что узнаю от других прачек.
После долгого настороженного молчания женщины начинают разговаривать. Некоторые пробыли в лагере всего несколько дней и до сих пор не верят, что здесь их никто не обидит и не будет приставать. Они постоянно озираются, стараясь говорить как можно тише, и даже когда беседуют друг с другом, я все равно ощущаю царящую среди них напряженность.
Пока мы вкалываем как лошади – или, точнее, как еноты-полоскуны, – я узнаю, что Оби пользуется среди женщин всеобщим уважением и что Боудена с его дружками следует избегать. Оби – главный в лагере, но не во всем Сопротивлении. Ходит слух, по крайней мере среди женщин, что Оби мог бы стать прекрасным лидером борцов за свободу.
Мне нравится мысль о лидере, который выведет нас из темных времен. Нравится романтическое ощущение причастности к людям, которым суждено стать героями.
Вот только это не моя борьба. Я борюсь за то, чтобы моя сестра вернулась назад живой и здоровой. За то, чтобы с моей мамой ничего не случилось и я смогла отвести ее в безопасное место. За то, чтобы дать еду и кров остаткам моей семьи. И пока в этой борьбе не будет одержана победа, я не могу позволить себе такой роскоши, как участие в грандиозной войне между богами и романтическими героями.
Сейчас же я борюсь за то, чтобы свести пятна с простынь, которые выше и шире меня на целые ярды. И в том нет ничего грандиозного или романтичного.
Одна из женщин тревожится за своего мужа, который, по ее словам, играет в солдатиков, хотя двадцать лет почти не вставал с кресла компьютерного программиста. И еще она беспокоится за своего золотистого ретривера, который сейчас в вольере вместе с остальными собаками.
Оказывается, большинство сторожевых собак на самом деле лишь мирные питомцы обитателей лагеря. Их пытаются дрессировать, чтобы превратить в злобных псов, но на это попросту не хватает времени. Этих собак всю жизнь баловали, с ними играли, так что вряд ли с легкостью удастся сделать из них жестоких убийц, – они скорее залижут тебя до смерти или начнут гоняться за белками.
Долорес убеждает меня, что ее пес, Чекерс, как раз из таких и что большинство собак чувствуют себя здесь, в лесу, словно в собачьем раю. Я понимающе киваю. Именно поэтому у часовых нет собак. Трудно патрулировать, когда твой четвероногий напарник постоянно бросается в погоню за грызунами и лает всю ночь напролет. И слава богу.
Я между делом пытаюсь перевести разговор на того, кто мог бы обглодать беженцев на дороге, но в ответ получаю лишь настороженные взгляды и испуганное выражение лица. Одна из женщин крестится. Вот и поговорили, что называется…
Я бросаю в мутную воду грязные штаны, и мы продолжаем работать молча.
Хотя мы с Раффи считаемся пленниками, никто нас на самом деле не охраняет – в том смысле, что никому не поручено нас охранять. Все знают, что мы новички, и потому никто не сводит с нас взгляда. Чтобы они не заметили, что рана на голове Раффи заживает слишком быстро, утром я первым делом заклеиваю ему лоб пластырем, готовая в случае чего сослаться на сильное кровотечение. Рана его на самом деле меньше, чем казалась ночью, но никто ни о чем не спрашивает.
Раффи роет канаву возле переносных туалетов вместе с другими мужчинами. Он один из немногих, кто до сих пор не снял рубашку. Бинты вокруг его груди выделяются под одеждой, образуя сухую полосу, но никто, похоже, этого не замечает. Профессиональным взглядом я отмечаю грязь на его рубашке, надеясь, что стирать ее придется не мне.
Что-то блестит в лучах солнца на стене, которую мужчины сооружают из ровных прямоугольных коробок вокруг уборной. Я пытаюсь понять, что это такое, и наконец узнаю – настольные компьютеры. Их ставят рядами и скрепляют цементом, превращая в сплошную стену.
– Угу, – говорит Долорес, проследив за моим взглядом. – Мой муж называл свои электронные устройства кирпичами, когда они устаревали.
Они и впрямь устарели. Компьютеры были вершиной технологического прогресса, а теперь пошли на укладку стен для уборных. Спасибо ангелам.
Я снова начинаю оттирать штаны на стиральной доске.
Кажется, кормежки приходится ждать целую жизнь. Я уже собираюсь позвать Раффи, когда к нему подбегает рыжеволосая длинноногая женщина. Все в ее походке, голосе, наклоне головы говорит о том, что ей хотелось бы познакомиться с ним поближе. Я направляюсь в столовую, делая вид, что не замечаю, как они вместе идут на обед.
Схватив миску оленины и ломоть хлеба, я молниеносно поглощаю еду. Некоторые вокруг ворчат, что приходится каждый день есть одно и то же, но я уже сыта по горло сухой лапшой и кошачьим кормом и способна по-настоящему оценить вкус свежего мяса и консервированных овощей.
Из утренних разговоров мне известно, что часть еды принесена из близлежащих домов, но в основном она берется со склада, расположение которого хранится в тайне. Судя по всему, Сопротивление неплохо обеспечивает нужды своих членов.
Покончив с обедом, я отправляюсь на поиски Оби. Мне хочется поговорить с ним, упросить, чтобы он нас отпустил. Днем эти люди уже не кажутся столь плохими; возможно, они поймут, что мне необходимо спасти сестру. Конечно, я не могу помешать Раффи рассказать врагам об этом лагере, но у него нет никаких причин так поступать, пока мы не доберемся до обители, а к тому времени, возможно, лагерь переберется в другое место. Оправдание слабое, но другого у меня нет.
Я нахожу Оби в окружении мужчин, осторожно переносящих ящики из кладовых, в которые я едва не заглянула прошлой ночью. Двое аккуратно укладывают свою ношу в кузов грузовика.
Когда один из них случайно отпускает угол ящика, все замирают.
Несколько мгновений взгляды прикованы к тому, кто отпустил ящик. От людей прямо-таки веет страхом.
Все переглядываются, словно убеждаясь, что до сих пор живы, затем продолжают боком двигаться в сторону грузовика.
Похоже, в той комнате хранилось нечто посерьезнее, чем оленина и оружие.
Я пытаюсь подойти к Оби, но мне преграждает путь чья-то грудь в камуфляже. Подняв взгляд, я вижу Боудена, который яростно смотрит на меня:
– Ступай назад стирать, женщина!
– Ты что, шутишь? Из какого ты века?
– Из нынешнего. Это новая реальность, милашка. Прими ее, пока я не запихал ее тебе в глотку. – Он многозначительно глядит на мой рот. – Глубоко и крепко.
Я почти физически ощущаю его похоть и злобу, и мне становится страшно.
– Мне нужно поговорить с Оби.
– Угу, и тебе, и всем прочим цыпочкам в лагере. Вот где я видал твоего Оби!
Он хватается у себя между ног и трясет вверх-вниз, затем приближает свое лицо к моему и непристойно болтает языком возле самой моей щеки, так что я чувствую брызги слюны.
Страх пронзает мне грудь, перехватывает дыхание. Но мгновение спустя на меня, словно цунами, накатывает гнев, овладевая каждой клеточкой тела.
Передо мной словно воплощение того, что вынуждало ползти от машины к машине, прятаться и замирать при малейшем звуке, по-звериному затаиваться в тени, отчаянно страшась, что кто-то вроде него схватит меня, сестру, маму. Он куда хуже тех, кому хватило наглости похитить мою сестренку, беспомощную маленькую девочку. Он в буквальном смысле преграждает мне путь к ее спасению.
- Предыдущая
- 21/54
- Следующая
