Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.] - Клепов Василий Степанович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/89
• Следующая

Белка вышла из кабинета, не чуя под собой ног. И как раз в это время секретарша говорила кому-то:

— Проходите, профессор, академик Туляков, как видите, освободился и, наверно, вас примет…

«Вот так Молокоед! — подумала Белка. — Сам Туляков им интересуется и просит его зайти».[48]

А из-за двери доносился удивительно громкий для такого старого человека голос академика:

— Не понимаете, да? А ведь я говорю по-русски. Так вот, повторяю еще раз: экспедицию на Восток отложить! Она отправится в Золотую Долину. И постарайтесь подготовить ее как можно скорее!

Белка в НКВД. Торговка открытками. «Зачем люди ездят в Архангельск?» Встреча в тёмном подъезде. Тяжёлое известие.

Итак, с золотом ничего не получилось. В мешочках оказалась медная руда, но Белка утешалась тем, что медь, как объяснил профессор Туляков, даже нужнее золота. Чуть не подпрыгивая от радости, наша скво помчалась в НКВД.

Но тут начались неудачи. Начальник НКВД сначала хотел направить Бел у к какому-то капитану Любомирову, а Белка настойчиво требовала, чтобы он выслушал ее сам. Начальник выслушал, но не поверил ей и все-таки Любомирову позвонил:

— Товарищ капитан, одна девочка рассказала мне совсем неизвестный эпизод из жизни Шерлока Холмса. Выслушайте ее и о своем решении доложите.

Белка повторила Любомирову все, что знала о старике. Капитан стал дознаваться, как она это узнала. Белка сначала пыталась скрыть нашу тайну, но потом увидела, что ничего не получается, и принялась рассказывать все, как есть:

— Молокоед, Дубленая Кожа и Федор Большое Ухо решили добывать золото и покупать на него танки для Красной Армии, но им стал мешать один вредный старик, которого никто не видит, а он всех видит.

— А ты сама его видела?

— А как же я могла его видеть, если его никто не видит! — всплеснула Белка руками.

— Позволь, позволь! — остановил ее капитан. — Как же, говоришь, никто не видит, когда сама только что утверждала, будто Молокоед его видел?

— А, так ведь это — Молокоед! Он даже под землей все видит.

— Даже под землей? Да этот твой Молокоед, кажется, действительно, самому Шерлоку Холмсу даст три очка вперед.

— Конечно! Ведь старик-то живет под землей. А Молокоед его все-таки нашел.

Капитан понял, что от Белки ничего путного все равно не услышишь, и так же, как Туляков, сказал, чтобы она прислала к нему самого Молокоеда.

— Да вы поймите, товарищ капитан, — взмолилась Белка, — не может Молокоед покинуть своего поста. Он же стережет там старика и ждет, когда вы поможете его изловить. А потом он еще боится этого… вот забыла… Не то Белоглазова, не то Белоногова… Вы его должны срочно арестовать.

— Кого же арестовать — Белоглазова или Белоногова? — рассмеялся капитан.

— Нет, кажется, не Белоногова… Белоухова…

— Может быть, Белоносова? — усмехаясь, подсказывал капитан. — И не Белоносова?..

— Беловекова? Белоскулова? Белопузова?

— Нет… Какого-то Бело, а какого — не помню.

— Наверно, Белопупова!

В общем, получилось совсем, как в рассказе Чехова, все лошадиные фамилии перебрали, а Горохова-то и забыли.[49]

— Знаешь что, девочка, — вынужден был сказать в конце концов капитан, — так мы с тобой ни до чего не договоримся. Одного — увидеть нельзя, другой — Белоикс какой-то, вот и ищи-свищи! Без Молокоеда тут все-таки не обойдешься. Пусть он ко мне зайдет. А ты пока иди по своим делам.

Из дел у Белки оставалось только одно: разведать про наших родителей. Но это для нее было самое трудное, она не знала, как к такому поручению подступиться, чтобы не выдать нашей тайны. Она подумала-подумала и решила… торговать открытками.

Белка закупила на почте фотографии любимых артистов[50] и явилась с ними прямо к нам домой.

Ей открыла дверь невысокая, очень симпатичная женщина с курчавыми черными волосами и милыми серыми глазами, которые любили смеяться и во всем видели повод для шуток, а сейчас присмирели, погасли и опухли от слез. Это была моя мама.

— Тебе кого, девочка? — спросила мама тихо, словно внутри у нее все болело, и она боялась даже громко сказанным словом растревожить эту боль.

— Мне надо Васю Молокоедова, — чуть прошептала Белка. Ей стало нехорошо оттого, что у мамы такое горе, а она пришла корчить перед ней шута и разыгрывать комедию с открытками.

— Васи нет, — тихо сказала моя мама. — А что ты хотела? Да ты проходи…

Она провела Белку в комнату и усадила на стул около стола. Девочка сразу обратила внимание на беспорядок в комнате: все было разворочено, сдвинуто, а в углу стояли чемоданы и тюки, увязанные дорожными ремнями.

— Так что бы ты хотела от Васи?

— Мне передали, что он очень любит открытки… — начала врать Белка. — Так вот, я принесла… может быть, он купит? У меня тут, знаете, самые лучшие советские артисты…

Мама взяла открытки, безучастно разложила веером на столе и, глядя куда-то совсем в сторону, сказала:

— Хорошие открыточки… Но я что-то не помню, чтобы Вася ими увлекался…

Вот, действительно, придумала! С какой бы это стати я стал увлекаться фотографиями артистов и артисток? Что они — герои? Снайперы, летчики или разведчики? Они такие же люди, как все. А когда намажутся, нагримируются, девчонки и ахают: «Ах, красавец! Ах, красавица!»

Белка не знала, что врать дальше, и стала снова оглядывать комнату. На стене она увидела вставленную в рамку большую фотографию, на которой был изображен я. Это мама от тоски увеличила мою маленькую карточку и теперь, наверно, смотрела на мой портрет и заливалась слезами. На столе Белка заметила железнодорожный билет. «Архангельск», — прочитала она на билете и даже рассмотрела дырочки, которыми железнодорожники отмечают день отхода поезда. Дырочками были изображены цифры 17.IV. А в этот день было пятнадцатое апреля. «Значит, — подумала Белка, — кто-то послезавтра собирается уезжать в Архангельск?»

— Скажите, — спросила она, — а кто у вас едет в Архангельск?

— Я, — ответила мама. — Только не в Архангельск, а в Холмогоры. Это недалеко от Архангельска. А что?

— Просто так! Мне почему-то стало интересно, зачем люди ездят в Архангельск?

Мама грустно улыбнулась:

— Одни едут по делу, другие — от горя…

— А вы?..

— Я от горя… Да ты разве не знаешь?

И мама рассказала Белке о том, как я утонул, как меня искали на Выжиге, но нашли только плот и достали со дна Колесницу, и как мама боится сообщить об этом отцу на фронт.

Белка выслушала все, поплакала с мамой, потом распрощалась и побежала на почту. Там она купила бумаги и написала записочку:

Белка вернулась к нам, надеясь осторожно подсунуть записку и уйти. Но мама была уже не одна. У нее в комнате сидел высокий стройный человек с бледным худым лицом, на которого Белка, может быть, не обратила бы внимания, если бы не разговор, который человек вел с мамой.

Этот человек мягко уговаривал мою маму не уезжать в Архангельск.

— Я еще раз говорю, Мария Ефимовна, — услышала Белка, как только вошла в комнату, — не делайте этого… Васю не нашли… Но вовсе не следует, что он утонул. Скорее наоборот…

• Предыдущая
• 27/89
• Следующая