Агния Барто. Собрание сочинений в 3 томах. Том 3 - Барто Агния Львовна - Страница 36

• Предыдущая
• 36/46
• Следующая

К дому, посвистывая, подъезжает Таро. Вот он поставил в ящичек для продуктов бутылку молока, показал Кэтрин язык и покатил дальше.

На рекламном щите афиша, исписанная иероглифами. На ней большая фотография советского скрипача Андрея Борисова.

У афиши — Таро.

— Бо-ри-сов… Бо-ри-сов, — с удовольствием повторяет мальчик.

Подходит расклейщик с рулоном афиш, с кистью и ведёрком, замазывает афишу, наклеивает на неё новую — о гастролях цирка.

Таро заволновался, что-то говорит по-японски расклейщику. Тот показывает на двери отеля, из которого выносят чемоданы и выходит группа советских артистов.

Таро подбежал к скрипачу Борисову; видно, что они знакомы.

— Москва? — огорчённо спрашивает Таро.

— Токио, потом Москва! Домой! — отвечает Борисов.

— «По дорожке, по бурвару…» — напевает Таро. Начинает выстукивать песенку палочками на бутылках с молоком, расставив их на земле.

— Подожди, вот так надо. — Взяв в руки палочки, Борисов выстукивает ритм, напевая:

… Слов-то я дальше не знаю, слышал, как моя дочка поёт, — пытается он знаками объяснить Таро. — Будем петь: та-та, та-та…

Таро понял, радостно кивнул. Оба вполголоса, но с большим увлечением распевают:

На лице у Таро выражение такой доверчивости, что Борисов невольно заулыбался, приятельски похлопал мальчишку по спине.

— Андрей Петрович, опоздаем! — торопят артисты…

Борисов достаёт из своего бокового кармана бумажник и вынимает фотографическую карточку. На ней — он и девочка в школьной форме, с пионерским галстуком, с крылатым бантом в волосах.

— На память… Моя дочка Тася, — пытается Борисов объяснить знаками.

Таро решительно мотает головой, возвращает карточку.

— Помогите нам, пожалуйста! — подзывает Борисов переводчицу.

Та объясняет:

— Он благодарит за вашу фотографию, но девочка ему не нужна. Он её отрежет.

— Отрежет мою дочь? Вот те на! — шутливо протестует Борисов.

— Он хотел бы иметь карточку какого-нибудь советского мальчика, а не девочки. Он считает, что дружить надо с мальчиком, — смеётся переводчица.

— Ладно, пришлю тебе мальчика! Обещаю: будет у тебя советский мальчик!

Борисов по-русски, крепко потряс руку Таро. Мальчику понравилось непривычное рукопожатие, он снова тянет руку, Борисов ещё крепче жмёт ему руку.

— Сдаёшься? Смотри, закричишь, — шутит он.

Девушка переводит слова Борисова.

— Таро никогда не закричит, — с достоинством отвечает мальчик.

Пароход готовится к отплытию. Идёт погрузка. На пристани многолюдно. Пёстрая толпа: одни в кимоно, другие в европейских костюмах.

Возгласы, рукопожатия и поклоны, поклоны, низкие японские поклоны и улыбки. Кажется, что вся пристань колышется от беспрерывных поклонов.

Советских артистов провожают черноголовые юноши и девушки. Взявшись за руки и раскачиваясь, они поют по-японски русскую «Катюшу». Окончив песню, низко кланяются Борисову и его товарищам.

И все русские кланяются, опустив руки, подражая японцам.

— Спасибо, дорогие «Поющие голоса», — говорит Борисов и крепко жмёт руку одной из японок. Во всём её облике что-то моложавое, но волосы тронуты сединой.

— Митико-сан… Участвует в походе мира, осенью будет в Москве, — подсказывает Борисову переводчица.

Митико-сан шутливо ахает, показывая, что рукопожатие было слишком крепким.

— Весёлая Митико-сан, — улыбается Борисов.

— Весёлая… Это она так держится… У неё мальчик погиб в Хиросиме.

— Да что вы говорите! — громко воскликнул Андрей Петрович.

— Тише, вот идёт её муж, Масао-сан, он понимает по-русски, был военнопленным…

— Вы понимаете по-русски, Масао-сан? — обрадовался Борисов.

Короткий пароходный гудок.

Все заволновались… Общее движение… Последние прощальные поклоны.

Андрей Петрович по сходням поднимается на пароход.

По японскому обычаю провожающие бросают с пристани на палубу разноцветные бумажные ленты.

Гирлянды лент протянулись, как бы связывая отплывающих с теми, кто остаётся.

Вдруг на пристани появился запыхавшийся Таро. Он быстро пробирается вперёд, ловко протискиваясь в толпе.

Андрей Петрович увидел его и бросил моток ленты с парохода на пристань.

Таро ловит летящую ленту.

Снова громкий короткий гудок. Пароход отчаливает от берега. Лента разматывается, разрывается. Один конец остался в руках у Андрея Петровича, другой — у Таро.

Бьёт волна в берег, пароход медленно уходит в море. Уходит всё дальше и дальше. Пристань пустеет…

На совсем пустой пристани стоит Таро с оборвавшейся лентой в руках.

Московский двор. На скамейке сидят рядом две девочки. В одной из них мы узнаём Тасю Борисову, дочку Андрея Петровича. Она точь-в-точь такая же, как на фотографии, которая осталась у Таро: в школьной форме, с пионерским галстуком, с крылатым бантом в волосах.

В руках у Таси полоска цветной бумажной ленты.

— Папа привёз из Японии. Хочешь, подарю кусочек? — предлагает она подружке.

Подружка Лариса, худенькая, с острым носиком, с острыми рогатыми бантиками, говорит, вздёрнув острым плечиком:

— Ну, знаешь, если бы меня хотели отрезать!..

— Вот ещё — обижаться! Мы ему докажем, что он должен с девочками дружить! Должен, и всё, — назидательно говорит Тася.

В доме кто-то включил радио. Из открытого окна полились звуки скрипки.

Тася ахнула:

— Детская передача! Папа выступает, сейчас расскажет про мальчика.

Девочки, стоя под окнами, слушают, как играет Борисов.

На соседней скамейке бабушка укачивает малыша в коляске, говорит заинтересованно:

— Я люблю детские передачи, там столько поучительного.

Малыш, словно протестуя, начинает громко, сердито кричать.

— Разве он даст послушать? — жалуется бабушка. — Что за ребёнок такой! Как детская передача — он вопить! Тихо, тихо… — уговаривает она малыша.

«Тихо!», «Тихо!», «Тихо!» — вспыхивают электрические надписи в радиостудии. У микрофона — Андрей Петрович.

— Эту мелодию, — говорит он, — мне довелось услышать в далёком японском городке, на южном острове, от одного паренька… Вышел я как-то утром на море посмотреть…

Отделённые стеклянной стеной две девушки — редактор и режиссёр — слушают, тревожно поглядывая на большие стенные часы.

— Время? У нас сегодня новая передача: «Лягушкина почта». Он не зарежет наших лягушек? — беспокоится одна из девушек. Через стекло знаками просит Борисова, чтобы он говорил быстрее.

Борисов продолжает:

— Мальчик пришёл ко мне в гостиницу, я записал мелодию с его голоса. У него прекрасный слух…

Слова Борисова заглушает громкий рёв. Это снова вопит малыш во дворе, мешая слушать Тасе и Ларисе.

— Какой-то некультурный ребёнок! — возмущается Лариса. — Бежим к вам!

Девочки вихрем влетают в комнату. Тася включает приёмник. Раздаётся скучный, размеренный женский голос:

«Точки четыре и три… Вычертим выкройку прямоугольника».

— Там чертежи?! — волнуется Лариса.

— Опять построение половинки трусиков, мама весь вечер их вычерчивала!

Тася всё быстрее крутит рычажки, нервничает. Наконец она поймала голос отца.

«…У Таро нет родных, никого нет…»

За стеклом две девушки ещё настойчивее торопят Борисова, показывая ему на часы.

• Предыдущая
• 36/46
• Следующая