Отголоски иного мира - Янси Филип - Страница 9

Однако жизнь с верой в незримый мир требует постоянных усилий. Ведь наш «сад», то есть природа, не только являет, но и скрывает Бога. Вестминстерский катехизис учит, что основная цель жизни — «славить Бога и всегда радоваться Ему». Но как осуществить это в повседневной жизни, особенно когда Бог, Которому нужно радоваться, скрыт от глаз?

Для начала я могу попытаться сделать свою повседневную жизнь сакраментальной, то есть исполненной постоянной памяти о Божием присутствии. Не надо бежать от материального мира, как бегут гностики, монахи–пустынники и фундаменталисты. Не надо и отвергать сверхъестественное (ошибка редукционистов). Эти два мира, видимый и невидимый, следует свести воедино. Они должны стать единым целым, как и задумал Бог.

В конце концов, мир либо Божий, либо нет. Как сказал знаменитый средневековый немецкий теолог и философ, один из крупнейших христианских средневековых мистиков, учивший о присутствии Бога во всем существующем, Мейстер Экхарт, «если бы душа могла познать Бога без мира, мир никогда не был бы создан».

Если серьезно отнестись к сакральным истокам мира, надо выучиться рассматривать его как Божие произведение искусства, как то, что доставило Богу неизъяснимую радость. «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт 1:31).

Увы, современное общество не относится к Земле как к шедевру божественного искусства. Мы бетонируем плодородные земли под паркинги, загрязняем ядами воздух и реки, бездумно обрекаем на вымирание животные виды. Не лучше и наше обращение с людьми: ежегодно от излечимых болезней умирают 24 000 детей. Ежегодно совершаются 126 000 абортов. Многие семьи не имеют крыши над головой и ночуют под мостами или в картонных лачугах. Мы изготавливаем оружие, способное истребить большую часть человечества. И, как становится ясно из выставки «Миры тела», некоторые люди дурно обращаются даже с собственными телами, выказывая глубочайшее неуважение к дивному творению Божьему.

Мы помещаем священное на особые отгороженные территории, чуть ли не в резервации. Многие люди вспоминают о Боге раз в неделю: послушают воскресным утром проповедь, воспоют песнь хвалы — и назад, в секулярный мир. По словам моего пастора, прихожане рассказывают на автостоянке скабрезные анекдоты, которые не рискнули бы повторить в церкви. Иными словами, из сакрального пространства они вышли, дверь захлопнули, — и можно жить, не вспоминая о Боге.

Блез Паскаль, знаменитый математик и духовный автор, предлагает иное: рассматривать природный мир как предвкушение сверхприродного. «Явив Свое милосердие в благах видимой природы, Он хотел показать, что может дать блага и в невидимом…»[16]

Природа изобилует красотой: самое красивое, что у меня есть — это коллекция морских раковин.

Между тем раковины — всего лишь броня моллюсков… Согласно же библейским Псалмам, Бог хочет, чтобы, взирая на Его творения, мы любили Его еще сильнее.

Кельты говорили о «тонких местах», где естественный и сверхъестественный миры соприкасаются почти вплотную. Мне известны такие места. Там я видел, как чудеса природы буквально, явственно возвещают о величии Создателя: белоголовые орланы и белуги на Аляске, необыкновенные кораллы и тропические рыбы Большого Барьерного рифа возле северо–восточного побережья Австралии, экзотические птицы и бабочки у водопада Анхель в лесах Венесуэлы, морские раковины на пляжах Кении… О каждом таком диве потом вспоминаешь годами, вновь и вновь перебираешь фотографии, хотя они и не могут в полной мере передать виденного чуда. Однажды я с удивлением осознал, что Бог созерцает все чудеса земли постоянно, каждое мгновение. Да что там созерцает! Он и есть их Источник, а они несут весть о своем Творце.

Год назад у нас в Колорадо останавливалась наша добрая знакомая. Врачи вынесли ей суровый приговор: ей суждено ослепнуть. И эта женщина решила: прежде чем она окончательно потеряет зрение, ей надо побывать в своих любимых местах. Когда она погрузится во тьму, эти уголки земли будут жить в ее воспоминаниях. Для нее, как и для меня, красота — признак близости Бога. И она создавала своего рода банк памяти о красоте.

Однако для начала нам необходимо осознать свою тварность. Моя нынешняя жизнь в Колорадо очень способствует этому: когда вокруг величественные горы, поневоле ощущаешь, что ты тварь! Мир чикагских небоскребов был совсем другим: рестораны и магазины, автобусы и офисы, спортивные и детские площадки. Много удобств, но как же эти удобства искажают восприятие мира! Городские огни тушат сияние звезд, а из–за высоких зданий не видно полей и рек. То ли дело, когда живешь среди скал и лесов.

Несколько лет назад в Скалистых горах нашли стадо из двухсот лосей, убитых шаровой молнией. На фотографиях, сделанных с вертолета, видны раздутые тела животных, разбросанные среди тысяч деревьев, вырванных силой взрыва. Когда я стою на горной круче, а вдали собираются тяжелые грозовые облака, я иногда вспоминаю эту сцену. Один опытный альпинист сказал, что горы нельзя назвать ни справедливыми, ни несправедливыми: они просто есть. Быть может, он прав, но когда я стою, уязвимый для лавины, града, бури, молний и прочих опасностей, я чувствую себя очень маленьким и очень хрупким. Гордыня горожанина спадает с меня, словно сухая шелуха. Природа напоминает мне о моей смертности и слабости. И о том, что я — существо тварное.

«Поздно полюбил я Тебя, Красота, такая древняя и такая юная, поздно полюбил я Тебя!» — восклицает Августин в «Исповеди»[17].

Далее он описывает, как раньше его соблазняли, уводили прочь от Бога–Создателя красивые вещи. Впоследствии Августин вернулся к ним и увидел не только сами солнечные лучи, но и их Источник. Вот и я тоже постоянно должен помнить об Источнике, «освящать» мир вокруг себя.

Однажды в Коста–Рике я был на ночной экскурсии в заповеднике. Нам собирались показать удивительное явление: как гигантские кожистые черепахи откладывают яйца. Чтобы не спугнуть черепах, гид пользовался фонариком с красным фильтром. К полуночи мы медленно и осторожно продвинулись километра на полтора вдоль пляжа по все еще горячему после дневного солнца песку и наконец увидели самочку, готовящую гнездо.

Черепаха выползла на мягкий песок и, орудуя мускулистыми ластами, стала рыть яму. Вычерпанный песок она бросала за спину. По мере того как яма углублялась, работать ей было все труднее. Песок становился влажнее и тяжелее, и будущая мама бросала его с заметным усилием. Наконец черепаха зарылась вглубь почти на метр. Ее тело полностью ушло в яму, и вычерпывать песок стало совсем трудно: он скатывался с края вниз. Самочка вновь подбирала его и изо всех сил кидала обратно.

Мы, туристы из Германии, Голландии, Коста–Рики и США, завороженно наблюдали за этой древней драмой. Слышались ритмичные звуки прибоя, на луну наползли серебряные облака. Мать–черепаха тяжело дышала и вздыхала, ее рот открывался и закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег. Наконец, через час тяжелого труда, яма ее удовлетворила, и она начала откладывать небольшие белые яйца размером с биллиардные шары. Они сияли в лунном свете. Мы насчитали как минимум шестьдесят яиц. Последние несколько яиц были поменьше. По словам гида, эти яйца были еще и неоплодотворенными: если гнездо найдет хищник, первыми ему попадутся именно они.

Выполнив основную задачу, черепаха медленно выбралась из гнезда и взялась закапывать яйца. На это у нее ушло минут сорок пять. Мощными передними ластами она бросала песок метра на три назад. И вот она заполнила яму, тщательно утрамбовала, присыпала сверху еще песка, снова утрамбовала, потом слегка разворошила песок по соседству, чтобы сбить с толку хищников. После этого, устав вконец, черепаха еле–еле поползла к волнам, отдыхая каждые несколько движений. Она была настолько ослабевшей, что даже самые маленькие волны несколько раз отталкивали ее к берегу. Наконец, черепеха набралась сил, рванулась вперед, окунула голову под воду и вскоре скрылась из виду.