Ангелическая по-этика - Кедров Константин Александрович "brenko" - Страница 14

В структуре слова Логарифм открывается главный голографический принцип строения Вселенной как зеркально заРИФМованного пространства посредством ЛОГОСа (слова- отношения). Этот единый голографический код в космологии К. Кедрова получил название метакод.

Первым шагом к метаметафоре стала замена трехмерности – а3 на эн-мерный пространственный континуум. Число «вывернулось» из своего земного значения – величины в космическое число – отношение. Млечный Путь стал функцией на кватернионах векторальной бесконечной системы координат (одна из величественных фресок распятия, начертанного в звездном пространстве).

Сакральные качества числа – покой, вечность, неуничтожимость, способность не отражения, а выражения любой неумопостигаемой сущности приближают его к божественной субстанции.

Не случайно все божественные атрибуты античных, восточных магических и христианского культов (весы, незрячесть,открывающая все визуальное, одновременность действий – операций и множественность мысли, связаны с числом и являются его свойствами.

Невыразимый символ, по своей красоте равный непроизносимому священному имени и его совершенное выражение – знак Бога – бесконечность в степени n.

АНГЕЛИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА – II

Вкус и аромат звезд я ощущал с детства. Сладкий, горчащий Сириус, красно-синий, кислинка Кассиопеи и парфюмерная волна от Б.Медведицы. Мама звала меня звездочетом, но одновременно я был дирижером. Услышав любую музыку из черной настенной тарелки я тотчас же начинал дирижировать. Я не различал мелодию – дирижировал каким-то шумом и грохотом.

Хор звезд для меня не абстрактное понятие, а вполне слышимое звучание. Оно давно превратилось в мои стихи. Если бы я дирижировал музыкой своего стиха, то давно бы превратился в сторукого Шиву. Тысячеустое и тысячеглазое небо целовало меня своим светом и ласкало ресницами звезд. Неправда, что Рай невидим – поднимите глаза к небу – он перед вами. Фламмарион утверждал, что если бы звездное небо было видно лишь в одном месте земли, туда стекались бы миллионы паломников.

Но еще большего поклонения достойно небо невидимое, открытое Альбертом Эйнштейном. Как бы не был ужасен XX-й век, он открыл и сделал достоянием науки потусторонний мир космоса. Мчаться со скоростью света, значит видеть мир глазами Ангелов. Ангелическое светозрение великого Альберта – это современная живопись и метаметафора в поэзии. Никакая церковь не открыла мне столько, сколько увидели Лобачевский и Эйнштейн. К сожалению физики и математики говорят о Рае языком ада. Перевести на райский язык Эйнштейна впервые попытался Павел Флоренский в книге «Мнимости в геометрии».

Однако ни в одной книге я не нашел того бесконечного интимного вовнутрения всего мироздания, которое мне свойственно от рождения. «Между поэтом и музой есть солнечный тяж», – сказал Алексей Парщиков. Тяж между собой и вселенной, а еще вернее между собой-вселенной это сладкое втягивание себя в иные миры и еще более сладкое втягивание в себя всех миров. И не отдельной чакрой, а всем внутренним и внешним, правильнее внутренне-внешним своим существом.

Мой мир не делится на внешний и внутренний, на космос и тело, на дух и материю. Материя духовна, а дух телесен. Жизнь переполнена присутствием смерти, а смерть бурлит жизнью. Мужчины и женщины единотелые существа, разделенные только внешне. Также чисто внешне разъединены мы со звездным небом.

«Звезды – мои кишочки», – сказал мне мой крестник Андрюша Врадий, когда ему было 6 лет. В 7 лет он уже намертво об этом забыл. Моя звездная память простирается к моменту рождения, когда сладкий тяж повлек меня сквозь стягивающее пространство в нынешний мир. И был момент когда между внутренним – материнским и внешним моим миром, не было грани. Видимо это был один мир до разрезания пуповины. Травма от этого перереза была настолько велика, что я упорно не хотел жить пока мудрая женщина-врач не поднесла к моему рту ложку стерляжьей ухи.

Каким образом удалось раздобыть стерлядь в Рыбинске 42-го года под нескончаемыми бомбежками, это большая тайна. Позднее я узнал, что в рыбинских лесах в 18 веке один

из моих предков Челищевых основал обитель Розенкрейцеров и он же был командующий всей артиллерией. Кроме того, в год моего рождения, 42-й, в Рыбинске скончался девяностолетний дешифровальщик звезд Николай Морозов. Видимо ко мне подключилась его душа, и я стал на всю жизнь «звездочетом». Поразительно, что Морозов видел в Библии только планеты и звезды и совсем не замечал созвездий. Подобно исследователю сказок Афанасьеву он частенько описания созвездий принимал за форму облаков. Эта слепота на созвездия была весьма характерна для так называемой солярной – солнечной школы.

В 70-х годах я слушал в храме на Большой Ордынке в церкви Всех скорбящих Радости проповедь архиепископа Киприана. Праздновался день Казанской Богоматери. «Икона чудотворная ныне утрачена или хранится тайно где-то в Америке. Но взгляните на звездное небо и вот Она перед Вами». Василий Великий утверждал, что неправы те, кто утверждает будто бы лик Христа скрыт от людей до второго пришествия.

Солнце разве не лик Спасителя? В другом месте он говорит, что солнце – это сердце Иисусово. Очертания созвездия Кассиопеи отчетливо просматривается в Образе Одигитрии, простирающей в благословении свои длани и в образе Богоматери, простирающей над нами честный Омофор Млечного пути.

Только слепец не различит созвездие Ориона в начертании облика широкоплечего Озириса.

В то же время раздираемые на части Озирис и Дионис – это Луна, распадающаяся на фазы, и одновременно, это погребаемое на Западе и восходящее на Востоке солнце. «Ты еси солнце, солнце зашедшее иногда» – поется в воспоминаниях о Страстях Христовых. О раздирании на части Озириса и Диониса напоминает эпизод с раздиранием на части одежд

Иисуса. «Разделиша ризы моя и об одежде моей мятоша жребий». Бесшовный хитон Христа – это еще и все звездное небо над головой. Оно же звездный покров Изиды. «Одеянный светом яко ризою, наг на суде стояша». Но небо не только ризы Христовы оно и кожа вселенского человека Адама Кадмона.

На руке каждого человека четко отпечатано созвездие Кассиопеи и пересекающий ее Млечный путь.

Вдыхайте ладан бездонен он

Вдох - и ты в глубине окна

Так однажды взглянув в ладонь

Я увидел всадника и коня

Всадник взметнул копье судьбы

Линия жизни ушла в зенит

Линия сердца ушла в меня

Линия счастья еще летит

Как копье девственницы над Орлеаном

Как копье римлянина на голгофе

Так мой взор пронзило железо Жанны

Острием сияющих голографий