Персиваль Кин - Марриет Фредерик - Страница 31
- Предыдущая
- 31/58
- Следующая
Море было гладкое, хотя ветер свежел, и обе шкуны шли по шести или семи миль в час; но «Стелла» имела лучший ход и перегоняла своего противника. Я понял, что все зависит от верного выстрела, и довольный тем, что видел, сошел вниз.
Более получаса продолжался безуспешно огонь с обеих сторон, но в это время раздался радостный крик негров, и я услышал, как они кричали, что у «Стрелы» сбита фор-стеньга. Голос Винцента ободрял пиратов, между тем как сердце замирало во мне с отчаяния.
Выстрелы стали реже, потому что «Стелла» проходила перед носом у английской шкуны, и негры громко смеялись наверху. Через несколько минут огонь совсем прекратился, и я уже думал, что «Стелла» оставила своих преследователей далеко за собою, как вдруг целый залп грянул на нас, и наверху послышались треск и смятение.
Я побежал туда взглянуть, что случилось. Оказалось, что в то время, когда «Стелла» хотела пройти перед носом у «Стрелы», последняя также привела к ветру и сделала последнее усилие, дав залп всем бортом. Два ядра ударили в грот-мачту, и она упала. Я понял, что судьба «Стеллы» решена — ничто не могло спасти ее; она могла еще сражаться со шкуною, но ей уже невозможно было уйти от фрегата.
Я убежал вниз, в каюту; я боялся, чтобы негры не заметили радости на моем лице. Я услышал грозный голос капитана и его проклятия и благодарил Бога, что был не возле него. Обломок мачты бросили в воду; я слышал, как Винцент ободрял негров, убеждая их, что лучше умереть на пушках, чем висеть, как собакам, на реях. Некоторые из них спустились вниз и стали пить вино.
Английская шкуна догнала нас, и бой начался на пистолетном выстреле. Никогда не забуду, что происходило в продолжение каких-нибудь трех четвертей часа. Негры, большею частью пьяные, сражались с неимоверною яростью; их крики, вопли и ужасные проклятия смешивались с громом пушек и треском рангоута, криками раненых и громким голосом Винцента. Страшно было и внизу: густой дым окружал все, раненых бросали в люки, и негры беспрестанно бегали за вином и опять выбегали наверх к пушкам.
Вдруг выстрелы полетели к нам с подветра, и мы очутились между двух огней. Фрегат догнал нас и лег борт о борт. Но «Стелла» продолжала отстреливаться обоими бортами, хотя выстрелы ее становились постепенно реже и реже, между тем как фрегат открыл по ней сильнейший огонь.
Мною овладело такое беспокойство, что я не мог долее оставаться на месте; я побежал по нижней палубе через убитых и раненых и взглянул из люка. Боже! Какая ужасная сцена представилась моим глазам! Многие пушки были сбиты, палуба завалена обломками, опьяневшие или убитые негры, валялись по всем направлениям, разорванные в куски. Такой кровавой сцены я никогда более не видел. Из целого экипажа осталось не более двадцати человек, и эти валялись по палубе, истомленные работою или бесчувственные от вина.
Сражение кончилось; ни одного человека не осталось у пушек; два или три негра были убиты на моих глазах выстрелами с фрегата. Где Винцент? Я не смел отыскивать его и даже боялся с ним встретиться. Я опять спустился вниз и пошел в каюту; пороху более не требовали, и там не было ни души. Вдруг кто-то стал спускаться в люк; по походке я узнал капитана. Было так темно, и каюта была так полна дыму, что он не мог меня заметить, хотя я видел его. Он был ранен; войдя в каюту, он схватился за пистолеты и пошел к крюйт-камере. Я понял его намерение: он хотел взорвать себя на воздух.
Нельзя было терять времени. Я проскользнул мимо него, выбежал наверх и бросился в море. Я еще не успел вынырнуть, когда услышал и почувствовал взрыв; он был так силен, что я едва не лишился чувств. Я чуть помню, как мне удалось схватиться за какой-то обломок и вынырнуть с ним вместе между остатками разбойничьего судна.
Через несколько минут я пришел в себя и, осматриваясь кругом, заметил в ста саженях шкуну «Стрелу», совершенно разбитую, и невдалеке от нее мой фрегат, чистый и блестящий, как будто он сейчас вышел из гавани. «Каллиопа» делала какой-то сигнал шкуне, и шкуна отвечала. Но я напрасно ожидал, что она спустит шлюпку. Дело в том, что «Каллиопа» сигналом приказывала ей спустить шлюпку, но шкуна отвечала, что все ее шлюпки разбиты и не могут держаться на воде. Тогда я заметил, что фрегат спустил катер свой на воду, и считал себя спасенным, когда увидел, что катер идет ко мне.
Через несколько минут катер подошел к массе плавающих обломков, и матросы, перестав грести, начали осматривать их; заметив меня, они стали держать ко мне, подняли меня и положили в шлюпку. Я встал на ноги и хотел идти на корму, но мичман, бывший на шлюпке, сказал гребцам:
— Возьмите этого проклятого пирата на бак — не пускайте его сюда!
— Ого, мистер Ласселес, — подумал я, — так вы не узнаете меня.
Я совсем позабыл, что я черен, но один из гребцов, схватив меня за ворот, передал на бак и сказал:
— Возьмите негра; он еще молод для виселицы.
Я не счел за нужное открыться. Страсть к проказам опять родилась во мне. Видя, что только я один остался в живых, они стали грести к фрегату, а мичман пошел донести обо мне. Меня передали на фрегат, и я молча стоял на шкафуте, между тем как капитан и старший лейтенант говорили с мистером Ласселесом. В это время Томушка Дотт подошел ко мне и, приложив палец к левому уху, щелкнул языком, как будто говоря: тебя повесят, приятель.
Я не мог удержаться, чтобы не сделать ему первый масонский знак, которым я учил Грина; тогда мистер Дотт изъявил сильное негодование и назвал меня дерзким мошенником. Матросы, стоявшие около нас, смеялись, но никто не узнавал меня, потому что не только лицо мое было черно, но я покрыт был с ног до головы смесью соленой воды с порохом, которая еще более препятствовала им различить мои черты.
— Привести сюда негра! — сказал старший лейтенант.
Я тотчас подошел и, приблизясь к капитану Дельмару и старшему лейтенанту, за которыми стояли все офицеры, любопытствуя знать, что я буду рассказывать.
Я приложил руку к голове за неимением шляпы и сказал: честь имею явиться, как обыкновенно говорят офицеры, приезжая на корабль.
— Боже! Этот голос!.. Кто ты? — вскричал капитан Дельмар, отступая назад.
— Мистер Кин, — отвечал я, опять прикладывая руку к голове.
Боб Кросс, стоявший со многими матросами недалеко от меня, позабыв дисциплину, подбежал ко мне и схватил меня за обе руки, смотря мне в лицо.
— Это он, капитан, это он! Ура, ура! — и все матросы кричали ура вместе с ним.
— Боже мой, так вы не взлетели на воздух? — сказал старший лейтенант, подходя ко мне. — Не ранены ли вы? Он совсем черен. Где доктор?
— Нисколько не ранен, — отвечал я.
— Пусть его возьмут вниз и осмотрят, — сказал капитан с некоторым волнением, — и если он не ранен, то пришлите его ко мне в каюту.
Капитан спустился вниз, а я стал здороваться с Доттом и другими офицерами. Казалось, что мое возвращение необыкновенно всех обрадовало. На кубрике меня осмотрели, и все удивились, что я не ранен, и еще более удивились тому, что я был черен с головы до ног, и что эту краску нельзя было смыть.
— Каким же это образом вы переменили свой цвет? — спросил старший лейтенант.
— Последние три месяца я был негром. О, это длинная история, но я пойду вместе с вами к капитану и расскажу ее.
Надев свой мундир, я пошел со старшим лейтенантом в капитанскую каюту и начал подробно рассказывать все, что со мною случилось.
Когда я кончил, мистер Гипслей вышел из каюты наверх, и я остался наедине с капитаном.
— Признаюсь, что я уже считал вас погибшим, — сказал капитан Дельмар. — Мы взяли матросов со шлюпкой на другое утро, и они донесли, что вы утонули в каюте. Бездельники! Они осмелились оставить вас.
— Они не виноваты, капитан: вода была очень высока в каюте, и я не отвечал на их оклик.
— Они окликали вас?
— Да, я слышал их сквозь сон и не отвечал им.
— Ну, я очень рад за них; но мы так уверены были в вашей потере, что я уже написал о ней вашей матушке. Странно, что уже в другой раз я напрасно опечалил ее. У вас заколдованная жизнь, мистер Кин.
- Предыдущая
- 31/58
- Следующая
