Сто лет назад - Марриет Фредерик - Страница 31

• Предыдущая
• 31/76
• Следующая

Теперь представьте себе мою особу в совершенно ином виде и иной обстановке, чем это было до сих пор: вместо обшитой галуном шляпы и кортика, вместо синего камзола с золотыми пуговицами и пышного жабо, представьте себе меня в скромном сером костюме и с пером в руке. Вместо того чтобы шагать по палубе и управлять ходом моего судна или изучать обширный горизонт, я целыми часами сижу неподвижно на высоком табурете перед конторкой в тесной конторе и не свожу глаз с конторской книги, сверяя длинные столбцы цифр. Вы можете спросить меня, доволен ли я был этой переменой; скажу вам по правде, на первых порах в особенности, я не был слишком доволен и, несмотря на мое отвращение к службе на каперском судне, не раз с сожалением вздыхал о службе на море. Переход от живой деятельности морского офицера к сидячей конторской работе был слишком резок, и часто я до того забывался, что забывал про лежавшую предо мной работу.

Однако я скоро вошел в курс дела, и мистер Треваннион остался мною доволен. Главным моим занятием было писать письма различным деловым людям, с которыми мой хозяин имел торговые и иные сношения.

Дела мистера Треванниона были несравненно сложнее и разнообразнее, чем я думал. Кроме двух каперских судов, у него было еще несколько судов, ведущих торговлю по берегу Африки, скупая слоновую кость, золотой песок и другие колониальные товары, несколько судов, торгующих в Виргинии табаком и другими местными продуктами, и наконец, несколько более мелких судов на рыбных промыслах у берегов Ньюфаундленда, откуда они шли с своим грузом в Средиземное море и там, распродав его и накупив средиземноморских продуктов, возвращались с ними в Ливерпул. Что мистер Треваннион, кроме того, был очень состоятельный человек, это было всем известно. Он раздавал очень крупные суммы денег в долг под надежные залоги ливерпульскому купечеству, имел большие участки земли и поместья во многих местностях Англии, о которых я знал только по получаемой за них арендной плате, и, кроме того, имел еще громадные паи во многих крупнейших английских предприятиях. Что меня очень удивляло, так это то, что столь богатый человек, имея всего только одну дочь, о которой ему нужно было заботиться, не ликвидирует своих дел и не удаляется на покой. И однажды я высказал это его дочери; она отвечала, что «привычка — вторая натура»: отец ее так уже свыкся с делом, что без него скучает, ему кажется тогда, что он теряет смысл жизни.

В то же время она, кстати, сообщила, что отец ее, очень довольный моей работой и рвением к делу, хочет предложить мне стать его компаньоном. При этом девушка высказала, что теперь самое благоприятное время — открыто еще раз заявить мое мнение о каперстве и поставить уничтожение его условием моего вступления в компаньоны. Мисс Треваннион предупредила меня, что, вероятно, сначала мой разговор с ее отцом вызовет его страшный гнев, но потом, в конце концов, он согласится со мной.

Я дал слово попробовать, хотя и предвидел, что из нашего разговора с хозяином не выйдет никакого толка. Скоро, как раз в годовщину моего поступления в контору, Треваннион, действительно, предложил мне принять меня в долю в свое дело. Я, помня слово, данное его дочери, завел речь о каперстве и заявил, что не могу участвовать в деле, которое считаю нечестным. Как и можно было ожидать, хозяин страшно разгневался.

— Мистер Эльрингтон, — заявил он мне, — боюсь, что после вашего разговора со мной нам трудно будет продолжать жить в добрых отношениях друг с другом. Вы упрекнули меня, старого человека, в том, что я занимаюсь постыдным делом; и вы дали почувствовать, что я поступаю не так, как того требует совесть, следовательно, занимаюсь предосудительным делом. Словом, дали мне понять намеками, что я нечестный и непорядочный человек. Вы швырнули мне в лицо мое предложение и мое желание сделать для вас то, что я считал справедливым и должным, встретили не только безразличием, но, я могу сказать, даже с презрением, и все это потому только, что вы составили себе какое-то нелепое представление о том, что хорошо и что дурно, представление, которому никто из серьезных деловых людей не может сочувствовать и которому вы можете найти сочувствие разве только у попов да у женщин-фантазерок. Но я желаю вам добра, мистер Эльрингтон, несмотря ни на что, я глубоко огорчен вашим ослеплением; я хотел оказать вам дружескую услугу, но вы не пожелали этого от меня.

Мистер Треваннион помолчал некоторое время, затем продолжал:

— Так как вы не пожелали стать моим компаньоном, потому что вам это не позволяла ваша совесть, то я должен вывести заключение, что вам на том же основании неприятно и служить у меня. А потому расстанемся мирно и спокойно. За вашу службу вплоть до сегодняшнего дня, а также, чтобы вы могли приискать себе какое-либо другое занятие, я прошу вас принять вот это!

И Треваннион выдвинул нижний ящик своего стола и достал из него кожаный мешочек с червонцами, который он положил передо мной. Впоследствии я узнал, что в нем было 250 золотых якобусов6.

— Я желаю вам добра, мистер Эльрингтон, но искренне сожалею о том, что судьба столкнула нас: лучше было бы нам никогда не встречаться!

С этими словами Треваннион встал и прежде, чем я успел вымолвить слово, прошел мимо меня к выходной двери, вышел из дома и быстро зашагал вдоль улицы. Я остался стоять на месте, как прикованный; все у меня путалось в голове. Я ожидал сильного взрыва гнева, длинных и горячих пререканий, но никак не мог допустить мысли, что он таким образом вышвырнет за борт человека, который ради него подверг себя тяжелому испытанию, из которого он вышел с честью. Горькое чувство обиды овладело моей душой. Я чувствовал, что мистер Треваннион поступил со мной грубо и неблагодарно.

— Увы! — подумал я. — Таков свет. Стоит только задеть самолюбие человека или коснуться его тщеславия, — и все обязательства, все жертвы, принесенные ему раньше, все это будет вычеркнуто и забыто.

Я не тронул мешка с червонцами, которых решил не брать, хотя в этот момент у меня не было и двадцати гиней в кармане.

Начинало уже темнеть, и в это время мы обыкновенно прекращали занятия в конторе; я собрал все свои книги и бумаги, некоторые, более важные, положил в несгораемый шкаф, другие, как всегда, запер в свой стол, и прибрав все как можно лучше, запер несгораемый шкаф и стол, вложил ключи в конверт, запечатал его и, надписав на нем имя мистера Треванниона, положил конверт на его стол подле мешка с червонцами.

Тем временем уже почти совсем стемнело; приказав доверенному сторожу запереть контору, я поднялся наверх, в гостиную, где рассчитывал найти мисс Треваннион и проститься с ней. Я, действительно, не ошибся; она сидела у большого круглого стола, на котором горела лампа, и что-то вязала.

— Мисс Треваннион, — сказал я, почтительно подходя к ней, — я исполнил данное вам обещание и получил свою награду! — Она отвела глаза от работы и взглянула на меня. — Иначе говоря, я отчислен от службы в этом доме и изгнан из вашего присутствия навсегда!

— Я надеюсь, — сказала она после минутного размышления, — что вы не превысили моего желания. Мне кажется до того странным то, что вы мне сказали, что я должна допустить только эту возможность. Мой отец никогда не мог бы предложить вам оставить службу у него в конторе только вследствие того, что вы позволили себе высказать свой взгляд на вещи. Мистер Эльрингтон, вы, наверное, зашли слишком далеко.

— Когда вы увидите вашего батюшку, мисс Треваннион, то сами спросите у него, провинился ли я в резкости или невоздержанности во время разговора с ним, или может ли он упрекнуть меня в непочтительности при исполнении того, что вы желали и поручили мне сказать ему. Я сказал это именно так, как вы мне предложили это сделать, и результаты были таковы, как я вам говорю!

— Если то, что вы сейчас говорите, верно, мистер Эльрингтон, то можете утешиться тем, что вы исполнили свой долг и поступили, как должны были поступить согласно вашим убеждениям, но я не могу представить, что ваше увольнение явилось результатом того, что вы высказали отцу еще раз свой взгляд. Вы меня извините, мистер Эльрингтон, но я как дочь, по справедливости, не могу из чувства уважения к моему отцу поверить, чтобы дело обстояло так, как вы утверждаете.

• Предыдущая
• 31/76
• Следующая