Эммануэль - Арсан Эммануэль - Страница 25
- Предыдущая
- 25/74
- Следующая
Этот рассказ, что и говорить, произвел на Эммануэль впечатление. Но сомнения все еще не покинули ее.
– Однако, Марио, такая мораль не может сразу овладеть обществом. У этих людей она существует веками. Это должно быть врожденным чувством. Напомню вам, вы только что уподобили дар эротизма дару поэзии. Но нельзя же стать поэтом, лишь захотев писать стихи. Таланту нельзя научиться, это дар, поэтом рождаются. И если ты бездарен, у тебя ничего не получится.
– Еще одна общая иллюзия! Надо ли вам повторять, что нет другой поэзии в природе, чем та, какую создал в ней человек. Нет другой гармонии, другой красоты. И человек постигает эту гармонию, обнаруживает свой гений, как правило, уже в зрелом возрасте. Пример мурья ясно показывает нам, что этого можно достичь совсем юным. Не родятся поэтом. Не родятся никем. Всем надо становиться. Мы можем стать людьми, превратиться в человека, явиться в мир в новом одеянии. Так является в мир после линьки рак-отшельник. И, как скорлупу, мы оставим за собой наши мифы, наше невежество. Только так можем мы родиться окончательно, двигаясь с каждым взрывом мутации все ближе к человеку. Учиться – значит учиться наслаждению. Овидий уже сказал это: «Знанью покорен Амур».
Эммануэль не читала Овидия, но кивнула головой – дальше, дальше!
– Нам ведь многому надо учиться: искусству, морали, науке, красоте, добру, истине. Время незнания кончается. К счастью, есть один прелестный ребенок – Эрос, облегчающий нам работу. Словом, достаточно размышлений, опыта и эротической проницательности, чтобы постичь и поэзию, и мораль, и ясное мироощущение – хотя все это лишь части одного – урока человека, тогда как в старой школе мы проходим только уроки вещей.
– Ваши объяснения делаются все более абстрактными, а я простая женщина, мне нужны примеры того, что я должна совершать на деле.
– Что совершать? Воображать, видеть и, как бы точнее выразиться, провоцировать по возможности эти положения, эти встречи, эти неожиданные связи, без которых нет подлинной поэтичности. Вот вам пример одного из источников эротизма.
– Вы сказали «неожиданные». Значит, в том, что ждешь, к чему готовишься, не может быть наслаждения?
– Эротизм, милая моя, в том, что ломает привычку. Наслаждение теряет артистичность, если оно привычное наслаждение. Только небанальное имеет цену, только исключительное, необычное, что дважды никогда не увидишь.
– Но выходит, что когда эротическая любовь станет признанной, эротизм потеряет свою привлекательность? Может быть, для ваших мурья заниматься любовью так же скучно, как возиться на кухне.
– А я бы таких выводов из рассказа Квентина не делал. Мне кажется, что, наоборот, с малых лет преуспевшие в науке любви, они всю жизнь ничего не ставят выше сексуальных игр. В Индии их и знают как ярых проповедников Ганеши, бога физической любви. Но я согласен с вами, что их опыт может оказаться непригодным для нас. Все-таки наш дух остается в рамках традиционного сексуального ханжества, а ханжество сильнее, чем доводы разума. Но не надо льстить себе, полагая, что мы способны предугадать, что произойдет с психологией наших потомков-мутантов. И давайте признаемся, что для таких узников, какими мы все же остаемся, чудесное освобождение эротических эмоций предстает чаще всего как изъян в обычном. Это так – и к сожалению, и к радости. Сидящие в нас пережитки ложных моральных правил и дают нам наслаждение оттого, что мы эти правила рвем, что мы бываем шокированы или сами шокируем. Это – наш реванш. Для женщины нет ничего эротического в том, что ее супруг оплодотворяет ее в постели перед сном. Но если в полдник она позовет своего сына, чтобы он приготовил для сестрички маленькую тартинку спермы, это будет эротичным, потому что такое меню еще не вошло в употребление. Когда мещане привыкнут к этому, надо будет придумать что-то другое.
– Так я была права, когда говорила, что если эротизму нужно только экстраординарное, запретное, то само его развитие угрожает его существованию. В один прекрасный день он станет привычным! Он станет правильным, пресным.
– Согласитесь без всякого риска, дорогая, что уже с давних пор ничего нового придумать нельзя. И однако ваши страхи напрасны, потому что эротизм не наследство, не общее достояние, он – персональное приключение. Будьте спокойны – эротизм сохранит свою ценность даже среди освободившегося от сексуального табу человечества. Ведь от того, что известны законы стихосложения, поэтов не прибавляется?
Что могла возразить на это Эммануэль? Марио продолжал монолог:
– Артист творит заново не для истории, а для себя. В отличие от науки искусство не зависит от уже совершенного. Какая разница, что лошади и люди уже были изображены, – под моими пальцами они рождаются для меня впервые и так же впервые их увидит зритель. Но нужно, чтобы наше произведение увидели. Искусства нет там, где нет зрителя или слушателя.
Марио остановился, ожидая ответа Эммануэль. Но она молчала.
– Дети мурья, – двинулся дальше Марио, – занимаются любовью на виду у своих товарищей, на виду у случайных гостей. Оставшись вдвоем в стенах комнаты, они быстро соскучились бы. Вы боитесь, что привычка притупит наслаждение. Но взгляды других – может быть, они раскрывают для нас новые горизонты? Вот теперь вы узнаете второй закон эротизма – необходимость асимметрии.
– Что это значит? А впрочем, какой был первый закон?
– Первый – необычность. Но оба они, как я уже говорил, – «малые законы». Главнейший, необходимый и достаточный закон – верховная простота.
– Тот, что тут же переходит в другой – наслаждаться артистично, в постоянно обновляющихся объятиях – означает не растрачивать время попусту.
– Примерно так, хотя выражение «постоянно обновляющиеся» не кажется мне удачным. Из него можно сделать вывод, что вы должны бросать прежних партнеров, когда появляются новые. Это страшная ошибка! Увеличение их числа, а не преемственность – вот что повысит степень вашего счастья. От непостоянных сердец Эрос скрывает свои секреты. Зачем же отдавать себя, если вы тут же себя отбираете. Мир для вас окажется не очень обширным.
Теперь Эммануэль была само внимание, и Марио воодушевился еще больше.
– И, кроме того, поскольку я знаю, как вам дорога эта мысль, для вас я ставлю главный акцент не на наслаждении, а на искусстве. Вы мне это простите?
– Ладно, – бросила умиротворенная Эммануэль. – Будем говорить об искусстве наслаждаться вместо «наслаждаться с искусством». Подойдет ли вам, если я так сформулирую: «Всякое время, проведенное не в объятиях все более многочисленных, есть потерянное время?»
– Очень хорошо, – одобрил Марио. – У вас определенный дар формулировок. Надо, чтобы вы поупражнялись в этом, и как-нибудь я закажу вам сборник афоризмов.
Марио говорил совершенно серьезно, но Эммануэль рассмеялась. Марио решил уточнить.
– Разумеется, не надо придавать буквальный смысл словам «в объятиях». Здесь, учтите это, мы имеем в виду не только руки ваши или руки другого, но и зрение его и слух, если он, скажем, находится за дверью или на другом конце телефонного провода; даже его образ в глубине вашей души. Но не будем дальше блуждать в терминологии…
– Одну минутку. Может быть, «искусство любить» будет более изящным, чем «искусство наслаждаться»?
– Более изящным, без сомнения, но менее точным. Хорошо, вы уговорили меня на «искусство», а я уступаю вам «наслаждение», и не будем больше возвращаться на эту тропу. Чтобы любить, надо быть, по крайней мере, вдвоем, а наслаждаться можно и в одиночестве.
– Еще бы, – откликнулась Эммануэль.
– И даже надо наслаждаться в одиночестве, – присовокупил Марио. – Царство эротизма закрыто для того, кто не знает, как наполнить свое одиночество. – И тут же спросил:
– Вы умеете заниматься любовью в одиночестве?
Она утвердительно кивнула головой. Марио не унимался:
– И вам это нравится?
– О да! Очень.
– И часто вы это делаете?
– Очень часто.
- Предыдущая
- 25/74
- Следующая
