Нам, живущим - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 10
- Предыдущая
- 10/57
- Следующая
Примерно через час крик ужаса прорезал комнату. Диана села и включила свет. Перри тоже сидел — побелевший, с широко раскрытыми глазами. Она подбежала к нему.
— Перри, Перри, дорогой мой, что случилось?
Он вцепился в ее руку.
— Я падал. И как будто мое падение прервалось здесь, в темноте. Я уже в порядке. Это просто плохой сон.
— Ну же, ну, все хорошо, — успокаивала его Диана. — Погоди всего минуту. Я оставлю свет. — Она отошла и быстро вернулась с чашкой той же насыщенной ароматной жидкости, которую он пил накануне. — Пей медленно.
Он прикоснулся к ее руке.
— Ди, я понимаю, что веду себя как ребенок, но не могла бы ты немного побыть со мной?
— Конечно, Перри.
Когда он допил, она легла рядом, обвила его руками и положила его голову себе на грудь.
— Теперь просто расслабься и лежи спокойно. Ты в безопасности, и я тебя не оставлю.
Через несколько минут Перри снова мирно спал. Диана, стараясь его не потревожить, отстранилась и села. Она помассировала затекшую руку, разгоняя «иголочки», и наблюдала за лицом Перри. После долгого ожидания она наклонилась и поцеловала его в губы, быстро и нежно. Он улыбнулся во сне. Затем она вернулась на свое место на диване. Теперь настала ее очередь пытаться заснуть. Почему она его поцеловала? Как глупо. Она не была влюблена в него. Разумеется, нет. Она не знала его и не испытывала к нему сильного физического влечения. В дикарей в любом случае не влюбляются. А он, по сути, был именно дикарем. Хотя не вел себя как дикарь. И все же человек, рожденный в первой половине двадцатого века, не может быть для современной девушки компаньоном. Он ведь будет наверняка эмоционально нестабилен. Он это уже продемонстрировал своим громким криком в ночи. А ведь бояться ему было нечего. «Но что, если бы я упала и разбилась насмерть?» — задумалась она. Он не был мертв, нет! Но думал, что умер. Да нет, и не думал. Все было очень запутанно. Он выглядел таким одиноким, таким болезненным! А когда потом уснул, то стал казаться таким юным, что она растаяла. Вот в чем дело, это просто была симпатия, она поцеловала его точно так же, как пушистую макушку Капитана Кидда, когда вытащила шип из его лапки. Просто симпатия. Но зачем она уговаривала его остаться, пока он обвыкнется? Для этого ведь есть специальные организации, вполне умелые и намного лучше подготовленные, чем она. Вот черт, почему она сразу не сдала Капитана Кидда, когда он впервые стал мяукать под дверью и требовать внимания? Диана, ты дурочка, и тебя из собственного дома выгонит любое животное, ребенок, мужчина или женщина, стоит им только захотеть! Разве не построила она этот дом для уединения? Разве не переехала сюда, чтобы обнажать свою душу и исследовать ее без свидетелей? И как теперь это делать? А какие у него интересные глаза! И все же он не смотрел на нее, только иногда встречал ее взгляд. Может ли быть, что он не считает ее красивой? Может быть, она уже просто стареет? Или женщины в 1939 году были более красивыми, чем теперь? Или ему так кажется? Ну и что, если кажется? Уж ей это точно не интересно!
Диана встала и сделала себе чашку успокоительного, выпила, нашла на диване новое место, свернулась в клубочек и уснула.[5]
Глава третья
Диана проснулась следующим утром с ощущением, что день будет приятным. Она довольно потягивалась и зевала. Приподнявшись, она увидела Перри — растрепанного и все еще спящего. Она посидела неподвижно, а затем на лице ее промелькнула улыбка. Конечно, вот оно что. Ее более не одолевали сомнения и дурные предчувствия, как ночью. Напротив, помогать потерянному мальчику казалось правильным, уместным и весьма приятным. Тихонько напевая, она отправилась приводить себя в порядок и готовиться к новому дню. Возможно, она дольше обычного провозилась с прической. Как бы там ни было, прошло довольно много времени, прежде чем она ступила, порозовевшая и довольная, в гостиную. Она бросила взгляд на Перри, сказала себе, что он еще спит, а затем принялась готовить все для завтрака, стараясь не шуметь. Вскоре ее прервал голос из-за спины.
— Доброе утро.
— Ой, ты меня напугал. Доброе утро, Перри. Хорошо спал?
— Да, но послушай, ты великолепно выглядишь!
Диана смутилась и опустила глаза.
— Не пытайся мне польстить.
— Но ведь, правда же.
— Это такой обычай вашего времени — делать столь прямолинейные личные комплименты?
— Вообще-то да. А сейчас разве не так?
— Ну, так, если ты желаешь сказать что-то приятное, а комплимент заслуженный.
— Считаю, ты самое прекрасное создание из всех, что я видел.
— Но… Тьфу ты! Давай-ка быстренько освежись. Завтрак уже почти остывает.
Перри засмеялся и нырнул в гостевую туалетную комнату. Диана решительно продолжала возиться с завтраком. Она по ошибке насыпала в заварной чайник муки вместо чая, залила ее кипятком, затем топнула ногой и снова сказала «тьфу ты», после чего принялась отмывать получившуюся вязкую смесь. Перри сунул голову в комнату.
— Ди?
— Что, Перри?
— Есть тут какой-нибудь способ побриться? А то вид у меня тот еще.
— В моей туалетной есть капиллотомер. Можешь взять и использовать у себя.
— Что за катиллопомер?
— Не катиллопомер, а капиллотомер, он стрижет волосы.
— А побрить сможет?
— Будешь гладкий, как младенец. Давай-ка я тебе его раздобуду. — Она принесла прибор и показала Перри, как им пользоваться.
— Так это же просто старая добрая электробритва, только обтекаемая и с высшим образованием.
— Действительно, старомодная вещь, но я не особенно интересуюсь депиляторами. Хватит играть в нее, давай брейся. Я уже накрываю.
— Сей момент.
— Годится, но смотри, чтобы момент не растянулся дольше, чем на пять минут.
Завтрак был в чистом виде гедонизмом. Яркие лучи зимнего солнца короновали снег на далеких горах. Легкий ветерок вил причудливые узоры на водопаде. За прозрачным экраном два голодных здоровых молодых человека смотрели друг на друга поверх чашек с дымящимся черным чаем, и каждый находил второго весьма приятным видом. Фоном звучал оркестр из Гонолулу, заменяя беседу. Наконец от тостов ничего не осталось, а также и от яиц-пашот, и от фруктов из вазочки.
Диана поднялась и потушила сигарету.
— Твое образование начинается сегодня, дружок. Ты готов?
— Мне достался очень приятный учитель.
— Как мило звучит. А теперь за работу. Давай-ка выберем несколько книг. Вот эта, да, и вот эта тоже подойдет. И ни в коем случае не забыть про «Обычаи». Куда же я ее задевала? Ага, вот она. И вот это тебя может заинтересовать — здесь в основном инженерные дела. Теперь посмотрим, доставили ли записи. — Она сделала шаг и открыла приемник. — Да. Смотри, что нам принес Санта-Клаус: «Историческое обозрение Соединенных Штатов, части 11–20, XX век, части 21–28» плюс обновления по сегодняшний день и непрерывная повествовательная аннотация. «Интегральная история мира в четырех частях». Первые две части тебе не понадобятся, но все равно можешь просмотреть. «Обычаи» — в картинках для детей, от младенчества до пубертатного возраста, в шести частях. То же для юношей и девушек, а еще связующая серия для приобретения гражданства. «Табу: История социальных норм». Это тебя займет надолго, а из общего каталога ты можешь выбрать то, что тебя заинтересует. В начале большого каталога есть еще список специализированных каталогов. Если захочешь изучить конкретный предмет более тщательно, начни с каталога этого предмета. Кстати, я тебе показывала, как останавливать воспроизведение и повторять фрагменты?
— Нет, вроде бы не показывала.
— Значит, покажу. Полезно для учебы, особенно для таких медлительных, как я. Ты столкнешься с тем, что вот этот сериал по истории несколько раз ссылается на вот эту книгу по истории Соединенных Штатов. Можно останавливать просмотр, читать материал по ссылке, а затем продолжать просмотр с того места, где остановился. Хорошо, что они прислали этот сериал! Его создал тот же магистр, который написал книгу.
5
Диана в детстве часто переезжала. Оба родителя любили ее и интересовались ею, а она испытывала к ним уважение и сердечную привязанность. И отец и мать предпочитали бессистемное, не дающее гарантий обучение, которое ребенок получает от родителей, предположительно, более научному и определенно более системному обучению, которое ребенок проходит в наших центрах развития. Ее отец большую часть жизни занимался техникой в сфере питания и был человеком богатого воображения и значительных организаторских талантов. Ему мы обязаны, частично или полностью, существованием целого ряда удобств в наших домах. Он изобрел саморазогревающийся контейнер для еды и сподвиг других развить его до существующего уровня, когда контейнеры стали настолько дешевыми, что их можно использовать один раз и тут же выбрасывать. Около сорока лет назад, будучи ассистентом инженера Кулинарной Компании (предшественницы Юниверсал Фудз), он начал первое движение за натуральные текстуры в синтетических белках. В том молодом возрасте он уволился и основал компанию Амброзия Лтд, чтобы дать возможность двум химикам, не считая денег, работать в лаборатории. С результатами мы каждый день встречаемся за обедом — это сосиски, никогда не знавшие свиней, и крепкий бульон из пробирки.
Едой его интересы не ограничивались. Его неприятное противостояние с Поленским на тему преимуществ гравюр, исполненных сухой иглой, и существующего кислотно-термального процесса помнят все поклонники этого эзотерического вида искусства. Его утверждение, что современный человек лучше своих далеких предков-дикарей приспособлен справляться с дикой природой голыми руками, причем на всех уровнях — и физическом, и умственном, и эмоциональном, — вызвало целую бурю споров, достигших своей зрелищной развязки в год его практического опыта на необитаемом острове в южном регионе Тихого океана. В это приключение он взял с собой Диану, тоненькую десятилетнюю девочку-ребенка. Его триумфальное возвращение — современного Крузо, крепкого, здорового, гордого собой, — известно всем мальчишкам-романтикам и стало основой многочисленных постановок, написанных, оркестрованных и сыгранных.
Мать Дианы была человеком не столь ярким, но не менее важным для развития характера девочки. Она работала хирургом и происходила из династии хирургов и целителей. Спокойная и хладнокровная, с длинными тонкими костлявыми руками, более выразительными, чем ее безмятежное лицо, она казалась отстраненной от окружающего мира и лишь тогда была живой, когда ее чувствительные деликатные пальцы резали тропинки между жизнью и смертью. И хотя заниматься танцами девочку поощрял отец, именно мать настояла, чтобы Диана продолжала учебу, пока не достигнет достойного результата — собственного стиля.
Диана росла то с одним родителем, то с другим и, наконец, с двумя одновременно, когда их непохожие занятия позволяли вести семейную жизнь. Ее мать отбирала учебные записи для формального базового образования и культурного ориентирования ребенка. Отец дополнял эту программу небольшими экскурсиями в культурные и промышленные центры, чтобы придать реальности тому, что она узнавала из записей. По настоянию матери Диана два года прожила в центре развития, чтобы испытать на практике реальность социального самоуправления и понять, чем живет основная масса населения.
Идеальной была эта среда или нет, Диана цвела и росла, была не просто здоровой и сильной, но отличалась гибким и не стесненным условностями умом, характером радостным и свободным от скуки, памятью, сохраняющей огромные объемы информации, и навыками, достаточными для разумной интеграции в общество. Возможный дефект ее характера, если это вообще дефект, заключался в том, что она быстро проникалась симпатией на эмоциональном уровне, легко чувствовала боль и печали других людей. Из-за этого она не смогла пойти по стопам матери и стать хирургом — ей не давалась отстраненность, необходимая, чтобы защитить хирурга от эмоционального натиска страданий пациентов. Эта уязвимость слишком легко затягивала ее в эмоциональные отношения, особенно с противоположным полом. Когда ей не было еще двадцати лет, она испытала огромную боль в результате любовной связи с молодым поэтом, больным циклоидным неврозом, вероятно, психического происхождения. Он стал одержим ее танцами и покончил с собой, наблюдая за кульминацией одного из ее эмоциональных номеров. Конечно, легко говорить, что он не должен был находиться на свободе, однако читателям, как и автору, хорошо известно, что наши превентивные диагнозы не являются безошибочными и что мы не можем позволить себе рисковать нарушением обычаев, на которых основана наша свобода.
Как бы там ни было, для Дианы это чуть не стало катастрофой. Физические последствия, естественно, дали себя знать, учитывая ее характер: и истерический гастрит, и нарушенный метаболизм, разумеется; но психологическая нагрузка была гораздо сильнее. Мгновенный переход к интровертности, избыточная застенчивость и ужас перед танцами — таковы были основные симптомы. Отец бросил все, чем в тот момент занимался, и поспешил к ней, устроил разборки с медиками относительно ее лечения, сотворил бедлам и в итоге умыкнул ее, чтобы подвергнуть шестимесячному взрывному плутовству и не оставить времени на раздумья. Ближе к концу этого срока лишенное воображения «молодое животное» соблазнило ее вернуться к нормальной половой жизни. Она быстро устала от любовника, а он от нее, и однажды утром она пробудилась и обнаружила, что полностью здорова и что испытывает огромное желание не только танцевать, но и наслаждаться миром и людьми.
Болезнь Дианы, возможно, не усилила ее способности танцовщицы, но расширила ее горизонты. Ее по-прежнему очень интересовал танец, и она твердо верила, что это самое живое и самое личное из всех искусств, однако она теперь чувствовала себя не только исцеленной, но и взрослой, и в ней проснулся живой интерес к жизни, ко всем знаниям, ко всей культурной модели. Ее репутация танцовщицы была безупречной, хотя для нее танец все больше становился средством, дающим возможность более полно насладиться мириадами других аспектов жизни. — Примеч. автора.
- Предыдущая
- 10/57
- Следующая
