Эросфера - Арсан Эммануэль - Страница 1

• 1/13
• Следующая

Возможно, непроглядный туман был причиной того, что самолет отправлялся в рейс совершенно пустым. Стюардесса строго и коротко предложила мне занять любое место. Я стал было прикидывать, какое из пятидесяти свободных кресел самоё удобное, но вскоре вынужден был отказаться от этой затеи, и не столько по соображениям здравого смысла, сколько от усталости в конце трудного дня.

Пока самолет не вырулил на взлетную полосу, я с тревогой ожидал, что кто-нибудь придет и объявит: «Рейс отменяется». Мысль о том, что нужно будет снова проделать путь от аэропорта до города, а потом провести бессонную ночь в тряском вагоне пригородного поезда, держала меняв напряжении до тех пор, пока стюардесса наконец не объявила о том, что надо пристегнуть ремни. Причем инструкция прозвучала на трех языках, как предписывалось правилами, хотя для меня одного это было явным излишеством.

И вот мы летим — как мне кажется, достаточно высоко, чтобы не обращать внимания на земные ветры и туманы. Можно было бы уставиться в иллюминатор, наблюдая за звездным небом, но зачем? Мой покой не нарушают ни толчки, ни лишние звуки. Через час, а может и меньше, я буду на месте.

У экипажа, вероятно, сложилось превратное представление о моем самочувствии, потому что из пилотской кабины вдруг вышел какой-то человек и стал убеждать меня, что скверная погода не может продержаться долго: на данный момент видимость в аэропорту прибытия нулевая, но командир уверен, что к тому времени, когда мы будем заходить на посадку, приземление станет возможным. Эти заверения, честно говоря, мне показались несколько странными: лететь-то совсем недалеко, может ли за такое короткое время измениться погода?

Между тем прошло полчаса. Потеряв терпение, позволяю себе подойти к кабине и пытаюсь разглядеть световое табло. И ничего не вижу. Но хрипение в микрофоне наводит на мысль, что сейчас объявят о приземлении. Неужели снова стюардесса продемонстрирует свои невероятные познания в языках?

В самом деле, сначала она произносит по-итальянски: «Аэропорт назначения закрыт по метеоусловиям, командир корабля приносит извинения за неудобства, причиненные пассажирам, но самолет вынужден приземлиться на запасном аэродроме».

Где? Стюардесса этого не сообщает, повторяя на французском и английском информацию, которая мне уже известна. Слава Богу, что самолет не вернется в Рим. Это поставило бы меня в трудное положение. Тогда никакой поезд вовремя не доставил бы меня туда, где завтра утром меня ждут. Эту встречу нельзя ни перенести, ни тем более отменить. Ибо речь идет об испытании, из которого мне предстоит выйти либо достойным настоящей жизни, либо приговоренным к смерти…

Стюардесса снова появляется, чтобы с тщательностью хирурга пристегнуть меня к креслу ремнем, бесполезность которого, конечно же, ей хорошо известна. Сама она молча садится в соседнее кресло. Откинув голову на спинки, не перекинувшись и словом, ожидаем завершения этого утомительного, полета.

Самолет садится мягко, разворачивается, бежит по дорожке, как мне кажется, дольше обычного и наконец замирает. Стюардесса все так же молча освобождает меня от ремней, берет мое пальто, помогает надеть его, подает перчатки и жестом приглашает к выходу.

Туман такой густой, что я даже в лучах прожекторов с трудом замечаю конец металлического трапа. Как удалось пилоту так точно попасть на полосу в эту непроглядную темень? А если он такой профессионал, что помешало ему доставить меня до места назначения? Мое настроение, еще недавно близкое к радужному, резко меняется: необходимость еще несколько часов провести в дороге удручает. Ищу глазами стюардессу, чтобы пожаловаться хоть ей. Напрасные надежды: она уже исчезла.

Узкоплечий человек в темном кителе, с сердитым лицом, в напрасной надежде защититься от холода и сырости делает мне знак следовать за ним. Наш переход в темноте, кажется, длится целую вечность. Я уже готов повернуть обратно, когда наконец впереди появляется тусклый свет, и мы оказываемся в пустой комнате, явно без отопления, где единственной мебелью служат несколько скамеек, а стены завешаны рекламой туристических фирм.

Мой гид просит подождать и куда-то исчезает. Я остаюсь один, устремив взгляд в стену, противоположную той, откуда мы вошли.

Позже я задавался вопросом: не заснул ли я стоя? Потому что в моей памяти образовался какой-то провал. Время как будто остановилось, никто не приходил за мной. Я дрожал от холода, передергивая плечами. Наконец, потеряв терпение, прошел несколько метров, отделяющих меня от железной двери, и оказался на пустынном тротуаре. Где же я, наконец? Хотя бы узнать название этого чертова аэропорта!..

В тот момент, когда я уже готов был впасть в отчаяние, впереди вдруг возник силуэт автобуса. Водитель, одетый в униформу авиакомпании, открыл мне дверь, пригласил сесть, добавив, что мой чемодан уже в багажнике. Я пожал плечам и со злостью плюхнулся на заднее сиденье, как можно дальше от водителя.

…Автобус медленно трогается. Невозможно ничего разглядеть за стеклами окон: фары упираются в густую стену тумана, в которую капот автобуса врезается с самоубийственной слепотой. Пытаюсь задремать, но и сквозь опущенные веки туман продолжает раздражать меня своими жуткими призраками.

Каждый раз, приоткрывая глаза, вижу один и тот же мираж: снежная стена, выхваченная фарами из непроглядной темени ночи.

Сколько времени прошло в томительном ожидании конца этого затянувшегося путешествия? Я не знал ни времени приземления, ни продолжительности автобусного рейса. Сейчас примерно полночь. Автобус останавливается. Не верится, что мы наконец куда-то прибыли.

— Пойду перекушу что-нибудь, — кричит мне водитель. — И вам советую сделать то же. Впереди еще порядочный кусок дороги.

Меня снова охватывает отчаяние. В это время я был бы уже на месте, если бы отправился поездом. Как я ошибся, уступив нетерпению, которое теперь превращает поездку в адскую муку!

Во избежание конфликта с водителем я решил, что умнее всего потрафлять ему во всем. Поколебавшись несколько минут, захожу в таверну, где мой спутник, положив локти на прилавок, уже что-то жует. Он молча кивает на сандвич, которые ждет меня между двумя бокалами вина.

Мы едим молча, плечом к плечу. Пирожные, которые меня вынудила съесть стюардесса, перебили мне аппетит. Эта бесполезная и раздражающая остановка тянется около получаса.

Когда мы снова трогаемся в путь, я сажусь рядом с водителем и решаюсь спросить его:

— Когда мы прибываем?

Знаю наперед, что он начнет говорить о тумане, чтобы избежать прямого ответа, и мои предположения вполне оправдываются. Теплота, которая разлилась по телу от выпитого только что бокала вина, помогает мне сохранять самообладание. Может, он был прав, предложив мне подкрепиться.

Проезжаем места, где в тумане можно хоть что-то различить. Это строения без каких-либо характерных примет, как во всех деревнях мира: обветшалые стены, редкая паутина электрических проводов…

Дорога извивается змеей. Неужели в этих унылых краях нет приличной автострады? «Новое шоссе еще не закончено», — словно прочитав мои мысли, сообщает водитель. Этого разговора нам хватает почти на час. Затем я обращаюсь к нему с сакраментальным вопросом: — Сколько километров, по-вашему, нам еще осталось? — Один, — усмехается водитель.

Пространство вокруг нас вновь становится непроницаемым; одно мне удается определить — что мы движемся по прямой линии. Снова из тьмы выплывает пятно тусклого света, и мы останавливаемся. Водитель выходит из автобуса. Неуверенным шагом следую за ним. Он достает ключ, вставляет его в замок багажника, открывает дверцу и достаёт мой чемодан.

— Мы прибыли, — торжественно объявляет он.

— Куда?

— Не узнаете?

— Ничего не вижу.

— И тем не менее это Венеция.

Он пытается изобразить улыбку, бормочет что-то невразумительное, поворачивается ко мне спиной и исчезает в темноте. Мне удается различить на стене, возле которой мы остановились, эмблему авиакомпании «Ал Италия». Водитель не обманул меня. Нужно только найти катер-такси: в ночное время, да еще при таком тумане, нет никакой надежды воспользоваться рейсовым пароходом.

• 1/13
• Следующая