Рикошетом в сердце (СИ) - "Diurdana" - Страница 31

• Предыдущая
• 31/61
• Следующая

А еще девушка злилась на себя за то, что до сих пор любила его - человека, променявшего ее чувства на деньги, престиж и… крашеную блондинку в придачу. Глебу наплевать на нее, тогда почему она помнит? Боль, конечно, утихла, рана на сердце затянулась, и она смогла наконец посмотреть на случившееся с ней без истерик и рыданий, осмыслить, принять, уже не плакала в подушку по ночам как в первый месяц, проведенный здесь, но от тоски избавиться не смогла.

Чтобы освободить голову от гнетущих мыслей, Оксана нашла себе массу полезных и не очень занятий – она помогала бабушке по хозяйству, устроилась преподавателем танцев в какой-то местный крохотный дом культуры, а по вечерам изучала в библиотеке этого же учреждения искусство эпохи Возрождения по старым пыльным книгам, случайно обнаруженным между справочниками по агротехнологии и теплотехнике. Зачем? Она сама не могла объяснить. Возможно, чтобы восполнить пробелы образования. Может, для самоутверждения. Или для того, чтоб занять голову. Когда все известные мастера живописи были тщательным образом изучены, а их биографии законспектированы в толстую тетрадку, Оксана взялась за изучение медицинских словарей. Тут дело двигалось медленно, но девушка решила, что она не бросит это занятие. В планах была еще русская классика девятнадцатого века, которую она проигнорировала в школе, как раз Толстого и Достоевского ей хватит до лета. А там она обязательно еще что-нибудь придумает. Но главное, теперь она будет доводить до конца все, за что бы ни взялась. Будь то танцы, книги или усердная дрессировка не поддающегося ей Пифа.

Сегодня суббота, значит, можно отдохнуть. Правда, ее немного мучила совесть за то, что она валяется в кровати, когда ее бабушка уже давно встала и готовит завтрак. Но мучила не сильно. Бабушка ее очень любила и раз не разбудила утром, значит, справилась сама.

- Оксана, - услышала она голос бабули, - детка, ты проснулась?

- Проснулась…. – ответила девушка, снова потянувшись и сладко зевнув. Что ж, нужно вставать.

- Раз проснулась, тогда иди завтракать. – Оксана немного похудела, и бабушка была крайне озабочена этим фактом.

- Чего-то не хочется, бабуль…. – В последнее время… полгода, если точнее, у нее совсем не было аппетита. Завтракала Оксана поздно, чаще просто выпивала чашку растворимого кофе, чтоб проснуться.

- Опять не хочется? А, ну, живо марш за стол, пока я хворостину не взяла! – старушка усердно сердилась, сдерживая улыбку.

- Не боюсь я твоей хворостины, бабуль. Ты старенькая, тебе меня уже не догнать.

- Ох, и выросла на мою голову, языкастая…. – Серафима Петровна устало присела на стул. – Едь к родителям, пусть они с твоими голодовками сами разбираются. Это ж надо, девка выросла – кожа да кости. Ни тут… - старушка узловатым пальцем указала куда-то в район ее груди, - …ни там. – Это, наверное, касалось нижней части спины девушки. - В мои годы, деточка, на тебя женихи и не посмотрели бы.

- В твои годы, бабуль, - девушка повернулась от зеркала, у которого причесывалась, и с доброй улыбкой посмотрела на бабушку, - это когда? При царе?

- Э-эх… - старушка укоризненно качала головой, - как не стыдно напоминать женщине о ее возрасте. Бессовестная.

- Ну, не сердись, - она обняла бабушку и поцеловала ее в морщинистую щеку, - прости меня, ты у меня такая молодая, бабуль….

- Не подлизывайся.

- Бабуль, я даже согласна поесть, если ты меня простишь. Простишь?

- Прощу-прощу.

Оксана села за стол и, вздохнув, свернула уголком первый блинчик. Поднесла его ко рту и откусила маленький кусочек.

- Кушай-кушай, деточка, - баба Сима захлопотала вокруг нее, ставя радом с ней на стол чашки с растопленным маслом и сметаной, - а то приедет этот твой… как его?

- Глеб, что ли? – Оксана с трудом проглотила вставший комом в горле блин.

- Да, Глеб. Приедет этот твой Глеб, а ему и подержаться-то не за что будет. Такими темпами от тебя, вообще, ничего не останется.

- Он не приедет, бабуль, с чего ты взяла?

- Ну, не приедет, значит, так ему и надо. Да и не пущу я его на порог. Это ж надо, мою деточку на какую-то фифу столичную променял….

- Бабуль…. Не надо про Глеба, я тебя прошу. Что было - то было, не стоит мне постоянно про него напоминать, серьезно. – Оксана допила чай и убирала со стола.

- Как скажешь, не буду.

Бабушка, хитро улыбаясь, тасовала в руках колоду старых замусоленных карт.

– А у нашей соседки внук подрос. Хороший такой парень. Давай его сегодня на обед позовем? К тому же, у нас на калитке петли разболтались….

- Бабуль… - девушка закатила глаза, - ну что за глупости, ей-Богу!

- Какие глупости? Когда-нибудь калитка с петель слетит, и что мы будем делать? Пусть он заодно снег скидает и дров нарубит. А ты его за это обедом накормишь. Накормишь ведь?

- Ох, что-то мне все это напоминает. – Оксана прищурившись смотрела на старушку, раскладывающую по столу карты. – У вас при царе так девиц сватали?

- Нет, - равнодушно ответила бабушка, не поднимая глаз от карт, - при царе было по-другому.

- То есть, ты зовешь его как помощника по хозяйству, а вовсе не для того, чтоб познакомить со мной?

- Нет, ты же этого своего ждешь….

- Я никого не жду! – Оксане начал надоедать этот разговор.

- Ну, раз не ждешь, так даже лучше. Зачем он тебе женатый? Плохо это, деточка.

- Я знаю….

- Принимайся за обед, хозяйка.

Бабушка ушла в комнату, прихватив с собой шерсть и вязальные спицы, а Оксана, оставшись одна на кухне и занимаясь обедом, думала, что зря она, наверное, рассказала бабушке про Глеба. Но как можно было это скрыть, учитывая ее состояние после приезда в деревню?

Оксана, улыбаясь, вспомнила, как стояла на перроне, глядя в след удаляющейся электричке. Кто-то говорил ей, что проблемы нужно отпускать, прикрепив к чему-нибудь материальному. С воздушным шаром, улетающим в небо, например. Или с бумажным корабликом….. Ни шарика, ни кораблика под рукой у Оксаны не было, вот она и пыталась представить, что все ее страдания по Глебу увез уже превратившийся в точку поезд.

Выдохнув и представив, что у нее получилось, девушка расправила плечи и шагнула на дорогу.

Когда внучка неожиданно нарисовалась на пороге, старушка очень удивилась. А узнав, что девушка приехала к ней на неопределенное время, конечно, задала закономерный вопрос – что такого она натворила в городе, что прибежала к бабушке в деревню прятаться. Потому что молодая девушка добровольно себя в деревенской глуши не запрет. Оксана пыталась убедить старушку в том, что ей надоел шумный город, толпы людей, загазованность и прочие достижения цивилизации, но та только качала головой и недоверчиво смотрела на нее. Но, видя, что на девочке лица нет, Серафима Петровна все же сделала вид, что поверила ей.

Оксана осталась. Разбирая вещи и болтая с бабушкой, она, натянув улыбку, пыталась изображать беззаботность, что вполне неплохо получалось, но ночью, едва голова коснулась подушки, отчаяние и боль вновь завладели ею.

Оксане было больно за Глеба. Она представляла, что он сейчас тоже не может уснуть, возможно, думает о ней, надеется увидеть ее завтра в аэропорту. Может, она напрасно поторопилась? Может, все же стоило поехать? Хотя бы издали посмотреть на него в последний раз. Последний раз…. На глаза навернулись слезы и, скатившись по щеке, впитались в подушку.

Она сама себя лишила последней возможности его увидеть. Что важнее: ее обида или тот факт, что он уезжает навсегда? Девушка почувствовала, как в груди что-то наливается тяжестью, мешая сделать вдох, как слезы уже бегут по щекам ручьем, а комок в горле угрожает скорыми громкими рыданиями. Она уткнулась лицом в подушку и позволила себе выплакаться вдоволь.

Так было почти каждую ночь, а время шло. Ей стало немного легче, но боль не прошла совсем, став ее постоянной спутницей, а по ночам в ее снах Глеб снова был рядом. Проснувшись, девушка тихо плакала, надеясь, что спящая бабушка не слышит ее. Но сдержать себя не могла.

• Предыдущая
• 31/61
• Следующая