Мороз по коже - Март Михаил - Страница 42

• Предыдущая
• 42/80
• Следующая

Все встали, как по команде, и разошлись. В избе остались двое. Они были старше тех, что ушли, и сидели ближе к трону главного вершителя судеб.

— Что с рейсом, капитан? — спросил Платон.

— Заказ готов. Пора фуру готовить.

— Значит, уже не отменишь?

— Нет, командир. Заказ с завода надо брать.

— Что у нас на складе?

— Больше трех тысяч единиц. Перебор.

— В том-то все и дело. В Москве началась свара, Дантист теряет контроль, это я уже понял. Просит не привозить пополнение. Он хочет сначала вычистить свои склады. Значит, где-то наследил. Скрытный стал. Но ничего, мне Пигмей все как на духу выложит. Если обстановка не изменится к лучшему, я сам в столицу поеду. А пока будем сгружать заказы к себе.

— Мэр предложил крытый бассейн «Локомотив». Они его закрыли на реконструкцию.

— Он мне все услужить хочет. Однако Мягков им недоволен. Ходят слухи, будто Кедров мечтает о губернаторском кресле. Егорьевск на первое место в области вышел. Пора спустить его с неба на землю. Мы и без губернатора обойдемся.

Платон взглянул на второго монаха, и тот встал.

— Что у тебя, лейтенант?

— Ищем. На Коптева надо дать наводку в Москву.

— Хочешь сказать, ты Митрофана из зоны упустил? Да еще с арсеналом оружия? Это как же он мог от тебя ускользнуть? Ведь парень уже получил статус свидетеля, а значит, подлежит уничтожению. Ты за него в ответе. Не найдешь, пойдешь на лесное кладбище.

— Найду, но он свой, все наши фокусы знает, расположение постов, нарядов, оцеплений. К тому же он местный.

— О том и речь. Нечего ему в Москве делать. Мягков взял репортера?

— Ушел парень по дороге на вокзал. На вокзале дежурил я и третий взвод. Там он просочиться не мог.

— Напомни подполковнику Мягкову, что это уже вторая его оплошность с журналистами. Упустит — заменим! На его место есть более грамотные люди.

— Я понял, командир.

— Ладно. А теперь пойдем помянем братьев наших Убиенных. Поди уж докопали свои могилы. Да простит их Господь за прегрешения земные! Упокой их души, Боже праведный! Солдатами жили, солдатами и умерли.

Платон встал и направился к двери. Офицеры-монахи последовали за ним.

Горелов выключил фонарь и взял за рукав Метелкина.

— Тихо, Женя. Присмотрись. Видишь, свет сквозь ветви пробивается? Где-то недалеко, метрах в тридцати.

Они затаились. Никакого шума слышно не было, но свет не стоял на месте, а словно плясал, как заяц на поляне.

— Подойдем поближе, — предложил Метелкин.

— Придется. По идее, мы уже должны выйти к монастырю. Поблизости ни одной деревни нет. Кого могло занести в лес на ночь глядя, да еще в километре от шоссе?

Они начали пробираться сквозь ельник, стараясь не создавать шума. Свет становился все ярче и ярче. Наконец они приблизились настолько, что дальше идти стало небезопасно. На небольшой поляне трое мужчин, раздетых по пояс, с длинными волосами и бородами копали яму. С фонарями в руках полукругом стояли монахи. У каждого на шее висел автомат. Никто ни с кем не разговаривал, и те, кто копал, и те, кто наблюдал, не раскрывали рта.

— Как на похоронах, прошептал Метелкин. — Клад откапывают?

Горелов дернул его за локоть.

— Тихо.

Они лежали на земле, прикрытые нижними ветвями ели, и наблюдали за странной картиной. Раскопки вскоре закончились. Трое вылезли из ямы и положили лопаты на землю. Тут впервые раздался чей-то голос:

— Товсь!

Горелов даже вздрогнул. В долю секунды монахи вскинули автоматы на боевую позицию.

— Пли!

Шесть вспышек слились в единый залп, эхом пролетевший над макушками деревьев. Все произошло так быстро и неожиданно, что наблюдатели не успели ничего понять. Трое мужчин свалились в яму, как срезанные косой колоски.

Четверо из стрелков сняли автоматы и взялись за лопаты. Яму засыпали в считанные минуты и накрыли валежником. Еще минута, и свет померк, скрывшись за деревьями. Монахи так и ушли, не проронив ни слова.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — пробормотал Метелкин.

— Тихо, Женя, не шевелись, они вернуться могут.

— Зачем? Они даже лопаты с собой забрали, пресвятые ангелы. Хороши монахи!

— Монахи не отдают воинских команд. Ты видел, как они четко сработали?! Раз, два, три! Все в такт, в один выстрел шесть стволов. А ты говоришь — монахи!

Они выждали еще полчаса, а потом принялись за работу. Зачем надо было раскапывать могилу, они не знали, но, используя подручный материал, палки и сучья, раскидать рыхлую могилу было нетрудно.

Перед ними лежали три простреленных тела. Автоматные пули прошили их насквозь.

— А теперь, Палыч, ты будешь мне светить. Метелкин полез в рюкзак за фотоаппаратурой. Он Щелкал затвором, пока его не остановил Горелов.

— Не трать зря пленку, смотри — у всех есть татуировки-Надо снимать не как попало, а особые приметы, и хорошо бы получить их отпечатки. У тебя клейкая лента есть?

— Маленький кусок. Коробка с батарейками обмотана скотчем.

— Попробуем. Давай-ка я этого парня поверну, а ты сфотографируй наколку на его плече. Вот смотри — пасть с клыками и надпись «Белые волки».

Он начал переворачивать труп и вдруг отпрянул, будто его током дернуло. С головы мертвеца сполз парик.

— Черт! Он же лысый…

— Не лысый, а бритый, — уточнил Метелкин. — Проверь у остальных.

— Все в париках.

— Заберем их с собой. Уж это добро им теперь точно не понадобится.

— А бороденки тоже клееные!

— Их надо сфотографировать и так и так, — командовал Горелов. — Придется раздеть всех догола. Шрамы также вещь приметная. У того, что постарше, три шрама на теле от пулевых ранений. Уж я-то в этом толк знаю. Наверняка он в нашей картотеке есть. Ранения в разборках получил. Жаль, линейки нет. Приложить бы. Придется нам задержаться и протокол составить…

— Рехнулся, Палыч?! По снимкам протокол составишь. Развивай свою зрительную память. У нас уже батарейки в фонарях садятся. Нечего нам здесь светиться. Снимаем отпечатки и уходим, а то и нас заставят себе могилы копать. Как видно, монахи ребята не очень сговорчивые.

Они провозились в лесу еще полчаса и заложили засыпанные могилы валежником так, как все выглядело до их появления.

— Скоро светать начнет. Сейчас надо в город возвращаться, — озираясь предложил Метелкин.

— Мы же в Тулу собрались!

— Пойдем следующей ночью. Адресок надо один навестить. Женщину я в Москву посылал с письмом. Надо расспросить ее о результатах поездки и новое задание дать. Пленки сейчас в Москве нужны, а нам они только карман оттягивать будут.

Дактилоскопия и парички с бородками тоже криминалистам понадобятся. Так что, Палыч, придется рискнуть.

— Да, курьер нам нужен позарез, материал-то важный. А твоя подруга справится?

— Судить будем по первой ее командировке. Если она письмо доставила до адресата, значит, справится. У меня чутье на людей. Я сразу понял, что Маше можно доверять. У нее в глазах какое-то упрямство есть, как у спортсменов, идущих на последнюю попытку.

— Хорошие качества для курьера, а как для женщины, не знаю.

— И женщина она классная. Таких нельзя обманывать.

— Тогда стоит поторопиться. В город нельзя входить вместе с восходящим солнцем.

— Скажи Мягкову: «С добрым утром!»

С фантазией Журавлева можно было бы придумать и более остроумное решение передачи ему негатива. Но Вадим не стал особенно мудрить. Вряд ли Марецкий захочет его арестовать. У него и без Вадима забот хватало, а Журавлев еще не созрел для обстоятельного разговора со своим старым приятелем с Петровки.

В десять тридцать вечера, как было сказано в инструкции, майор приехал по адресу: Ленинский проспект, Дом шестьдесят два — и поднялся на восьмой этаж. Он подсунул конверт с негативом под дверь восемьдесят первой квартиры и три раза нажал на кнопку звонка. Марецкий знал, что ему не откроют, и тут же ушел. Перед тем как ехать по названному адресу, он выяснил, что в квартире живет одинокая пожилая женщина, которой уготовили роль курьера. Генерал Черногоров с честью справился с заданием и привез из епископата негатив снимка, сделанного на память в Кинском монастыре год назад. В лаборатории тут же отпечатали фотографии.

• Предыдущая
• 42/80
• Следующая