Погашено кровью - Март Михаил - Страница 87

• Предыдущая
• 87/111
• Следующая

Я знаю, чем он сегодня занят. Национальный герой, беспощадный борец с преступностью! О чем ты говоришь, Белый?! Не ты один на него зуб имеешь, но воевать с ним бесполезно, а учить поздно.

— Я знаю одно: Ефимов — убийца и он должен ответить за это.

— Ради Бога, убей его и расквитайся. Другого выхода я не вижу.

Конвертик твой я, конечно, подброшу кому надо, но сам писать ничего не буду — бессмысленно. Все знают, что оба мы кандидаты в одно кресло. Любая моя попытка очернить Ефимова будет расцениваться как дешевый способ обойти конкурента. Не на того ты вышел.

Белый молча достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.

Через некоторое время он услышал взволнованный голос Чижа.

— Привет, партнер. Тут папочка хочет услышать голос дочки. — Секунда замешательства, и произошло непредвиденное: рыдания девушки слышали прохожие на Щелковском шоссе.

— Папочка! Миленький, заплати им сколько скажут. Они убьют меня…

Скрип в трубке и короткие гудки. Белый ничего не понял. Пришло время его растерянности. Однако выкрик дочери вызвал у Саранцева только улыбку.

— Артистка. Я вижу, что с ней все в порядке. Отпусти ее, Белый. Девчонке учиться надо.

Он взял из рук водителя конверт и оставил свою визитную карточку.

— Звони мне домой. Проконсультировать я тебя могу, но на большее не рассчитывай.

Саранцев вышел из машины и направился в сторону метро. Встреча оставила хороший след. Он успокоился и даже повеселел. Впервые за многие годы появился человек, который хотел свалить Ефимова. Единомышленник. В одиночку Саранцев и не помышлял об этом, но теперь у него появился подручный, которого можно использовать как орудие. Белый жаждал мести. Он одержим своей идеей, а значит, готов идти на риск. Самоубийца!

Чиж понял, что девчонку можно отпускать. Она свою роль сыграла.

— Кажется, все. Мы можем с тобой попрощаться, Оля Саранцева. Да здравствует свобода.

— А я и была свободна. Просто ты узаконил мою ночную гулянку. Я очень хорошо погуляла, пока мои предки думали, что я, бедненькая, страдаю в когтях страшных разбойников. Ну и как я сыграла страдающую заложницу?

— Нет слов. Прямо-таки Доронина! Только зря старалась. За тебя никто выкуп не просил. Прощай!

Чиж поднялся с деревянного ящика и направился к двери.

— Эй, погоди! — Девушка нагнала его на улице. — Это как понимать? Я что, выкупа не стою?

— Может, и стоишь. Ты предложи провернуть эту аферу своему дружку, с которым ночь провела, а я не по этой части.

Ольга остановилась.

— Ух ты! Эй, погоди! Это как понимать? Сцена ревности? Побледневший Отелло?

Чиж молча шел к машине.

— Да я по твоим глазам вижу, что ты ревнуешь.

— У тебя мания величия.

Чиж сел за руль и включил двигатель.

— Эй, террорист. Ты меня до метро подбрось. Я уже ночью здесь гуляла, хватит. Ноги промокают.

— Садись.

Машина тронулась с места.

— Как тебя зовут-то, похититель малолеток?

— Андрей.

— Всего-то! Оплошал. А я думала, Робин Гуд.

— Я не страдаю манией величия. Все в серых тонах и никаких фейерверков. Ну вот и метро. Тебе в подземку, а мне сигарет купить надо.

Оля показала на киоск по другую сторону улицы.

— Туда иди. Ты «Приму» куришь, там явская продается. Киоск от фабрики. Мой дружок только туда ходит.

Они вышли из машины. Чиж даже «до свидания» не сказал, а перемахнул через парапет и побежал к фабричному киоску. Оля вновь открыла дверцу, перебралась на заднее сиденье, улеглась на полу и прикрылась чехлом.

Сычев в сопровождении своего молодого спутника прибыл к следователю по особо важным делам Комарову. Старый друг Сычева, один из руководителей московской прокуратуры, Бородин Федор Яковлевич постарался сделать все, чтобы помочь другу. Ему удалось убедить коллегию принять дело восьмилетней давности к пересмотру, но без регистрации, а на приоритетных началах. Такие случаи бывали в практике, но к ним относились скептически, без энтузиазма и считали пустой тратой времени.

Комаров только что вышел из отпуска и выглядел крепким, загорелым парнем с доброжелательным лицом. Судя по всему, он увлекался горными лыжами, решил Сычев, где еще можно получить ровный загар в начале весны.

— Прошу вас садиться, уважаемые коллеги. Меня зовут Рудольф Михайлович Комаров. О вас я все знаю, можете не представляться.

Посетители скромно устроились за дальним концом стола заседаний.

— Я хочу сразу высказать свое мнение по данному делу, чтобы между нами не возникало недоразумений в дальнейшем. Конечно, сейчас мы вправе выносить определение в адрес тех, кто не способен дать нам сдачи. Мы всегда валим все на своих предшественников. Любое экспертное мнение с нашей стороны будет казаться правильным. Мы это уже проходили.

— Можно по существу, — хмуро сказал Сычев.

— Пожалуйста. Все ошибки налицо. Я сравнил следственный материал с судебным протоколом. Тут очевидна подмена. На суде и словом не обмолвились о наркотиках, которые нашли в квартирах убийцы и убитого. Эти документы были изъяты и вложены на место, когда дело ушло в архив. Далее. Что тут говорить, человек давал показания и делал признания под давлением. Давайте разберемся в том, чего мы хотим добиться спустя восемь лет. Реабилитации? Кому она нужна?

Осужденному? Но мы знаем, что парень сидел за дело. Доказательством тому служит его побег и трупы на пути к свободе.

— Минуточку, — вновь оборвал следователя Сычев. — Это не доказательство, а подозрение. Доказательств у нас нет, и орудие убийства не найдено. О других трупах речи нет и быть не может.

— Странно это от вас слышать, Алексей Денисыч. Вы опытный следователь, а не адвокат убийцы.

— Я знаю свои обязанности. Мы собрались не для того, чтобы рассматривать дело в плоскости сегодняшнего дня. Мы должны дать оценку делу восьмилетней давности. Экспертную оценку со всеми выкладками.

— Мы можем дать свою оценку, если получим иск или жалобу осужденного. Такие жалобы принимались в течение месяца после вынесения приговора. В чем резон заниматься этим сегодня?

— Мне трудно объяснять прописные истины высокопоставленному чиновнику столичной прокуратуры. Истинный убийца продолжает разгуливать на свободе, чувствуя свою безнаказанность. Убил раз, убил два, а потом и преступлением свои деяния не считает.

— Философия. Ну хорошо, согласен. Посмотрим на вещи трезвыми глазами. Как картина выглядит сегодня. Мы знаем, что дознание вела милиция. Мы знаем, что следователь Ефимов грешен и на его голову можно обрушить всю вину, даже то, что он прикрывал истинного преступника. Но Ефимов продолжает работать, и нем отзываются как о высококлассном профессионале. Две правительственные награды, грамоты, личный вклад в задержание особо опасных преступников, смелость и безупречное выполнение своего долга. И вы хотите такого человека подогнать под статью? Ради кого? Ради беглого мокрушника? Реабилитация разгуливающего на свободе убийцы с карабином в руках и очернение офицера милиции, которому должно подражать сегодняшнее молодое поколение курсантов. Я не понимаю вас, Алексей Денисыч! Пусть я далек от эталона честности, но пусть справедливость торжествует в кино и книгах, а в жизни нам нужен Ефимов, а не Белый.

— Извините, Рудольф Михалыч, но я вас вновь перебью. У меня вопрос по существу. Вы вызывали на допрос Кузьмова Василия Васильевича?

— Да, конечно. Я читал вашу служебную записку. Секретаря связался с аптечным управлением, нам сообщили, что Кузьмов взял отпуск и уехал. Никто не знает, где он отдыхает. По месту жительства ему направлена повестка, но там проживают другие люди. К сожалению, это все.

— И эта фигура вас не заинтересовала?

— Мне кажется, Алексей Денисыч, что вы одной рукой цепляетесь за воздух, а другой за соломинку.

Неожиданно из-за стола встал лейтенант, достал из папки листок и поднес его Комарову — Что это?

• Предыдущая
• 87/111
• Следующая