В плену сомнений - Мартин Дебора - Страница 74

• Предыдущая
• 74/94
• Следующая

И вот теперь Оувертон пришел сюда с важным видом, чтобы поведать все Рису и впредь вести себя так, будто этих шести лет не было вовсе. Оувертон думает, будто можно стереть годы несколькими словами.

Хуже всего то, что Рис поверит Оувертону. Рис не желает верить ей, но поверит ее брату-лжецу. Она сжала кулаки. А потом ее муж также сделает вид, будто ничего не случилось, будто она не была публично оклеветана и предана ими всеми.

Черт его побери! И всех их тоже! Как они смели подумать, что стоит им только прибежать сюда и сказать несколько слов, как все устроится само собой! Что ж, она не даст им такого шанса, и Рису тоже. На этот раз не даст. Она сказала ему, что невиновна. У него было время решить, верит он ей или нет.

Она сделала все от нее зависящее, чтобы убедить его в своей искренности, но он по-прежнему отказывался верить ей. Как они могут жить дальше вместе, если он подозревает ее в самом худшем и с готовностью соглашается с обвинениями других? Это недоверие не кончится никогда.

Хотя она страстно желала, чтобы они оправдали ее перед Рисом, это было бы лишь временным решением стоявшей перед нею проблемы. Брак должен быть построен на доверии. И никто не сможет научить этому Риса. Он должен сам научиться ей верить.

— Я не хочу, чтобы вы говорили ему правду, — твердо заявила она.

Морган и Оувертон уставились на нее с таким удивлением, будто она только что сказала какую-то непристойность.

Джулиана гордо выпрямилась, в ее взгляде застыл вызов.

— Я не хочу, чтобы вы с ним говорили. Уходите, пока он не проснулся.

— Чего же тогда ты хочешь, черт побери? — взорвался Оувертон.

Морган смотрел на нее со странным выражением, но молчал. Джулиана набралась решимости и заявила:

— Вероятнее всего, он поверит вам, если вы скажете ему правду. Но мне этого мало. Я хочу, чтобы он сам научился доверять мне. А если вы сейчас оправдаете меня в его глазах, он этому так и не научится.

— Но, Джулиана… — начал Оувертон.

Морган положил руку ему на плечо.

— Она права. Будет лучше, если Рис сам увидит правду. — Он внимательно посмотрел на Джулиану. — Но понимаете ли вы, чего от него хотите? Он перенес страшные страдания, даже гораздо более страшные, нежели я. Годами топтали его гордость, его достоинство, хотели превратить его в животное. И он прожил эти шесть лет, веря, что попал туда по вашей вине. И до этого в его жизни было мало людей, на которых он мог бы положиться. Вы просите его зачеркнуть все свое прошлое. Я говорю вам как его друг и как человек, который высоко его ценит, — я не уверен, что он сможет это сделать.

— Тогда наш брак обречен, — глухо проговорила Джулиана. — Вы, кажется, забыли, что страдал не только он. Хоть я и не провела шести лет в изгнании и меня не пороли, но я постоянно жила в преддверии ада, не зная, что с ним случилось, жена я или уже вдова. Я прошла через ад, оплакивая его, когда человек, нанятый Дарси, сообщил мне, что Риса уже нет в живых. А теперь, когда он вернулся, он относится ко мне с презрением, которого я не заслужила.

— Да, но если мы ему расскажем… — начал Оувертон.

— Если вы ему все расскажете, он просто попросит прощения, и все будет опять прекрасно, так? Мужчины! Вы думаете, что несколько слов извинений могут заглушить боль, причиненную вашим упорным отказом понять душу женщины? — Она устремила пристальный взгляд на брата: — В общем, я не разрешаю тебе искупать свою вину таким легким способом… Либо Рис научится доверять мне, либо он будет жить, пожиная плоды своего недоверия. Но легкого пути у нас с ним не будет. — Слезы показались у нее на глазах, но она сдержалась. — Я не могу этого допустить, если хочу, чтобы наш брак продолжался.

Какое-то время все молчали. Мужчины видели, что Джулиана старается уверить себя в собственной правоте. И в самом деле, ее уже начали одолевать сомнения. Не слишком ли суровому испытанию она собирается подвергнуть Риса?

— Ты ведь любишь его? — пробормотал Оувертон. — Ты по-прежнему еще любишь этого проклятого валлийца? Иначе тебе было бы все равно, удастся ли вам сохранить этот брак.

Она замешкалась с ответом. Мучительная правда оказалась слишком болезненной для нее. О да, она любит Риса. Несмотря ни на что, она все еще любит его. Она любила его всегда, даже когда он в Нортклифф-Холле предъявил ей чудовищные обвинения. Она тяжело вздохнула.

— К сожалению, я люблю его. Хотя это сейчас и кажется глупо.

Внезапно оробев, Оувертон нерешительно подал голос:

— Тогда, мне кажется, я могу раскрыть и другую причину моего визита.

Морган удивленно взглянул на Сент-Албанса.

— Что это за другая причина?

С раскаянием глядя на Моргана, Оувертон достал из жилетного кармана сложенный лист бумаги и запечатанный конверт.

— Ну… вы понимаете, Пеннант… я не считал нужным говорить вам об этом, потому что не был уверен, одобрите ли вы. Но я обещал передать это Джулиане. — Оувертон протянул ей бумагу и конверт.

Джулиана развернула бумагу. В глаза ей бросился до боли знакомый герб, венчавший послание, и имя, стоявшее внизу. Сильно побледнев, она опустилась в кресло и прочла письмо на гербовой бумаге, а потом распечатала конверт и ознакомилась с его содержимым.

— Черт побери, что там такое? — раздраженно поинтересовался Морган, когда она подняла голову и растерянно уставилась в пространство.

— По-видимому, — объяснила она сдавленным голосом, — лорд Девоншир решил возобновить нашу помолвку.

Что-то щекотало Рису нос, медленно пробуждая его от тяжелого сна. Он застонал, подумал о Джулиане, и руки его тут же сомкнулись вокруг чего-то мягкого. Слишком мягкого. Он открыл глаза и обнаружил, что прижимает к лицу подушку, из которой вылезло перышко и щекочет ему нос.

С проклятиями он отбросил ее и сел, прислонившись к изголовью кровати. Он поднял глаза и взглянул на украшавший противоположную стену пестрый гобелен со скачущими херувимами и нимфами — одно из декоративных излишеств, оставшихся от отца. Рис наблюдал этих проклятых изгибающихся нимф уже четыре ночи подряд, мечтая о Джулиане. Неудивительно, что все закончилось объятиями с подушкой.

Он застонал, рассматривая массивную парадную кровать с шелковыми вышитыми драпировками цвета слоновой кости. Она была слишком велика даже для троих человек его роста.

Очень жаль, что он спал в ней один. Один. Внезапно им овладела такая острая тоска, что он изо всех сил сжал кулаки. Воган и не предполагал, что зайдет так далеко в своей мести. Он не предвидел, что сам себя обрек на жизнь с незнакомкой, которую он выучил ненависти. Не знал, что сердце может так рваться от одиночества.

Решение, казалось, было так близко, но оставалось, однако ж, недостижимым, дразня его постоянно возможностью удачи. С каждым днем он желал Джулиану все больше, хотя боролся с собой и пытался не допустить ее в свою жизнь. Но обладать ее телом казалось ему слишком малым; его влекла улыбка, озарявшая ее лицо, когда он рассказывал смешную историю, и милые обороты речи, и острый ум…

Не то чтобы он был лишен всего этого полностью. Улыбки и милые беседы выдавались ею очень небольшими порциями, чтобы обострить его аппетит. Как бы он хотел, чтобы она стала его женой во всем! Чтобы она делила с ним не только постель, но и мысли, планы, надежды на будущее.

У него заныло сердце при взгляде на эту комнату, явно предназначенную для счастливой четы, с этой гигантской кроватью и ореховыми комодами. Интересно, каково было бы просыпаться рядом с ней по утрам? Чувствовать ее всей своей кожей? Помогать ей одеваться, медлить, застегивая крошечные пуговки, которые он расстегивал позапрошлой ночью?

Ему оставалось только воображать, поскольку он никогда не жил с ней… никогда не проводил с ней в одной комнате больше ночи. А воображение рисовало невыносимо соблазнительную картину…

Рис спустил ноги на пол. Это томительное, мучительное желание становилось просто нестерпимым. Если он хочет, чтобы Джулиана целиком принадлежала ему, он может этого добиться.

• Предыдущая
• 74/94
• Следующая