Наколдованная любовь - Фирсанова Юлия Алексеевна - Страница 23

• Предыдущая
• 23/63
• Следующая

— Знаешь, меня один раз кусал пудель, кошки царапали, один раз даже попугай клювом ударил, за них хозяева не извинялись. А ты оправдываешься и стыдишься, — невольно улыбнулась девушка, сидевшая прямо на траве, и коснулась шеи, где не осталось и следа от укуса. — Я не обижаюсь, только, если это не какой-то страшный секрет, расскажи о своей миссии. Ты ведь из-за нее с нами пошел? И могу ли я тебе как-то помочь?

— Мне нужно добраться до поляны с Камнем истины — это правда, и большего сказать я не имею права. Что до помощи, сложно судить, но если понадобится, я попрошу. У тебя смогу попросить, благодарю.

Сейфар положил обе руки на плечи сидящей рядом Оли и потерся носом сначала о правую, потом о левую щеку девушки.

— Дева Оля моя невеста! — напряженный, возмущенный голос таравердийского рыцаря прервал обмен сокровенными тайнами.

— Я знаю, — равнодушно (тоже мне новость!) согласился Аш, набрал в миску воды и отправился гасить пень, исполнивший функции полевой кухни. А Ламар остался сопеть, раздувать ноздри и топтаться на бережку. Он помолчал и выдавил из себя с таким трудом, будто выжимал остатки пасты из тюбика:

— Тебе, возлюбленная моя, по вкусу сей мужчина?

— Грибы с картошкой я больше люблю, а сейфаров готовить не умею, — улыбнулась Оля нелепой ревности заколдованного жениха. — А то, что ты видел… Это мне Аш так дружбу предлагал. Наверное, у них такие обычаи.

— Я не знал, — напряжение отчасти покинуло Ламара, но оставалось кое-что еще, что его беспокоило и, раз уж пошла такая пьянка, то рыцарь собирался прояснить все до конца. Снова потоптавшись по многострадальной травке, он заговорил задумчиво:

— Коренус обмолвился, у вас не принято после обручения до свадьбы роздых телу давать. Ты сильно обиделась, возлюбленная моя, когда удалился я вчера с девкою?

— А ты бы сильно обиделся, если бы вот так ушла отдыхать я? — вопросом на вопрос ответила Оля, особенно не рассчитывая на извинения от твердолобого ухажера.

Ламар заморгал так, будто получил по лбу молотком, и замычал призовым быком, которому какой-то самоубийца засадил в филей дроби.

— Ну вот видишь, — улыбнулась девушка и поспешила утешить зачарованного рыцаря: — Я понимаю, у вас тут другие обычаи. Но мне все равно кажется, если люди друг друга любят, то с кем-то еще быть не захотят, даже если тело требует.

— Прости, возлюбленная моя, не должен я был так вольно вести себя, причиняя тебе боль, — помолчав более минуты, выпалил рыцарь, придя к гениальному выводу. Он бухнулся перед Олей на колени и принялся покрывать поцелуями маленькие ладошки.

Теперь настал черед невесты хлопать глазами и пытаться произнести нечто членораздельное. Получилось не сразу, почему-то мешала противная ноющая боль в груди и стучащая кукушкой в голове мысль: «Это все чары, он заколдован на любовь, это только чары».

Котелок Коренус помыл, при этом даже не свалился в ручей и не забрызгал мантии, убедительно доказывая возможность применения дипломированных магистров в походных условиях.

Привал и обед завершились. Компания подобрала вещи и, сверившись с наручным «компасом» мага, снова тронулась в путь. Оля привычно сунула руку в карман, нащупала пачку жвачки, выдавила мятную подушечку и, сунув в рот, раскусила.

Резко дернулся Аш, обернулся, уставившись на девушку, раздул ноздри. Зрачки в темных глазах мужчины бешено пульсировали. Рука сжимала пояс так, будто собиралась выдавить из него сок или порвать, как Тузик грелку.

— Зачем ты это ешь? — выкашлял из себя вопрос сейфар, пятясь от девицы и закрывая нос рукавом.

— В зубах картошка застряла, вот, вместо того, чтобы зубы почистить, жую, — стыдливо пожала плечами Оля. — Жвачку не едят, я ее сейчас выброшу.

— Заррецей повеяло? — риторически отметил Коренус и почему-то посоветовал Ашу: — Не разведать ли тебе, что окрест деется?

Мужчина ответил резким кивком и исчез из виду, продолжая прикрывать нос рукавом рубашки. Оля до того растерялась, что чуть о крупный корешок не споткнулась на звериной тропке, которую опять выискал сейфар.

— Вам противен запах мяты? Я не знала, извините! — Девушка поспешно вытащила изо рта жвачку, скатала в шарик и забросила далеко в кусты.

— У нас траву эту заррецей именуют, и, слышал я, для созданий, подобных нашему спутнику, возбуждающего средства сильнее — нет. Если сейфару пришла пора потомством обзаводиться, а охоты нет, синецвет, он же зарреца, первая помощь, тело бодрящая. Так что нашему спутнику, пока от тебя заррецей веет, лучше близко не подходить, — поведал Коренус миролюбивым тоном доктора, общающегося с мнительной пациенткой.

Ламар же промолчал, правда, промолчал неодобрительно. Но кто же виноват, что его невеста случайно при живом женихе чуть чужого мужика не соблазнила? Вот уж отомстила бы, так отомстила за вчерашний поход рыцаря налево.

— Ой-ей, — подавленно прошептала Оля, ненароком накушавшаяся «виагры» для сейфаров, и очень порадовалась тому, что в «СПАРе» Ашу никакой человек с жевательной резинкой во рту не попался. Мятные-то пастилки многим по вкусу, и не все из этих многих женщины. — Может, мне еще что-нибудь съесть, чтобы запах перебить? — вслух подумала девушка.

— А вот, милая дева, региция вьется, отведай. — Магистр указал пальцем на нежно-сиреневый плющ, облепивший здоровенное, вероятно, приходившееся двоюродной тетушкой баобабу, дерево с морщинистой корой насыщенно-коричневого оттенка. Ветви его начинались так высоко, что цвет листьев, то ли зеленый, то ли зеленовато-голубой, лишь угадывался. — Цветы растения вкусны, как медовые пастилки, и благоухают сладко. Только более одной не вкушай, иначе ночью глаз сомкнуть не сможешь.

— Спасибо! — обрадовалась девушка подсказке и чуть ли не вприпрыжку устремилась к дереву, в обход которого шла тропа.

— Не за что, милая дева, да и нам неплохо цветов в запас собрать, — довольно пропыхтел маг.

Небольшие, с фасолину, белые цветики-ромашки росли кисточками. Оля отщипнула один и положила в рот, наслаждаясь медовым и одновременно удивительно напоминавшим крепкий кофе, только без горечи, вкусом. А Ламар с Коренусом занялись ощипом плюща экзотической баклажанной расцветки с другой стороны «баобаба», им в соотношении дозы и массы тела можно было скушать растительных конфеток побольше. Запах цветов был так сладок, что Оля подумала нарвать несколько кистей и, если не съесть, так хоть воткнуть в волосы, чтобы вдыхать аромат в дороге.

Рассасывая цветочек, сладкоежка залюбовалась красивым шоколадным цветом коры, проблескивающим на солнце едва уловимыми зелеными полосочками. Оле почему-то захотелось коснуться ствола рукой, что она и не замедлила сделать. А потом девушка даже не успела ойкнуть, как конечность, а за ней и все тело, провалилось сквозь кору внутрь с такой легкостью, будто ствол был водой.

Внутри оказалось не то чтобы просторно, но для того, кто провел детство в квартирке хрущевской пятиэтажки, вполне даже комфортно. Приступа клаустрофобии не возникло. Вместо сплошной череды древесных волокон, всех этих коры, луба, камбия и далее по списку, затверженному на ботанике, имелась невысокая круглая комнатка. Даже небогатая меблировка присутствовала: лежанка, не выпиленная или сколоченная из досок, а словно выращенная целиком из дерева, и маленький столик близ ложа, созданный тем же манером. Будто дерево взяло и изогнулось изнутри именно таким прихотливым образом по своей воле. Никаких посторонних вещей или предметов, никого живого в полости ствола не оказалось, только тишина и мягкий голубой свет, льющийся из центра столика. Он-то и освещал комнатку.

Оля заосторожничала, и, пока сюда не пришел или не возник прямо здесь страшный или недовольный вторжением хозяин, попыталась вернуться назад, на внешнюю сторону дерева, с которой угодила внутрь. Приложила даже не одну, а две руки к гладкой и теплой древесине, но наружу ее не пустили. Наоборот, не имея конечностей, дерево каким-то образом умудрилось оттолкнуть жертву и пододвинуть к тому краю помещения, где стоял столик. Чтобы удержаться на ногах, девушка вынуждена была ухватиться за него руками. Пальцы соскользнули по столешнице в центр. Там, в углублении, напоминающем чашечку цветка, лежал маленький голубой полумесяц. Голубоватый свет, изливаемый им, стал на несколько мгновений невыносимо ярким, как вспышка петарды. Оля не выдержала и зажмурилась, ожидая чего-нибудь страшного, ну хотя бы того, что комнатка в глубине дерева возьмет да и сомкнется, как пасть росянки.

• Предыдущая
• 23/63
• Следующая