Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания (СИ) - Семенова Вера Валерьевна - Страница 66

— Крылатую тварь не портить, взять относительно целой! — отрывисто приказал Гаран за дверью. — Я вначале с ней немного поиграю.

Одна створка дверей уже вылетела, треснув посередине — похоже, что колотили железным тараном, подвешенным на цепях.

— Неужели наша тяга друг к другу взаимна, вот счастье! — не унималась Гвендолен. Две стрелы пролетели над ее плечом — в образовавшуюся брешь стреляли на звук голоса, но Гвен сейчас остановить было невозможно. — Я тоже мечтаю посмотреть на тебя поближе! Особенно на цвет твоей крови!

Вторая створка сорвалась с петель и рухнула вниз, в проломе стал виден край светлеющего неба. Следом за дверью рухнул первый нападающий, раскинув руки и придавив своим весом торчащий из груди арбалетный болт. Люди Гарана с руганью шарахнулись обратно — больше умирать никто не хотел. В проем влетела туча стрел, со звоном осыпавшись на первые ступеньки лестницы.

— Я думала, ты будешь первым! — прокричала Гвендолен, с сожалением выпустив эфес и поднося руки к ножнам. Теперь следовало ожидать любой гадости. — Зачем заставляешь ты ждать и томиться напрасно!

Фраза получилась хорошая, как раз для Аллария, который, как была уверена Гвендолен, непременно подслушивал.

На этот раз одновременно ворвались трое, справедливо полагая, что времени на перезарядку арбалета требуется много. Но Логан успел — щелкнула тетива, человек посередине зарычал и схватился за плечо, а из-за нападавших по бокам Гвендолен пришлось расстаться с двумя кинжалами. Нестройные вопли, поминавшие всех их родных и предков, сменились чем-то похожим на крики ужаса, через которые прорезался пронзительный голос Гарана, подгонявшего свой отряд такими ругательствами, что у Гвендолен заныла челюсть. Сморщившись, она покосилась на Логана — и была близка к тому, чтобы выронить следующий кинжал и подпустить очередного контрабандиста чересчур близко.

Молодой валленский книжник был смертельно бледен, теперь еще больше напоминая мраморную скульптуру, и ресницы плотно зажмуренных глаз казались абсолютно черными. Он так и стрелял — ни на миг не поднимая век.

— О Эштарра, велика твоя милость! — выдохнула Гвендолен в легком ужасе. — Если ты решил немного подремать, то момент сейчас не самый удачный — все равно разбудят. Да чтоб тебя…

Последнее относилось к воину Гарана, сумевшему добежать до Гвендолен и попытавшемуся ухватить ее за колено, прежде чем арбалетная стрела пробила ему шею. Она отпихивала его ногой, шипя сквозь стиснутые зубы от отвращения, и пересчитвала кинжалы. Картина получалась не слишком радостная — оставалось четыре, а вытаскивать остальные из валявшихся на полу тел под градом стрел не представлялось возможным.

У Логана вряд ли было лучше, хотя стрелять он мог реже, чем Гвендолен — бросать кинжалы. Они отбили еще одну атаку, причем у Гвен остался последний нож — самый любимый, висящий в ножнах на шее, Она с сожалением покачала его на ладони и решила, что потратит на себя, когда через несколько мгновений станет совсем невмоготу.

— А то все другим раздарила… — пробормотала она, внимательно разглядывая поле сражения. — Вот пример истинной щедрости Гвендолен из рода Антарей. Правда, не призываю восхищенных потомков мне подражать. У меня, впрочем, и потомков-то не будет…

Она еще раз пересчитала лежащих на полу, сожалея в этот момент только о том, что не удалось выяснить истинного числа тех, кто пришел с Гараном, и поэтому совершенно непонятно, сколько их еще за дверью. Кое-кто еще шевелился, пытаясь привстать, но у Гвендолен не возникало даже отдаленного ощущения единства со всеми живыми существами, которое однажды накатило на нее на эбрийской площади, и она не задумывалась, кто из них убит, кто ранен и насколько серьезно. Это была далеко не первая кровь, которую видели ее глаза — несколько раз она в дороге отбивалась от желающих исследовать толщину ее кошелька, а однажды вандерские купцы сочли Эленкигаль, Табигэйль и ее саму достаточно дорогим товаром. Тогда это тоже кончилось очень печально — правда, не для Гвендолен и ее подруг.

— Они тоже люди, — неожиданно громко произнес Логан, так и не открывая глаз.

— В самом деле? Что же ты тогда не бросил оружие и не залился слезами раскаяния, лучший арбалетчик во всей Валлене? — Гвендолен гневно фыркнула. — Впрочем, еще не поздно. Вон они снова лезут.

На этот раз среди нападавших был и Гаран — то ли он неправильно рассчитал количество клинков за поясом Гвендолен, то ли надеялся укрыться за чужими спинами. Логан выстрелил последний раз, перед тем как на него навалились втроем. Уже падая, он стукнул кого-то арбалетом по ногам, один из нападавших с силой пнул его в бок сапогом, и Гвендолен ясно поняла, что безмятежно заколоться на фоне подобной картины у нее вряд ли получится. Тогда она схватила меч — как взялась бы за первое попавшееся под руку оружие, и метнулась вперед, одновременно размахиваясь. Стальная полоса засвистела, и Гвен показалось, будто у нее обе руки вывернуло из суставов. Было стойкое ощущение, что не она действует мечом, а меч управляет ею, причем с явным неудовольствием, что ему попалось такое неловкое существо. Однако контрабандисты увидели только яростно сверкающее лезвие, рубанувшее воздух перед их лицами, и в ужасе отскочили.

— Эй, ты что, с ума сошла! — завопил один, пятясь и сшибая спиной напирающих сзади соратников. Глаза у него вытаращились и сделались совершенно круглыми. — Так ведь убить можно!

Гвендолен несколько растерянно посмотрела на него, потом на свои руки, ухватившие витую рукоять и совершающие очередной широкий замах. Неизвестно, что подействовало сильнее — или совершенно абсурдное восклицание, или нервное напряжение ночи, или бьющая через край энергия битвы, но она запрокинула голову назад и хрипло захохотала, оскалившись и продолжая рассекать воздух мечом. Себя видеть она не могла, но представляла, как она отражается в зрачках нападавших — волосы, торчащие в разные стороны, как рыжая солома, на лице нечеловеческое выражение бесшабашной ярости и дикого восторга и страшное черное лезвие в вытянутых руках. Гвендолен смеялась, не в силах остановиться, чувствуя, как все ее тело сотрясает судорога. Вряд ли она сейчас была бы на что-то годна в бою, но контрабандисты отступали, нерешительно переглядываясь.

— Отходим! — крикнул Гаран уже из-за двери. — Я послал за гвардейцами, ждем подкрепления!

Только тогда Гвендолен выдохнула накопившийся воздух, уронила руки с мечом и поняла, как сильно болят плечи — словно по ним лупили палкой. На верхней площадке стояли все выбежавшие из зала на звук ее смеха, но она различала лица как сквозь плывущий туман. Впрочем, даже через дымку было видно, что они смотрят на нее с некоторым испугом. Один Дагадд осмелился спуститься вниз по ступеням и потащил за собой Логана, тщетно пытающегося подняться с пола

— Давай, малыш, не дрыгайся, — бормотал он, обхватив его за плечи, — сильно они тебя сплющили?

Алларий стоял чуть в стороне, и выражение лица у него было такое, словно он чего-то терпеливо ждет, только непонятно, хорошего или плохого. На Эбера Гвендолен боялась смотреть, а остальные ее интересовали мало.

— Слышали, здесь скоро будет гвардия султаната! — Эльмантар как наименее впечатлительный протолкался вперед. — Сьер Баллантайн, этой ночью мы все обсудили. Надо действовать быстро. Или наш план осуществится сейчас, или никогда.

Только тогда Гвендолен нашла Эбера глазами. Он смотрел себе под ноги, и с одной стороны. она порадовалась, что, он не особенно разглядывал ее искаженный боевой яростью облик. Но с другой стороны, у него вдруг появилось такое же выражение лица, как было у Логана перед рассветом — потерявшего уверенность в том, что жизнь продолжается несмотря ни на что.

— Я прошу простить, что внушил вам всем ложную надежду, — Эбер говорил медленно и очень тихо, а значит, об исключительно важных вещах. — Но из этого плана ничего не получится. Как бы я не стремился к справедливости, но имея власть в руках, я не смогу ее добиться в такой степени, какой захочу. И вы все будете ждать от меня совершенно другого — того, что я не смогу вам дать. Будет только хуже. Если вас это утешит — я сейчас отказался от единственной своей мечты, которая еще оставалась в живых.