Хранители - Кристофер Джон - Страница 3

• Предыдущая
• 3/26
• Следующая

Миссис Кеннели, оставив причитания, занялась уборкой, и Роб вышел из гостиной в спальню отца. Постель была заправлена, только в изголовье валялось забытое полотенце. Комнатные туфли разбежались по краям ковра. На ночном столике – открытая пачка сигарет, стакан с водой, портативный радиоприемник. Отец иногда слушал его по ночам. Роб вспомнил, как сам порой прислушивался к тихой музыке, доносившейся через тонкую стенку.

Все произошло так внезапно, что он до сих пор не мог поверить. Мама очень долго болела, он едва мог вспомнить лучшие времена. Конечно, от этого смерть ее не была менее ужасной, но даже тогда, в десять лет, он знал, что болезнь неизлечима, и мама умрет. Отец, напротив, всегда был таким энергичным, полным сил, на здоровье никогда не жаловался, и представить его мертвым Роб не мог.

Он открыл шкаф. Одежду тоже можно было продать, или возьмет мистер Кеннели? Он вдруг почувствовал, как защипало глаза, и резко выдвинул нижний ящик. Еще одежда. Во втором ящике, между сложенными свитерами, он обнаружил картонную коробку. На крышке надпись: «Дженни» – имя его матери.

Первое, что он увидел, открыв коробку, была мамина фотография. Он даже не подозревал о ее существовании. Однажды отец уговаривал маму сфотографироваться, но она отказалась. На старомодном снимке мама была совсем молодой, чуть за двадцать. Вместо привычной короткой стрижки, которую она носила в последние годы, – длинные, до плеч волосы.

Он смотрел на фотографию долго, пытаясь разгадать смысл легкой, чуть тревожной улыбки матери, пока не услышал голос миссис Кеннели. Успев только заметить, что в коробке, кроме фотографии, были связка писем, перехваченная резинкой, и прозрачный медальон с локоном волос, Роб закрыл ее и положил со своими вещами.

На уроке географии Роба вызвали к директору. Учителя в классе не было, но в голографическое путешествие по Австралии они, безусловно, отправились не одни, а под надзором скрытой телекамеры. Изображение на головизоре сопровождалось чванливым жизнерадостным комментарием, пересыпанным не слишком смешными шуточками. Неожиданно голос оборвался и, после предупреждающего писка, грянуло: «Рэндал. Немедленно явиться к директору. Повторяю. Рэндала – в кабинет директора.».

Комментарий возобновился. Кое-кто из учеников отпускал свои, еще менее остроумные, шутки о возможных причинах его вызова к директору. Но в то утро на главном распределительном щите дежурил мистер Спенналз – тут же было приказано не отвлекаться от экрана (мистер Спенналз не относился к тем людям, с которыми можно шутить).

Не считая собраний, Роб видел директора всего дважды: когда поступал в школу и однажды в коридоре, директор тогда поручил ему отнести какое-то письмо в учительскую. Теперь директор смотрел на Роба так, словно не понимал, кто перед ним. Ничего удивительного – в школе училось почти две сотни мальчиков.

– Рэндал, – задумчиво сказал он и повторил уже тверже. – Рэндал, это мистер Чалмерз из министерства просвещения.

– Доброе утро, сэр, – Роб вежливо поклонился плотному человеку с мохнатыми щеками и спокойным внимательным лицом. В ответ тот молча кивнул.

– Мистер Чалмерз занимается твоим случаем, – продолжал директор. – Теперь, после прискорбной кончины твоего отца, насколько мне известно, из близких родственников у тебя осталась только тетя. Она живет… – он заглянул в блокнот, – в Шеффилдском Урбансе. Боюсь, она не сможет взять тебя к себе, так она сказала. Ее муж очень плох…

Роб молчал, ему и в голову не приходила мысль о тетке.

– В такой ситуации лучшее решение твоего вопроса, практически, единственное решение – перевести тебя в школу-интернат, где о тебе хорошо позаботятся. Мы чувствуем…

Роб с удивлением услышал собственный голос:

– Разве я не могу остаться с семьей Кеннели, сэр?

– Кеннели? – они переглянулись. – Кто это?

Роб объяснил.

– Да-да, понимаю, – кивнул директор. – Соседи. Конечно, они помогли тебе, но это, безусловно, не годится.

– Но у них есть свободная комната, сэр.

– Не годится, – спокойным, не терпящим возражений тоном повторил директор. – Ты будешь переведен в интернат в Барнсе. На сегодня от уроков я тебя освобождаю. Машина придет за тобой завтра в девять утра.

Роб сел в автобус, идущий к стадиону. Сегодня дежурил мистер Кеннели. По дороге Роб вспоминал все, что знал о государственных интернатах. Одни школы были хуже, другие – лучше, но все они славились репутацией пугала, внушавшего страх и презрение одновременно. Учились там не только сироты и дети несчастливых браков, но и малолетние преступники. О жизни в этих школах ходили ужасные слухи, особенно – об отвратительной пище и безобразной дисциплине.

Роб попросил передать мистеру Кеннели, что ждет его и, спустя минут десять, тот вышел из комнаты отдыха. А пока Роб смотрел на голографическом экране, что происходит на арене. В тот день состязались проволочные гладиаторы. Противники дрались короткими тупыми копьями из слоеного стекла, с натянутых на разной высоте и расстоянии друг от друга проволок. Запутанная система управления проволоками менялась от состязания к состязанию. Сорвавшись вниз, борцы могли упасть либо в воду, либо на твердую землю, утыканную искусственным колючим кустарником, сверкающим смертоносными шипами. Проигравший всегда получал увечья, часто – тяжкие, иногда – смертельные. На этот раз сражались трое. Один уже сорвался и, прихрамывая, ковылял прочь. Оставшиеся двое продолжали раскачиваться, обмениваясь ударами, освещенные синеватыми бликами защитного купола стадиона.

– А, Роб! Почему ты не в школе? – спросил мистер Кеннели.

Роб рассказал ему о том, что случилось. Мистер Кеннели выслушал, не перебивая.

– Они сказали, что мне нельзя у вас остаться! Но ведь это неправда?

– Мы бессильны против закона, – с трудом выговорил мистер Кеннели.

– Но ведь вы можете пойти и поговорить с ними, попросить за меня!

– Бесполезно.

– У нас в школе есть один мальчик, Джимми Маккей. У него в прошлом году умерла мама, и Джимми взяла к себе миссис Пирсон из вашего дома. Он так и живет у нее.

– Пирсоны могли усыновить его.

– А вы? Вы не можете меня усыновить?

– Без согласия твоей тети – нет.

– Но она не хочет брать меня к себе! Она сама сказала!

– Это вовсе не значит, что она готова отдать тебя первому встречному. Может, она надеется, что все утрясется, и тогда заберет тебя.

– Давайте спросим ее. Я уверен, она согласится.

– Все не так просто… – мистер Кеннели замолчал. Роб ждал. – Мне кажется, это лучший выход. Там ты будешь в безопасности.

– В безопасности? Почему?

Мистер Кеннели хотел что-то сказать, но, словно споря с собой, покачал головой.

– Там о тебе позаботятся. Да и со сверстниками будет интереснее. Мы с миссис Кеннели уже немолоды, с нами скучно.

– Вы сказали «в безопасности».

– Не обращай внимания – просто с языка сорвалось.

Мистер Кеннели избегал взгляда мальчика и внезапно, несмотря на оправдания и уловки, Роб понял главное: мистер Кеннели не хотел брать его к себе. Роб вспомнил о той ночи, когда мистер Кеннели не вступился за его отца. Но теперь он не чувствовал ненависти, скорее – безысходность и отчаянное одиночество.

– Хорошо, мистер Кеннели, – сказал Роб.

Он уже повернулся, чтобы уйти, как мистер Кеннели крепко схватил его за плечи, повернул к себе и пристально посмотрел прямо в глаза:

– Это для твоего же блага, Роб. Поверь мне. Я не могу сейчас всего объяснить, но это для твоего же блага.

На экране головизора один из борцов сделал выпад, нанося удар, второй парировал и сам ударил в ответ. На сей раз удачно – его противник упал на шипы, нелепо взмахнув руками.

– Я пойду домой, – сказал Роб. – Надо успеть собраться.

Интернат находился на берегу Темзы. Спортивные площадки и голые, без архитектурных излишеств, здания учебных корпусов, выстроенные с унылом стиле конца двадцатого столетия, раскинулись кольцом вокруг более современных жилых корпусов – казарменно-строгих внутри, но снаружи – раскрашенных в яркие радостные тона. Роба поселили в корпусе G, небесно-голубого цвета, с широкими извилистыми оранжевыми полосами.

• Предыдущая
• 3/26
• Следующая