Как влюбиться без памяти - Ахерн Сесилия - Страница 40
- Предыдущая
- 40/64
- Следующая
Она протянула руку, взяла наугад первую попавшуюся коробку и углубилась в ее содержимое, потом еще одну и еще. Она исследовала их, иногда радостно вскрикивая, узнавая какие-то приметы из прошлого, хранившие память о жизни ее родителей и ее самой. Ее школьное сочинение, ленточка, в которой она пошла в первый класс, молочный зуб, завиток волос, сбереженный после ее первого похода в парикмахерскую, письмо, которое она написала отцу, когда ей было восемь лет, и где просила у него прощения после какой-то ссоры. Я было подумала, что нужно оставить ее здесь одну, чтобы она могла спокойно предаться воспоминаниям, но потом решила, что Амелии нужен кто-то, с кем эти воспоминания можно разделить, и, поскольку Адам не проявлял никаких признаков нетерпения, мы остались. На самом деле Адам, казалось, был даже тронут тем, что увидел, и я понадеялась, что эта комната, наполненная вещественными свидетельствами любви, может благотворно на него повлиять.
Амелия нашла старую фотографию и с улыбкой показала ее нам.
– Это в Австрии, в горах. Там у моего дяди был дом, и родители ездили к нему каждый год до моего рождения. Я увидела снимок и стала проситься съездить к нему, но мама уже болела и это было невозможно.
– Ты была маленькая, когда она заболела? – спросил Адам.
– Мне было двенадцать, когда у нее случился первый инсульт. Но и до этого она всегда всего опасалась. Стала очень нервно относиться к идее поездок после того, как я родилась. Наверное, это материнство так на нее повлияло.
Она посмотрела на нас, ища подтверждения своей мысли, но мы ничего не могли ей сказать, поскольку оба росли без матери.
– Никогда бы не подумала, что они способны на такое – хранить каждую мелочь, – задумчиво произнесла Амелия.
– Непонятно, почему они скрывали это от тебя, – пробормотал Адам скорее самому себе, чем Амелии.
Он не сразу понял, что сказал вслух то, о чем мы все думали, и поспешил исправить оплошность:
– Как замечательно, что они все это сберегли!
Но было поздно. Амелия глубоко задумалась. Ясно было, что он назвал проблему проблемой: ее родители не хотели, чтобы она знала о существовании этой комнаты. Почему?
– Амелия, – позвала я. – Ты как? Все в порядке?
Как будто очнувшись от забытья, она принялась поспешно опустошать стеллажи в поисках чего-то, о чем, кажется, уже догадалась и теперь не желала попусту терять ни секунды. Она торопливо просматривала даты на коробках, пробегая пальцами по очередной полке.
– А что ты ищешь? – спросила я. – Мы можем помочь?
– Год, когда я родилась. – Она встала на цыпочки и просматривала даты на верхних коробках.
– Семьдесят восьмой, – сказала я Адаму. Он под метр восемьдесят пять, ему проще искать наверху.
– Есть, – сказал Адам, извлекая с полки пыльную коробку.
Амелия поспешно бросилась к нему, выхватила драгоценную находку, но второпях случайно сбила крышку, и все, что было внутри, разлетелось по комнате. Мы стали осторожно ползать на коленках, подбирая каждую бумажку, и случайно столкнулись с Адамом лбами.
– Ой, – засмеялась я, а он потер мне ушибленное место.
– Прости, – нежно извинился он, заглядывая мне в лицо.
Я таяла под взглядом его синих глаз. Я бы с радостью провела с ним всю свою жизнь в этой комнатке, хранящей столько любви и тепла. Эти мысли волновала и возбуждали. Как же это прекрасно – снова ощутить себя влюбленной, а то я уж начала бояться, что больше никогда не смогу пережить ничего похожего на истинную страсть. Но вот оно, это волшебное ощущение, наполняющее каждую мою клеточку радостью жизни, стоит ему только посмотреть на меня. Тут я вдруг вспомнила, как все обстоит на самом деле, и, резко отшатнувшись, переместилась в другой угол.
– Все хорошо? – ласково спросил он.
Я кивнула.
– Я рад, – произнес он с еле заметной улыбкой, и меня окатило жаркой волной от макушки до кончиков пальцев.
Я совсем потеряла голову, как вдруг поняла, что моя подруга подозрительно затихла. Сперва я решила, что Амелия наблюдала за нами, но потом посмотрела на нее и увидела, что по щекам у нее бегут слезы. Амелия держала в руке какое-то письмо.
Я вскочила с пола.
– Что случилась? Почему ты плачешь?
– Моя мама, – она протянула мне исписанный листок, – была мне не родная.
Амелия, милая моя доченька, прости, что я не смогла позаботиться о тебе, как должна была. Когда ты подрастешь, то поймешь, что я решилась это сделать только из любви к тебе. Я верю, что Магда и Лен будут очень-очень сильно любить тебя. А я тебя никогда не забуду.
На кухне у Амелии я еще раз прочитала вслух эту коротенькую записку. Элейн молча сидела в углу, а Амелия нервно ходила взад-вперед. Ее шок сменился сначала горькой печалью, а потом обидой и гневом, и мы с Элейн просто не знали, что ей сказать. Элейн перебирала вещи, которые лежали в коробке: погремушку, детские пинетки, вязаную кофточку, платьице…
– Они все ручной работы, – сказала она, и Амелия встала как вкопанная.
– И что? – отрывисто бросила она. – Чего сейчас об этом говорить?
– Ну, такие кружева делают в Кенмэре.
– Да кого волнует, где их делают?
– Просто больше их почти нигде не найдешь, даже в наши дни. Значит, в семидесятые они точно были куплены там.
Амелия нахмурилась и внимательно на нее воззрилась, постепенно начиная понимать, к чему та клонит.
– Нет-нет-нет, – встряла я, чтобы они даже не обсуждали этого. – Нам не важно, откуда эти вещи. Их мог сделать кто угодно и где угодно, неужели ты не понимаешь этого, Элейн? И мы не должны вселять в Амелию бессмысленные надежды найти ее настоящих родителей.
– Найти родителей? – потрясенно повторила Амелия.
Видимо, она еще не до конца осознала, что произошло. Шок от того, что она приемная дочь и это от нее так долго скрывали, заслонил тот факт, что она может найти своих родителей.
– А что я сказала? – пожала плечами Элейн. – Это кенмэрские кружева, вещички все аккуратненькие, сделаны с любовью – вот и все. Я в этом разбираюсь, потому что ходила на курсы по кружевоплетению, чтобы познакомиться там с кем-нибудь. Говорю вам, в этой коробке все вещи из Кенмэра. И кружева, и кофточки – они из Квиллса, это тоже в Кенмэре.
– Вот уж это совершенно невозможно – определить, что вещи связаны в Квиллсе, – отрезала я, чтобы сбить их с этой идиотской мысли.
– Там этикетки есть. – Элейн протянула мне свитерочек. Смотрела она при этом на Амелию. – Я думаю, что твоя биологическая мать живет в Кенмэре.
– Господи боже ты мой, – простонала я, понимая, что нас ждет бессонная ночь.
Адам сидел дома один. Ему было строго-настрого велено собрать пазл из полутора тысяч кусочков, который я специально для него заказала. Прошлый, который мы собирали вместе, ему не понравился: пейзаж маслом почему-то его не вдохновлял. Взамен я приобрела через Интернет пазл с девицей топлес на пустынном пляже. Его доставили утром, и я надеялась, что теперь дело пойдет бодрее.
Домой я вернулась около пяти, совершенно измотанная. Мы с Амелией бесконечно ходили по кругу, и мне не удалось ее переубедить. Если б не Элейн, было бы проще воззвать к голосу разума Амелии, а теперь она твердо вознамерилась отправиться в Кенмэр.
– Ну как она? – спросил Адам, склонившись над журнальным столиком с фрагментом пазла в руке. Лоб наморщен, губы поджаты – видно, что человек полностью сосредоточен. Вот что значит правильная мотивация! Я улыбнулась. – Чего ты? – Он поднял голову и заметил, что я на него смотрю.
– Ничего. Теперь я знаю, что тебе нравятся сиськи, а не попки.
– Безусловно. Я сиськолюб. – Он уже почти сложил один и теперь любовался делом рук своих. – Этот пазл гораздо лучше, чем первый, спасибо тебе.
– Всегда рада. – Я встала на коленки и присоединилась к нему.
Вскоре я почувствовала, что он за мной наблюдает. Какое-то время он молча на меня смотрел, а потом сообщил:
- Предыдущая
- 40/64
- Следующая