Полуночный танец дракона - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 3
- Предыдущая
- 3/3
– Я… Я ничего не помню.
Аарон издал нервный смешок.
– Нет, помнишь!
– Тогда я был пьяным, а теперь я трезвый, верно? Как же я могу что-то вспомнить?
Мы с Аароном в панике переглянулись, но тут я заметил на полу знакомый предмет и поднял его.
– Один момент, – вмешался я в разговор. – Я хочу обратить ваше внимание на одну немаловажную деталь.
Все посмотрели на бутылку, в которой оставалось еще немало хереса.
– Уиллис… – задумчиво произнес Аарон.
– Да, сэр?
– Уиллис, дружище…
– Да, сэр?
– Уиллис, – продолжил Аарон, – сейчас я включу проектор.
– И что же?
– А ты, Уиллис, тем временем допьешь свой херес.
– Так точно, сэр.
– Сэм?
– Слушаю, сэр! – Я взял под козырек.
– А ты, Сэм, – сказал Аарон, включая проектор, свет которого высветил белый экран, застывший в предвкушении того удивительного мига, когда мастер вновь отобразит на нем прихотливую игру своего гения, – прикрой, пожалуйста, дверь.
Я захлопнул тяжелую, окованную железом дверь и запер ее на ключ.
Дракон пронесся в полуночном танце по всему цивилизованному миру. Сначала мы приручили льва на Венецианском кинофестивале, затем удостоились главного приза Нью-Йоркского и специального приза Всемирного фестивалей. Теперь у нас было целых шесть фильмов! Особым успехом пользовалась лента под названием «Страшилище», за которой последовали такие шедевры, как «Мистер Бойня» и «Натиск», за ними «Имя мрака» и «Плетень».
Что до имен Аарона Штолица и Уиллиса Хорнбека, то они произносились прокатчиками всех стран и народов с особым почтением.
Вы спросите, как мы смогли добиться такого успеха?
Так же, как и прежде.
Сняв очередной фильм, мы арендовали на ночь кинотеатр Самасуки, вливали в старика Уиллиса бутылку отборного хереса, вручали ему бобины с пленкой, включали проектор и запирали дверь аппаратной.
К рассвету наш очередной эпос превращался в нарубленный нашим коллегой и склеенный эпоксидной смолой его возвышенного гения чудовищный салат, появления которого с нетерпением ожидали киногурманы Калькутты и Фар-Рокауэя. Я никогда не забуду этих бессонных ночей в театре Самасуки, суливших нам золото рассвета.
Мы снимали фильм за фильмом, приручали зверя за зверем, купались в реках песо и рублей. Аарон и Уиллис получили «Оскар» в номинации экспериментального фильма, мы стали разъезжать по городу в дорогущих «ягуарах», и ничто не могло омрачить нашего счастья, да?
Нет.
Мы находились на вершине успеха всего три года.
В один прекрасный день, в тот самый момент, когда Аарон отдался сладостному созерцанию своего банковского счета, Уиллис Хорнбек подошел к окну, выходившему на огромную съемочную площадку «Хасураи Продакшн», и восплакал, бия себя в грудь.
– Я – алкоголик. Я пьяница. Я жуткий пропойца. Я бражник. Спирт для компрессов? Ясное дело. Одеколон? Почему бы и нет? Скипидар? Конечно. Жидкость для снятия лака? Здорово. Да, Уиллис Хорнбек, ты – жалкий пьянчуга! Но все, с этим покончено!
Тут же почувствовав неладное, мы с Аароном стремглав бросились к нашему другу.
– Что с тобой, Уиллис?
– Ничего. Все в полном порядке. – Он смахнул со щек слезы и взял нас за руки. – Ребята, вы мне очень нравитесь, но прошлым вечером…
– Что могло стрястись прошлым вечером? – остолбенел Аарон.
– Прошлым вечером я вступил в Общество анонимных алкоголиков.
– Что ты сказал? – завопил Аарон.
– Я вступил в Общество анонимных алкоголиков.
– Что ты наделал?! Ведь ты был сердцем, душой, легкими и глазами «Хасураи продакшн»!
– Я знаю, – ответил, потупившись, Уиллис.
– И тебя не устраивала роль гения? Ты прославился на весь мир, тебя узнавали на улицах, ты же вдобавок ко всему решил еще и протрезветь, не так ли?
– Все мы теперь пользуемся всеобщей любовью и уважением. И для алкоголя в этой новой жизни попросту нет места.
– Так освободи же его! – взвыл Аарон. – В чем проблема?
– Смешно, не правда ли? – усмехнулся Уиллис. – Я пил из-за того, что чувствовал себя полнейшим ничтожеством. Если же я брошу пить, студии тут же придет конец. Мне очень жаль.
– Ты подписал контракт! – напомнил ему я.
Уиллис взглянул на меня так, как будто я пырнул его ножом.
– Я ни за что не нарушу данного слова. Но разве в контракте сказано, что я должен пить не просыхая?
Мы с Аароном понурили головы.
– Я могу работать с вами так же, как и прежде. Но разве в этом будет хоть какой-то смысл?
– Уиллис, – с трудом выговорил Аарон, опускаясь в кресло. – Всего одну ночь в году, а?
– Господин Штолиц, я дал зарок вообще не брать в рот спиртного.
– Святой Моисей… – пробормотал Аарон.
– Страшное дело, – поддакнул я. – Мы только успели дойти до середины Красного моря, а волны уже поднялись.
Когда мы пришли в себя, Уиллиса Хорнбека в комнате уже не было.
Начались подлинные сумерки богов. Мы вновь стремительно превращались в пигмеев. Аарон нетвердой походкой направился к бару и стал изучать его содержимое.
– Аарон! – спросил я. – Не собираешься ли ты…
– Что? – сказал Арон.
– …сам заняться монтажом нашего очередного эпоса «Сладкое ложе мщенья»?
Аарон выбрал бутылку и откупорил ее. Хлебнул.
– Да, – сказал он. – Вот именно. Сам.
Увы, этой ракете так и не суждено было взлететь. Сумерки богов постепенно сменялись беспросветной ночью.
Сначала пил Аарон. Потом я. Потом его шурин.
Ни один из нас не стал избранником той эйфорической музы, которая некогда посещала Уиллиса Хорнбека. Ни в одном из нас, когда алкоголь проникал в нашу кровь, не шевелился червячок интуиции. Мы были лохи – что трезвые, что пьяные. Уиллис же, к восторгу критиков, повязывал повязку на глаза и, выходя на арену, голыми руками брал за глотку аллигатора вдохновения.
Конечно же, мы с Аароном побывали еще на парочке фестивалей. Мы вложили все свои сбережения в три эпические ленты, которые, как вы сами понимаете, не принесли нам ни цента. Компания «Хасураи Продакшн» приказала долго жить. Мы продали весь пакет образовательному телеканалу.
А что же Уиллис Хорнбек? Он поселился в типовом доме возле Монтерей-Парк и стал посещать вместе со своими детьми воскресную школу. От былой его гениальности не осталось и следа. Трезвость же его устрашала не только нас, но и тех редких критиков откуда-нибудь из Глазго или из Парижа, которые невесть зачем пытались взять у него интервью.
Вы спросите, что сталось со мной и с Аароном? Теперь у нас вот эта студия размером с обувную коробку, еще на тридцать футов ближе к кладбищу. Мы делаем небольшие картины, монтируя их по-прежнему на двадцати четырех бобинах, и бомбардируем ими всю Калифорнию и даже Мексику. На дистанции поражения находятся триста кинотеатров, соответственно, триста киномехаников. Сто двадцать из них уже показывали премьеры наших монстров. По-прежнему в такие теплые вечера, как сегодня, мы сидим, потеем в ожидании и молимся, чтобы зазвонил телефон. Тогда Аарон выслушает и завопит:
– Быстрее! Кинотеатру «Барселонская Аркадия» срочно требуется премьерный фильм! Живо!
И мы ринемся вниз по лестнице и весело пробежим через кладбище с бобинами в руках, надеясь на то, что в одной из аппаратных нас будет поджидать пьяный киномеханик с налитыми кровью глазами гения и с бутылкой хереса в руках.
– Стоп! – закричу я, едва наша машина выедет на автостраду. – Я оставил бобину номер семь!
– Все равно никто ничего не заметит, – фыркнет Аарон. – Уиллис Хорнбек-младший! Уиллис Второй! Отзовись, где бы ты сейчас ни был! Сэм, запевай песню «Я все равно тебя найду»!
- Предыдущая
- 3/3
