Презумпция любви - Колесникова Наташа - Страница 15

— Вы не хотите воздействовать на своего сына, чтобы он оставил мою дочь в покое?

— Я разве похож на подлеца, который будет мешать двум красивым молодым людям любить друг друга?

— Но они не пара!

— Скажите это Светлане. Она чудесная девушка, и я рад, что сын выбрал именно ее.

— Но сам-то он!..

— А она — его. Они удивительно красивая пара, и я полагаю, что нужно сделать все, чтобы сберечь их любовь. Это ведь хрупкое чувство, его следует беречь всем, кто рядом.

— Зэк и отличница престижного вуза! — иронически хмыкнула Воронина. — На что вы надеетесь?

— Вы и сами понимаете, что это не так.

— Что значит — не так? Думаете, я подговорила вашего сына избить хозяина фирмы, где он работал?

— Думаю, нет, но точно знаю, что вам не известен истинный мотив его поступка. Иначе вы совсем по-другому бы относились к Сашке.

— Ну скажите, осчастливьте меня своими секретами.

— Это излишне. Я обещал ему, что никому не скажу.

— Тогда нам не о чем говорить больше!

— Любовь Георгиевна… — Он поставил на стол маленькие чашки, разлил в них ароматный напиток. Принес бутылку коньяку.

— Мне спиртное не нужно, — менее уверенно сказала она.

— Это рецепт моего прадеда, надеюсь, помните, кем он был? Так что извольте, кофе-то сами просили, я приготовил. Или для прокуроров писаны другие законы? Которые мы, простые смертные, не читывали?

Как же он достал своими умными рассуждениями! Ну ладно, кофе выпьет, подумаешь, капля коньяку в нем! Она пригубила ароматный напиток и невольно зажмурилась, чувствуя блаженство. Какой прекрасный кофе, восхитительный вкус! Выходит, она раньше и не пила настоящего кофе.

Малышев усмехнулся. Точно так же и Света жмурилась, она похожа на мать.

— Вы неплохо умеете варить кофе.

— Я вообще хорошо готовлю, а вдвоем со Светланой мы творим на кухне чудеса кулинарии. Творили…

Светка и дома была главным поваром, но, оказывается, она еще и здесь… И с ним, вот на этой кухне…

— Вот здесь?

— Да. Мы с ней такие блюда готовили, Сашка потом пальчики облизывал. Если бы вы видели, как все это происходило, порадовались бы за свою дочь.

— Почему я должна радоваться этому?

— Потому что девушка счастлива на кухне, что вообще-то редкость, а парень в восторге от ее стряпни, что тоже нечасто случается. А все почему? Я стоял за всем этим, ни к чему не призывал, просто помогал Свете готовить. Советовал. Иногда мы даже спорили. Но все это было… как должно быть в семье. И было, и будет.

«Не будет», — мысленно сказала Воронина.

Допила кофе — и вправду был невероятно вкусным, — встала из-за стола.

— Спасибо за кофе, Владимир Сергеевич, он у вас получился, но хочу вас предупредить: если ваш сын будет упорствовать, у него возникнут серьезные проблемы. Пусть раз и навсегда откажется от Светланы, и я помогу ему досрочно выйти на свободу. Это мое условие. И я шутить с вами не намерена.

Он смотрел на нее совершенно спокойно, как смотрит взрослый человек на лающего йоркширского терьера.

— Приятно, что оценили вкус кофе. Жаль, что он не пробудил в вас никаких человеческих чувств. Но я не боюсь ваших виртуальных автоматчиков. А что касается Сашки… Мир не без добрых людей, помогут. Но и вы запомните — если с ним что-то случится, вас не только родная дочь возненавидит, но и многие другие. Я ведь журналист, у меня друзей много.

— Всего вам доброго! — сказала Воронина и побежала к двери.

— И вам тоже, — услышала непривычно жесткий ответ.

Странная это штука — одиночество. Вроде бы привыкаешь к нему, с головой погружаешься в работу, возвращаешься домой поздно, сил хватает лишь на то, чтобы поужинать, иногда — почитать хороший роман или посмотреть умную передачу. А перед тем как уснуть, необходимо было еще раз поразмыслить над очередным делом. Но это в нормальной обстановке, когда знаешь, что в доме порядок, дочь учится, она отличница, умница, да и красавица, чего там скромничать. Но вот случаются проблемы в доме — оказывается, что привыкнуть к одиночеству нельзя. Работа из рук валится, ни читать, ни смотреть дурацкие телепередачи абсолютно не хочется.

Друзей у нее не было, друзья покойного мужа время от времени звонили, поздравляли с праздниками, но все реже и реже это случалось. Дочь была для нее всем, но… много ли времени она уделяла дочери? Ох, мало, совсем мало. Чтобы забыть о смерти любимого мужа, приходилось много работать, а работа такая, что душа черствеет. Не раз ловила себя на мысли, что и с дочерью разговаривает с повелительной интонацией в голосе, потом жалела, вспоминая, но Светка росла умненькой девочкой, все понимала.

И вот что получилось из этого — она потеряла дочь. Появился какой-то бандит, и все пошло наперекосяк.

Воронина сидела на кухне, думала о своей жизни, но прежней злости к Малышеву-младшему не испытывала. Да, он был связан с местными бандитами, да, хулиган и троечник, но… Светка ведь не дура! Умница! И выбрала его не случайно, значит, что-то было в этом парне? А папаша его каков! Только сегодня она увидела его настоящего! Из жалкого пьянчуги мужик превратился в настоящего… дворянина! И значит, сын его не такой уж пропащий, коли отец спокоен за его будущее.

Она виновата, виновата во всем. Повелительные интонации в голосе могла простить девочка-отличница, школьница, но самостоятельная красавица Светлана не будет мириться с ними. Да и не мирится уже больше года.

Вспомнился светлый майский вечер, они возвращались из театра, Светке тогда было девять лет.

Огромный небритый мужик возник перед ними там, где фонари не горели, уже на Пречистенке, неподалеку от их дома. Время было смутное, перестройка, совместные кооперативы, талоны на водку и сахар…

— Бабки давай, козел, — сказал мужик, обращаясь к Игорю, и выбросил вперед руку с ножом.

Лезвие с противным щелчком показалось из рукоятки.

— Ладно, — согласился Игорь. — Сколько хочешь?

— Весь лопатник гони.

Игорь сунул руку во внутренний карман пиджака, вытащил портмоне. Когда мужик протянул руку, Игорь ударил его ногой, выбил нож, а два удара руками свалили громилу на асфальт.

— Милиция, — спокойно сказал Игорь. — Лежать, не двигаться, иначе будут проблемы со здоровьем.

Громила не мог смириться с поражением, и проблемы со здоровьем у него возникли. Пара ребер была сломана наверняка. Она хотела поскорее увести дочку домой, но та словно приклеилась к отцу.

— Пап, он хотел нас ограбить, да?

— Да, малышка, но мужчина обязан защищать свою семью, — с улыбкой ответил Игорь, внимательно глядя на лежащего громилу и ласково взъерошив прическу дочери. — Любаша, давай домой, позвони в отделение, пусть вышлют наряд. А я пока подежурю тут.

— Мужик, прости, клянусь — больше никогда… Ну что, на хрен, делать — «откинулся», а дома жена с ребенком, говорит, уйдет на хрен… Я слесарем был, по пьяни загремел на зону, куда теперь ныкнуться — ни хрена не пойму…

— Пап, прости его, — сказала Светка. — Ты уже победил.

— Светлана! — прикрикнула она на дочь.

— Желание любимой девушки для меня закон, — с дурашливой усмешкой сказал Игорь. — Встать! Бежать!

Светлана обняла отца и громко засмеялась, глядя во след убегающему громиле. Она недовольно покачала головой, но ничего не сказала.

— Пап, а что такое лопатник? — спросила Светка.

— Кошелек. Но ты никогда не должна говорить это. Обещаешь мне, любимая девушка?

— Ладно, не скажу никому, — с сожалением ответила Светка.

Как хорошо им было вместе, она гордилась мужем и любовалась смышленой дочерью. А какая ночь была после этого случая! Не жизнь, а сказка… Которая резко оборвалась после того, как подлая пуля отняла у нее Игоря.

Воронина встала из-за стола, подошла к окну, отодвинула штору. Внизу был черный влажный асфальт. И — ни единой живой души. Страшная пустыня… На плите стояла сковородка с макаронами и двумя сосисками — ужин для дочки.