Презумпция любви - Колесникова Наташа - Страница 22
- Предыдущая
- 22/50
- Следующая
Воронина опустила глаза. Действительно, дура она. Светка это знает, а она… Сколько дел проходило через ее руки, когда жена уходила к богатому, а муж пытался мстить или маньяком становился! А этот Малышев держится, в доме порядок, чистота, но боль свою глушит спиртным по ночам. Имеет право. Если бы знала, не стала бы затрагивать эту тему. Да и вообще… не стала бы так думать о Малышеве.
— Я понимаю вас, Владимир Сергеевич.
— Да откуда, милая? — усмехнулся Малышев.
— Налейте еще, — решительно сказала Воронина.
Он выполнил ее просьбу, наполнил рюмки водкой, поднял свою, но она решительно выпила, не чокаясь. Закусила соленым огурцом, внимательно посмотрела на Малышева:
— Владимир Сергеевич, у меня был любимый муж, майор уже тогда, ему прочили большое будущее. Я была за ним как за каменной стеной. Он в дочке души не чаял, и она любила его. А я была только рада этому. Знаете, баба с бабой найдет общий язык, извините за грубость, а если дочка с папой — просто влюбленная пара, так и у самой радостно на душе… Его убили при задержании особо опасной группы. Он спас жизнь своему другу Хлопову, а сам погиб. Как настоящий мужчина, понимаете? Я хочу сказать… Мне знакома страшная боль утраты и чувство пустоты, которое возникает потом. Извините, я была несправедлива к вам.
Малышев по новой наполнил ее рюмку. Теперь он был гораздо трезвее, чем когда встречал гостью.
— Спасибо, что рассказали мне это, Любовь Георгиевна.
— Спасибо… за что?
— За доверие. Моя бывшая жена приходила недавно, хотела помочь Сашке, да и вообще… вернуть прошлую жизнь. Я прогнал ее… нет, не прогнал, просто попросил уйти. У вас проще — муж был настоящим мужиком, я таких уважаю, Сашка мой — такой же. Выпьем в память о вашем супруге, Любовь Георгиевна.
Ворониной показалось, что она уже пьянее хозяина стала, но не могла отказаться помянуть Игоря. И выпила. А потом сообразила, что он сравнивал своего сына с ее мужем.
— Извините, Владимир Сергеевич, но я не хочу, чтобы моя Светка встречалась с вашим Александром, — жестко сказала она.
— Почему?
— Он связан с бандитами.
— Это исключено.
— Я знаю!
— В наше время не связан с бандитами в России только Господь Бог. Но Сашка ничего предосудительного, противозаконного не сделает никогда. И не сделал.
— Но ведь он избил хозяина фирмы, в которой работал! Вы считаете это законным действием?
— Да, если учесть причину, которая побудила его к этому. Это был настоящий мужской ответ подонку.
— Назовите мне эту причину!
— Не могу, я обещал. Но поверьте, Любовь Георгиевна, если я назову ее, вы тоже станете пить в одиночестве. Если, конечно, не все у вас еще отсохло.
— Что вы имеете в виду? У меня отсохло… что?
— Женское начало. Но я надеюсь, что нет.
— Может, объясните, что это за мифическая причина, в которую вы так веруете? — язвительно спросила Воронина. — Мне проще будет судить об этом.
— Вы уже насудили там, Любовь Георгиевна. Больше не надо.
— Надеюсь, это образ?
— Разумеется.
— Понятно. Спасибо за… за выпивку, Владимир Сергеевич, мне пора домой.
— Я провожу вас, если не возражаете.
— Возражаю. Сама дойду.
— Но там идет дождь, а у вас нет зонтика. У меня есть. Провожу вас до подъезда.
— Вы такой назойливый, Владимир Сергеевич… Ну хорошо, если у вас есть зонтик, то ладно, проводите меня… только до подъезда.
— Как ни странно — с удовольствием, Любовь Георгиевна.
Малышев сбегал в комнату, вернулся в прихожую с черным зонтом-тростью. Воронина ждала его у двери, растерянно хлопая ресницами. Вдруг пришла в голову странная мысль — да этот пьяница куда приятнее многих ее трезвых коллег. А за ней другая просквозила — может, и его сын, бандит и неуч, такой же обаятельный и умный парень, несмотря на то, что школу еле-еле окончил?
Дождь был и вправду сильный, без зонтика ей пришлось бы туго. Шутка, что ли, — промокнуть под холодным ноябрьским дождем? Ей уже не двадцать и не тридцать лет, здоровье не то… Но зонтик Малышева помог. У подъезда они попрощались.
Первым желанием, после того как вошла в квартиру, было залезть в ванну и наслаждаться горячей водой и белой пеной… если еще есть соль для ванны. За всеми хозяйственными мелочами следила дочь, а она лишь оставляла деньги в ящике гардероба. Светка знала, что и когда нужно покупать, и тратила деньги разумно. Она никогда не требовала от дочери отчета, во всем полагалась на нее. Это у нее от отца, Игорь, несмотря на свою суетную профессию, в домашнем хозяйстве был королем, все решал сам, а она только с улыбкой соглашалась с его решениями, и никогда не жалела об этом. А принципиальность у Светки — от нее. Даже теперь, зная, что дочка бегает на свидания к бандиту, она не сомневалась, что ни копейки ее денег на передачи младшему Малышеву Светка не потратила.
Ванна — да, но в комнате дочери горел свет, и она пошла туда. Светлана сидела за столом, перед ней лежал толстый том и тетрадь, куда она записывала то, что прочла в книге.
— Света, извини, я отвлеку тебя ненадолго.
— Что ты хочешь, мам? — недовольно сказала дочь, поворачиваясь к ней. — Вся мокрая… Где ты была?
— Дела, дочка, дела…
— Ну так иди в ванную, а то простудишься. На ужин я сделала котлеты с жареными кабачками, найдешь на кухне.
— Да, Света, спасибо. Ты мне вот что скажи — какая причина побудила Александра избить Полевика? Ты знаешь?
— А тебе это зачем теперь?
— Я хочу понять.
— Ты сделала свое черное дело, что толку теперь понимать?
— Но ты знаешь эту причину?
— Отстань, мам! Саня не сказал мне. Но я знаю другое: если он так сделал — значит, прав.
— Как прав, дочка? Избил бизнесмена, весьма известного… двум телохранителям тоже досталось… Что это за правота такая? Я хочу знать…
— Поздно ты хочешь, мам. Саня в колонии, все случилось так, как ты хотела. Чего дергаешься? Радуйся, что такая умная, такая всемогущая. И не мешай мне учиться.
Воронина согласно кивнула и пошла в ванную. Есть не хотелось, она все же перекусила у Малышева, а вот согреться надо бы. Замерзла. И погода — дрянь: слякоть, сырость, — и настроение — дрянь. Через пять минут она лежала в горячей воде под белой шапкой пены и расслабленно думала о том, что если Малышев умный мужик, а это так, и он доверяет своему сыну, то значит… Если тот решил избить босса — на то была уважительная причина. Но почему она не прозвучала на суде? А если принять во внимание то, что Светка доверяет этому парню, а она умная девчонка, многое знает из ее рассказов, многое понимает, то значит — была причина! Какая? И где она, черт возьми?!
И вдруг пришла догадка, и не из области криминалистики, психологии преступлений, а из области кино и литературы. Когда мужчины на суде скрывают факты, оправдывающие их? Когда дело касается женщины! А какой женщины касалось дело Александра Малышева? Да ее дочери!
Захотелось выскочить из ванны и бежать… Светка все равно ничего не знает, она и не должна знать, согласно законам жанра или, если угодно, законам порядочности этих чертовых дворян. А Малышев-то знает!
Но не скажет.
Часы в прихожей пробили девять вечера. Степан Багрянов посмотрел на свои наручные, швейцарские суперточные, и обнаружил, что напольные часы в прихожей отстают на целую минуту. Значит, нужно пригласить мастера, чтобы настроил эту башню в прихожей! Подумал и тут же забыл, сегодня ему нужно было то, что в прежние дни казалось излишним. А именно — поговорить с отцом. Всегда казалось счастьем, что поговорить с собственным отцом не так-то просто: он то чересчур занят, то отдыхает в престижном ночном клубе, то вместе с мамашкой торчит на какой-то презентации или юбилее известного актера. Классный расклад, а он в это время дома с телками забавляется. И главное — никаких дурацких вопросов, что с учебой, как готовишься к экзаменам… И никакого желания общаться с предком, к счастью, предок, похоже, тоже так думал. Класс, а не жизнь, бабки на карманные расходы есть, а сурового предка вроде как и нет. Занят он постоянно.
- Предыдущая
- 22/50
- Следующая