Презумпция любви - Колесникова Наташа - Страница 37

— Куда, Володя?

Малышев обнял ее за плечи, повел в комнату сына, посадил в кресло, быстро бросил на диван, подушку, уложил Воронину, накрыл одеялом.

— Поспи, Люба, — сказал он.

— Ой, ты за мной так поухаживал… и накормил… и напоил… — пробормотала Воронина.

— Все нормально, Люба, ложись и спи, — сказал он и вышел из комнаты.

В своей комнате сел за стол, включил компьютер, улыбнулся. Приятно было называть сурового прокурора просто Любой. Не потому, что боялся ее, а потому, что она была очень красивой женщиной, только забыла об этом. Сашку, его любимого сына, единственную надежду и опору в жизни, посадила — ошиблась, поняла это, раскаялась. Она так же одинока, как и он, даже после покушения дочь не стала с ней говорить… Бедная Люба, ей нужно помочь.

На экране монитора высветился текст начала очередной статьи о партии. Ни черта им не светит на выборах, но первая статья очень понравилась, ждут очередную. Ладно, он сделает, лишь бы деньги платили. Оно, конечно, творческая проституция, но кто из творческих людей не проституировал в определенный период своей биографии? Пусть покажется и бросит камень в его адрес.

Да только нет таких.

Смутная тревога весь день не покидала Светлану. Старалась внимательно слушать лекции, конспектировать, но когда в перерыве просматривала конспект, ничего понять не могла — обрывки фраз, никак не связанные между собой. И вспомнить, о чем говорилось на лекции, тоже не могла.

Что-то случилось, в этом вся беда, но что именно, как ни пыталась, не могла понять. Хлопов каким-то образом разыскал ее в ночном клубе и срочно увез домой. Такого никогда не было. Мать с лейкопластырем на лбу какую-то ахинею несла… Впрочем, почему ахинею? Она говорила, что не нужно встречаться с другими парнями, у нее ведь есть Саня. Не ахинея, а… прямо-таки бред какой-то! А это не одно и то же? Ее мать, которая считала Саню конченым бандитом и слышать ничего не хотела о нем, которая загнала его в зону, вдруг намекает, что нужно его ждать?!

Да и вообще вела себя как-то странно…

Кажется, нужно было поговорить с ней, серьезно поговорить, попросить как-то помочь Сане, да уж больно разозлило ее неожиданное свидание с Хлоповым.

Багрянов в институт не пришел, по правде сказать, она обрадовалась этому. Надеялась, что увлекся Варей, вот и ладно. Подруги-то они с первого класса, да когда стала встречаться с Саней, Варя не на шутку обиделась и не разговаривала с ней до тех пор, когда Малышев не попал за решетку. Она ведь тоже хотела встречаться с ним. Кажется, Степан Варьке действительно понравился, ну и ладно.

Хотя… вряд ли Багрянов серьезно отнесся к подруге, вчера он был с ней просто вежлив, не более того. И снисходительно усмехался, когда она чересчур бурно восторгалась интерьером ночного клуба и его посетителями.

Еле дождалась, когда кончатся лекции, и помчалась домой с твердым намерением серьезно поговорить с матерью. У своего подъезда столкнулась с соседом с нижнего этажа Славкой Носковым, он был на три года старше ее, уже отслужил в армии и теперь работал водителем-дальнобойщиком.

— Привет, Светка, ну как там Любовь Георгиевна? — спросил Носков.

— Как обычно. А почему ты спрашиваешь?

— Ну ты даешь, девушка! Ничего не знаешь, что ли?

— Нет… — растерянно сказала Светлана, качнув головой.

— И телик не смотришь?

— Иногда смотрю… Хватит придуриваться, Носков! Ты скажешь, в чем дело или нет?!

— Твою мать вчера чуть не убили, прямо тут, во дворе! «Волгу» продырявили из автоматов, прямо-таки изуродовали машину, водителя убили, а Любовь Георгиевну не достали. Я первый выскочил, вон там, — он показал рукой, — у окна лежал парень, весь в крови, а она была рядом. Я фонарь прихватил, посветил на тачку — прямо-таки сито из нее сделали.

Светлана растерянно развела руками, не зная, что сказать. Утром шла в институт — ничего не заметила подозрительного, наверное, дворники убрали осколки и смыли кровь. А вчера вечером… Хлопов высадил ее из машины у самого подъезда, куда она и направилась, не глядя по сторонам.

— Я задержалась в институте, а она… ничего…

— Да по всем телеканалам это талдычат сегодня. Я всех этих ментов и прокуроров не уважаю, честно говоря, но Любовь Георгиевна — особ статья. Ее даже бандюки уважают. Как она уцелела — понять не могу, тачка была сплошное решето. Когда я выскочил во двор, увидел убитого водителя, молодой парень, так прямо не по себе стало, а она ничего, только бледная была. Но держалась, молодец тетка.

— Сам ты «тетка»! — сердито сказала Светлана и побежала домой.

Чувствовала себя явно не в своей тарелке. Вошла в квартиру, торопливо сбросила полусапожки и куртку, побежала в свою комнату, села на диван, обхватила голову ладонями.

Вдруг все стало ясно — мать вчера чуть не убили, понятное дело, примчались менты и Хлопов, конечно же. А где дочь, которая давно должна быть дома? И мать приказала Хлопову найти дочку и доставить домой. Что она думала в это время — понятно. Хлопов, наверное, позвонил родителям Варьки или приехал к ним, и они сказали, где их дочь и с кем.

А она приехала и накинулась на мать с упреками… Это жестоко и даже подло, конечно же, подло! Но мать не одернула ее, не сказала о том, что случилось, не попросила ни словом, ни жестом пожалеть ее, хотя бы посочувствовать… Более того, сказала, что есть парень, которого нужно ждать…

Господи, да что ж это такое творится-то?!

А если бы мать убили? Ведь должны были убить, Славка же сказал — машина в решето превратилась. Как бы она жила дальше? Одна в этом огромном, суетном городе… Не совсем одна, Владимир Сергеевич был бы рядом, но мать — это мать, какой бы странной она ни казалась. Была такой чуткой, ласковой, заботливой… когда папа был жив… Может, прозрела после покушения? Снова стала такой, какой была когда-то, не зря же говорила, что она должна ждать Саню, не прямо так, но — так! А она сидела в ночном клубе и пила шампанское, когда машину матери расстреливали из автоматов бандиты. Страшно… Дико!

Поначалу Светлана решила пойти к Владимиру Сергеевичу, он умный человек, может, посоветует что-то дельное. Потом отказалась от этой мысли. Все-таки это их личное, семейное дело, лично и решать его следует. Мать, наверное, скоро вернется с работы, нужно какой-то ужин приготовить. Да и самой поесть не мешало бы. Но в холодильнике было пусто. Светлана взяла деньги из ящика гардероба в комнате матери и пошла в магазин за продуктами.

Возиться с готовкой не было настроения, но и есть котлеты фабричного приготовления или куриные окорочка не хотелось. Выход был прост — парная курица на гриле. И несложно, и вкусно, особенно если нашпиговать ее чесноком. А на гарнир гречка, ее следовало отварить, а потом растопить в сковородке сало, добавить лук и слегка поджарить гречку со шкварками. Тоже очень вкусно получается. Хоть и не собиралась возиться с готовкой, а час потратила на нее. За это время узнала из телевизионных новостей, что мать ее — одна из самых компетентных сотрудниц Генпрокуратуры, которой доверяли все генеральные прокуроры, потому что в политических пристрастиях не была замечена, просто делала свою работу и добивалась серьезных успехов.

— Вахид, ваше мнение о прокуроре Ворониной?

— Знаете, она посадила меня в девяносто шестом, пять лет получил, да. Злой был, как собака, а потом понял — она права. Вышел через три года, совсем другой бизнес стал делать, честный. Я скажу так: Воронина — единственный человек в органах, которого уважаю, понимаешь? Она честный человек, таких больше нету.

А вот и сама мать на экране кухонного телевизора.

— Любовь Георгиевна, вы знаете, кто организовал покушение на вас?

— Знаю, но не скажу.

— Что вы сейчас испытываете?

— То же самое, что вдова моего водителя, замечательного парня. Желание найти и уничтожить подонков.

— Вам было страшно?

— Нет. Мне было досадно и больно, что погиб молодой, красивый парень, отец малолетней девочки… Очень больно.