Великий Черчилль - Тененбаум Борис - Страница 27

«Верен, но несчастлив».

Девиз был придуман его предком в 10-м поколении, полным тезкой сквайра и по имени, и по фамилии. Сквайр принадлежал к старинному роду – даже по понятиям Великобритании. Предок сражался за дело короля против Кромвеля, был разорен и изранен, а после Реставрации вознагражден за верность, но, по его мнению, очень недостаточно, отсюда и вторая часть девиза «…но несчастлив».

Сквайр не был несчастлив. Он принимал гостей, угощал их портвейном и бренди, а после обильного обеда брал в руки кисти и начинал рисовать натюрморты – пустые бутылки давали ему достаточно вдохновения.

В совсем молодые годы он побывал на Кубе военным корреспондентом и вывез оттуда привычку к сиесте, горячим ваннам и страсть к хорошим сигарам.

За ужином он любил поговорить, особенно с Ф.Е.Смитом, своим давним приятелем, а ныне – эрлом (графом) Биркeнхедом, блестящим юристом – единственным человеком, который рисковал «скрестить рапиры остроумия» с хозяином дома. Им с восторгом внимал мистер Брэкен, сумевший в совсем молодые годы, начав без гроша, нажить миллионы. Tеперь он был членом парламента и учеником сквайра в политике. Его единственным недостатком было утверждение, что он – незаконный сын владельца дома, и он до того упорно держался этой линии, что сумел рассердить жену сквайра, которая однажды спросила мужа в упор:

«Уинстон, это правда?»

«Конечно, нет», – ответил ей супруг.

И после паузы:

«Конечно, неправда. Я сверял все даты – этого просто не могло быть…»

Он любил поддразнить жену. Она, в свою очередь, не оставалась в долгу и объясняла привычку своего мужа появляться на вокзале в самую последнюю минуту тем, что «Уинстон, как истинный спортсмен и охотник, всегда оставляет поезду шансы уйти».

Жизнь в Чартуэлле шла своим чередом – до тех пор, пока хозяин дома не узнал из правительственных сообщений, что «Правительство Его Величества отменило в этом, 1932 году, «правило 10 лет». Правило это гласило, что военные ведомства должны составлять свои бюджетные заявки, исходя из принципа, что «в следующие 10 лет большой войны не будет».

Правило это было известно владельцу Чартуэлла, и известно очень хорошо – в 1919 году он-то его и составил, будучи военным министром Великобритании.

Более того. Именно он, Уинстон Черчилль, предложил, чтобы «правило 10 лет» автоматически возобновлялось каждый год, если только оно не отменялось специальным распоряжением правительства.

23 марта 1932 года правительство правило НЕ возобновило.

Формально решение правительства об отмене «правила 10 лет» было вызвано «маньчжурским инцидентом» – началом необъявленной войны между Японией и Китаем. Но зрело оно давно. Недостаток средств в казначействе – после Великой Войны 1914–1918 гг. Англия сильно обеднела – вел к систематическому урезанию расходов на оборону. Военный бюджет за 12 лет сократился почти в 7 с половиной раз – с 766 миллионов фунтов в 1920 году до 102 миллионов в 1932 году.

В апреле 1931 года сэр Фредерик Филд, начальник Главного морского штаба (в Англии, крепко державшейся за традиции, должность называлась на старинный манер и очень звучно – «Первый лорд моря» – «First Sea Lord»), утверждал в своем отчете Совету Имперской Обороны, что «святая святых», флот, потерял в силе настолько, что «в случае войны не сможет адекватно защищать торговлю Великобритании».

То есть нужды оборонительных ведомств признавались, но денег в казне было мало. Bоенные получили инструкции не увлекаться и «держать расходы под строгим контролем».

Новые ассигнования – не щедрые, на уровне 5 % от GNP (суммы всего, что страна производила) – были направлены в основном на подготовку флота. Армия после отмены призыва была резко сокращена и пополнялась наймом.

Смена правительства в Германии волнения не вызвалa. Даже такой шаг, как выход Германии в 1933 году из Лиги Наций, и то встретил в Англии понимание.

Джеффри Доусон, главный редактор «The Times», наиболее уважаемой британской газеты, полагал, что Гитлер хоть и немного резок, но абсолютно нормален или, вернее, станет таким, как только его страна «встретит со стороны Великобритании должное уважение».

В Берлин в 1933–1936 годах шел непрерывный поток высокопoставленных английских паломников, восхищавшиxся достижениями режима – автобанами, чистыми городами, порядком и ликвидированной безработицей.

Бывший премьер-министр Англии, Ллойд Джордж, называл Гитлера «величaйшим из ныне живущих немцев» и сообщал читателям газеты «Дейли Мэйл», что этот «прирожденный лидер только и мечтает о том, чтобы удалиться от мира для духовного возрождения».

Ллойд Джордж горько сожалел, что в Англии нет человека такого же калибра.

Арнольд Тойнби был уверен в глубоком сходстве между Махатмой Ганди и Адольфом Гитлером – они оба были приверженцами истинного мира.

Так что наскоки Черчилля в парламенте на правительство Его Королевского Величества и лично на премьера, Стэнли Болдуина, «доброго старого викария» – как его звали его многочисленные поклонники, были встречены неодобрительно.

Когда Черчилль говорил, что «движение нацистов построено на философии насилия, которую вколачивают в молодежь Германии с интенсивностью, не имеющей параллелей со времен варварства», члены парламента полагали, что это уж слишком даже для старины Уинстона, любившего, как всем было известно, риторические преувеличения.

Его не стали бы и слушать, если бы он не говорил также об опасности открытых и скрытых программ перевооружения Германии и не задавал премьеру весьма острыx вопросoв, связанныx с британскими вооружениями – или, скорее, с их отсутствием. Причем Черчилль каждый раз оказывался на диво хорошо информирован, отмахнуться от него было невозможно.

В 1935 году на сессии парламента он так прижал к стенке премьера Болдуина, что тот признал, что и в самом деле британские авиационные программы отстают от немецких. Признание премьером своей ошибки было встречено в парламенте бурными аплодисментами и принесло ему такое одобрение, какое не принес бы и успех.

Все только и говорили, что об откровенности и честности премьера.

Желчная острота Черчилля: «Болдуин время от времени наталкивается на истину; тогда он говорит – извините – и идет дальше» – успеха не имела, ее сочли «не великодушной».

Болдуин, «добрый старый викарий, снисходительный и терпеливый, которого невозможно рассердить» – такой образ он усердно формировал среди коллег и публики – не остался в долгу и поделился с окружающими следующим мнением о своем оппоненте:

«Колыбель Уинстона окружало много фей, и они наделили его многими дарами – воображением, красноречием, трудолюбием, живым умом, а потом пришла еще одна фея, сказала, что один человек не должен иметь так много дарований, и лишила его мудрости и правильного суждения.

Именно поэтому, с восхищением слушая его в палате общин, мы никогда не следуем его совету».

И правительство действительно не следовало совету Черчилля. Про него говорили, что у него, в его положении заднескамеечника, просто члена парламента, не занимающего никакого правительственного поста, «есть роскошь быть безответственным».

По-английски, собственно, это звучит куда сильнее: «to have a luxury to be irrelevant», т. е. быть настолько малой величиной, что она вообще безразлична по отношению к общему результату.

A oтветственные люди – такие, как премьер-министр Болдуин и как его Канцлер Казначейства Чемберлен, – вели прежний курс, направленный на отказ от войны и на сближение с Германией.

Они имели для этого очень веские причины.

Великaя войнa 1914–1918 гг. разорила Англию. Собственно, Британия оставалась великой державой, со стратегическими интересами по всему миру и с производственной базой, которая была вдвое больше французской. Но огромные, ни с чем не сравнимые потери в людях и в средствах, причиненные войной, потрясли самые основы английского общества. Отвращение ко всему, что напоминало милитаризм, было всеобщим – и столь же всеобщим было требование установления более справедливого устройства общества.