Великие Цезари - Петряков Александр Михайлович - Страница 128

• Предыдущая
• 128/142
• Следующая

Идея внедрения в головы своих современников мысли о своем божественном происхождении принадлежит Цезарю, и он в этом направлении достаточно успел сделать при своей жизни. После своей смерти Цезарь был обожествлен, и его преемник, состоявший с ним в кровном родстве, сын Божественного, старался сделать все возможное, чтобы на этом фундаменте возвести свой собственный культ, и в этом он также идет по стопам Цезаря. И хоть в Риме Август и не считался божеством (его обожествили после смерти), зато в провинциях его культ процветал. Еще в двадцать седьмом году в Пергаме возводится храм, посвященный Роме и Августу, позже подобные храмы появляются в различных азиатских городах, а затем и в западных провинциях. Здесь надо добавить, что сам император, если верить Светонию, как бы и не был сторонником культа своей личности, однако дозволял поклонение своему гению, но только в храмах, посвященных богине Рима.

В Греции Август тоже почитается богом, день рождения властелина считается праздником, и его величают Избавителем, Спасителем и Благодетелем. Любопытно, что такие понятия, как «благовестие», «благолетие», «провидение» и подобные из найденного в Галикарнасе текста, относимые греками к Августу, затем переходят в догмы христианского вероучения. С его пришествием, верили люди, воцарятся мир и согласие, которые породят на земле золотой век. В Египте Август почитается как фараон и сын бога Солнца, и в его честь сооружаются храмы. В музее Каира есть его скульптурный портрет в образе египетского фараона. Любопытно, что Август, презиравший иноземные религии, становится как бы потомком египетских богов и блюстителем их культов. В то время как в Риме было запрещено возведение египетских святилищ.

Но и в самой столице, как мы помним, в каждом квартале была часовня, где отправляли культ домашних богов и гения Августа. Таким образом, император оказывался в роли покровителя семейного очага и охранителя семейных ценностей. Помимо этого, следует помнить о Венере-Прародительнице и других богах-покровителях Юлиев. Возникали и новые. К примеру, на Марсовом поле в тринадцатом году был воздвигнут алтарь Мира Августа, где ежегодно приносились жертвоприношения и свершались обряды магистратами, жрецами и весталками. И это неудивительно, если вспомнить, каким желанным для всех жителей Рима был мир и все с ним связанное во время гражданских войн, которые, казалось, никогда не кончатся. Поэтому святость мира и поклонение человеку, который сумел надолго закрыть ворота храма Януса, были вполне обоснованы в общественном сознании. В итальянских городах также почитался культ императора, и мы уже упоминали о коллегии августалов. Август, кстати, был членом многих религиозных объединений, в том числе древних, им возрожденных.

Праздник Вековых игр, отмечавшийся в столице с первого по третье июня семнадцатого года до Р.Х., становится апофеозом единения римского народа под сенью богов. Дата была сфальсифицирована в угоду императору, которому нужен был этот праздник, чтобы люди поняли, что в его правление наступает долгожданная эпоха без войн и междоусобиц. Для этого пришлось изменить дату взятия римлянами Карфагена (со сто сорок седьмого года на сто двадцать седьмой) и поверить Варрону, который утверждал, что древнеримский век состоит не из ста лет, а из ста десяти.

Сохранилось описание трехдневных праздничных гуляний, и мы вкратце расскажем, как это мероприятие проходило. В ночь на первое июня Август как великий понтифик и член жреческой коллегии хранителей Сивиллиных книг (членов коллегии было пятнадцать, поэтому они назывались квиндецемвиры) совершил обряд жертвоприношения Мойрам, богиням судьбы. Были зарезаны на алтарях и сожжены козы и овцы, и император произнес слова молитвы о даровании римскому народу и военных побед, и мирного счастья. После чего при свете факелов начались праздничные мероприятия и трапезы, причем в них принимали участие и изображения богинь, которые устанавливались на креслах. Хор матрон исполнил торжественное песнопение, обращенное к Юноне и Диане. Кстати, для Вековых игр были собраны два хора – из матрон (они символизировали уходящий век) и хор мальчиков и девочек, составленный из детей непременно живых родителей самых знатных семейств. Они, понятное дело, представляли век наступающий. А утром торжественная процессия поднялась на Капитолий, и Август, а затем Агриппа принесли в жертву Юпитеру белых быков. А затем на берегу Тибра начались зрелищные мероприятия: театральные представления и травли диких зверей. Ночью были совершены жертвоприношения пирогами богине рождения Илитии. На другой день Август и Агриппа принесли в жертву Юноне белых коров. Ночью очередное жертвоприношение – Матери Земле. На этот раз зарезали свинью.

В последний день праздника на Палатине было совершено богослужение в честь Аполлона и Дианы, после чего смешанный из мальчиков и девочек хор пропел сочиненный Горацием гимн. В этом обращении богам поэт просит у них плодородия родной земле и ее процветания, плодовитости римлян и нескончаемости их рода, хочет, чтобы мудрые Августовы законы способствовали с помощью богов наступлению новой эры, где вновь возродятся такие римские добродетели, как верность, миролюбие, стыдливость, честь и мужество.

Следует тут отметить, что Август, прекрасно понимая, что новая форма управления государством, которое давно переросло свои прежние границы, требовала новых идеологических подпорок, и религия в этом ряду всегда была главной. Единодержавное правление, по логике, требовало монотеизма, и это очень хорошо понимал Цезарь и делал активные попытки внедрить собственный культ, рассказывая легенды о своем родстве с Венерой.

Конечно, Август в значительной степени и тут развивал на практике идеи своего приемного отца, но делал это осторожно, культивируя свою божественность на генеалогическом древе Цезаря. В этом заключалась его мудрость как государственного деятеля. Он прекрасно понимал, что нельзя сразу и вдруг, революционным путем, решать религиозные вопросы. Консервативное высшее сословие твердо стояло на позиции традиционной, политеистической римской религии, и Август сам исповедовал подобные же воззрения и, более того, как уже понял читатель, активно внедрял в жизнь духовные ценности давно ушедших времен. И в то же время повсюду насаждал собственный культ, понимая необходимость духовного объединения всех населявших империю народов. Особенно активно, как уже отмечалось, культ Августа внедрялся в провинциях. И это понятно. Несмотря на веротерпимость римлян, допускавших даже в столице отправление иноземных культов, требовалось единоверие, и оно выражалось в императорском культе. Чрезвычайно любопытен в этом смысле один из источников, найденный на месте одного из городов провинции Пафлагония, где приводится клятва, которую давали Августу. Клялись всеми видимыми и невидимыми богами, а также и самим Августом в том, что будут делать императору и его потомкам только добро во все времена как поступками, так и помыслами, друзья императора будут считаться его (дающего клятву) друзьями, а враги Августа – его врагами. Врагов Цезаря он обещает преследовать как своих собственных, а если нарушит клятву, то на него, его семью и потомков падет проклятие, и их телам не будет нигде места для погребения. Клятва эта длинная, мы пересказали ее вкратце, и она наполнена угрожающе-мистическим содержанием, которое во все времена магическим образом действовала на умы людей.

Август не стал родоначальником новой мировой религии, да и не мог им стать вследствие многих причин, но дал направление, которое стало болезненно востребованным лишь во время поздней империи, когда восточные культы стали вытеснять исконно римские, и в конце концов ради единства государства официальной религией Рима было провозглашено христианство.

Тацит в первой книге «Анналов» писал: «Итак, основы государственного порядка претерпели глубокое изменение, и от общественных установлений нигде ничего не осталось. Забыв о еще недавнем всеобщем равенстве, все наперебой ловили приказания принцепса; настоящее не порождало опасений, покуда Август, во цвете лет, деятельно заботился о поддержании своей власти, целостности своей семьи и гражданского мира. Когда же в преклонном возрасте его начали томить недуги и телесные немощи и стал приближаться его конец, пробудились надежды на перемены, и некоторые принялись толковать впустую о благах свободы, и весьма многие опасались гражданской войны, иные – желали ее. Большинство, однако, на все лады разбирало тех, кто мог стать их властелином: Агриппа жесток, раздражен нанесенным ему бесчестием и ни по летам, ни по малой опытности в делах непригоден к тому, чтобы выдержать такое бремя; Тиберий Нерон – зрел годами, испытан в военном деле, но одержим присущей роду Клавдиев надменностью, и часто у него прорываются, хоть и подавляемые, проявления жестокости… Ко всему этому еще его мать с ее женской безудержностью: придется рабски повиноваться женщине и, сверх того, двоим молодым людям, которые какое-то время будут утеснять государство, а когда-нибудь и расчленят его».

• Предыдущая
• 128/142
• Следующая