Великие Цезари - Петряков Александр Михайлович - Страница 28
- Предыдущая
- 28/142
- Следующая
Молодой Красс также потешился в Аквитании ратным делом и перебил не один десяток тысяч варваров.
Цезарь произвел зачистки и на других территориях, сжигая поля и селения и угоняя скот.
В Галлии все более или менее поуспокоились, но у Цезаря никогда не переставали чесаться руки, и его алчный взор на этот раз обратился за Рейн. В консульство Помпея и Красса, то есть в пятьдесят пятом году, он решил вторгнуться и на германские земли, а поводом стало миротворчество. Дело в том, что два или три германских племени, притесняемые свебами, самым могущественным народом Германии, переправились через Рейн и завладели галльскими землями. Их следовало, конечно, отправить обратно, но это слишком хлопотно, дипломатия с варварами приводит иной раз к нежелательным последствиям, поэтому он поступил как всегда – перебил в сражении.
Другие германские племена, в частности убии, также жаловались на свебов. И Цезарь решил наведаться за Рейн, куда еще не ступала нога римского легионера. Для этого был выстроен мост. Автор «Записок» дотошно описывает, к каким инженерным хитростям приходилось прибегать, чтобы всего за десять дней возвести надежную переправу через широкую с сильным течением реку.
На другом берегу к проконсулу пожаловали посольства различных племен, но когда он в знак покорности потребовал заложников, этого не дождался – все попрятались в леса. До него дошли слухи, что свебы, племя рослых и могучих бесстрашных воинов, закаленных жизнью под открытым небом и питавшихся исключительно молоком и мясом, запретивших ввоз вина в свою страну, собирают в глухомани огромную армию, чтобы прогнать незваных римлян. Рисковать на чужой территории, не имея надежных тылов, полководец не стал – полной уверенности в победе над многочисленным врагом не было. Он не хотел, чтобы бесстрашные зарейнские варвары сломали ему имидж непобедимого полководца, поэтому приказал разорить близлежащие села и скосить на полях хлеб, затем переправился обратно в Галлию, «полагая, что им достаточно сделано для славы и пользы римского народа».
Лето еще не кончилось, и Цезарь решил использовать благоприятное время года для экспедиции в Британию, куда также еще не ступала нога римского солдата. Островитяне до сих пор свободны, не платят дани и что хуже всего – помогают бунтующим галлам. Этому надо было решительно положить конец.
Первая попытка, можно сказать, была неудачной: римлян не очень приветливо встретили уже у берегов, не давали высаживаться и ввязывались в бой прямо в прибрежных водах. Однако едва солдаты почувствовали под ногами твердую почву, они показали варварам всю мощь римского оружия и обратили их в бегство. «Когда таким образом, – пишет Цезарь, – мир был упрочен», он потребовал, по обыкновению, заложников. Но разыгравшаяся буря и отливы уничтожили большую часть кораблей, и прознавшие об этом британцы вновь попытали свое военное счастье, но, хоть римляне вновь одержали верх, Цезарь счел более разумным вернуться на континент и подготовить вторую, более серьезную экспедицию на остров.
Но едва легионеры высадились на материк, как один из отрядов по пути в лагерь был атакован прибрежным племенем моринов, «которых Цезарь при своем отправлении в Британию оставил замиренными». Пришлось вновь проводить карательную акцию. Удивительный народ эти галлы! Их, как волков из пословицы, сколько ни корми, а они все в лес смотрят. Едва Цезарь куда-либо отлучался, так тут же возникали бунты и восстания. А ведь их кто-то организует.
Поэтому он решил, что во вторую экспедицию в Британию он возьмет с собой ненадежных галльских царьков, и в первую очередь Думнорига, да, того самого, за кем вот уже два года ведется наблюдение. Его брат Дивитиак, кому Цезарь безраздельно доверял, к тому времени умер, а когда был еще жив, проконсул, исходя из беспроигрышного принципа «разделяй и властвуй», как-то ненароком сказал Думноригу, что его брат, конечно, верный друг римского народа, но царем эдуев он видит не его, слепого исполнителя, а такую личность, как Думнориг.
Ну а после смерти Дивитиака ситуация стала играть в пользу Думнорига. Он хоть и слыл патриотом, а большинство эдуйских князьков было склонно к коллаборационизму, ему выгодно было огласить после смерти брата этот разговорчик с Цезарем. Те, конечно, весьма были удивлены: как, Думнориг, за которым приставлена слежка? Не может быть! Но так как опровержения от самого главного начальника не было – не мог же он публично отказаться от своих слов, сказанных в приватной беседе, – то они крепко призадумались. Так что у Думнорига были шансы. Были. Простой народ был за него, а проституирующая элита побита невзначай сказанными словами Цезаря.
Но у проконсула были совершенно иные планы относительно Думнорига, кому были свойственны «беспокойный дух, властолюбие, отвага и большой авторитет у галлов». Он видел его насквозь и был абсолютно убежден, что стоит ему отвернуться, как Думнориг не задумается вонзить ему в спину нож. С такими патриотами надо держать ухо востро, хоть они в твоей власти и добросовестно проливают кровь «для пользы и славы римского народа».
Так вот, когда весной следующего года экспедиция была подготовлена и построены новые корабли, более вместительные и лучше приспособленные для плавания в океане, он вместе с другими приказал и Думноригу сопровождать его в Британию. Тот стал отказываться.
А почему же Думнориг не хочет повоевать в Британии?
Эдуй ответил, что он не прочь и очень даже не прочь, но боится моря, он совершенно сухопутный человек, плавать не умеет, и при всей его очевидной храбрости, в чем Цезарь не раз мог убедиться на суше, на море он просто бесполезный червяк. Нет, он не поплывет в Британию.
Чепуха, заявил проконсул, теперь выстроены такие корабли, что любая буря им нипочем, бояться нечего.
Думнориг стал приводить другие доводы, теперь уже религиозного характера, не позволявшие ему пересекать океан, на что Цезарь попросту не обратил внимания, и никакие другие возражения начальника эдуйской конницы его не убедили. Думнориг, как и многие другие вожди галльских племен, поплывет в Британию. По крайней мере, ему, Цезарю, будет там с ними спокойнее, чем без них.
Погода, впрочем, не благоприятствовала отплытию – сильный норд-вест не давал возможности отчалить более трех недель. Все это время Думнориг вел себя плохо: постоянно общался с галльскими князьками и убеждал их не плыть с проконсулом, замыслившим, по его словам, уничтожить в Британии всю галльскую знать как ненадежную, способную к сопротивлению. Здесь, на глазах галльских народов, он не решается этого сделать. И он вел такую пропаганду все три недели, пока дул проклятый норд-вест. Цезарю, конечно, все было известно от осведомителей из числа тех же князьков.
Но вот, наконец, ветер стих, и была объявлена посадка на корабли. Началась неизбежная в такие часы суматоха, и Думнориг сумел этим воспользоваться и удрал с небольшим отрядом всадников. Когда об этом доложили Цезарю, он отправил за беглецом погоню «с приказом вернуть его, если же он окажет сопротивление и не послушается, то убить».
Думнориг, когда его догнали, конечно же, «оказал сопротивление, стал защищаться с оружием в руках», при этом «не раз кричал, что он свободный человек и гражданин свободного государства».
Свободный человек! Варвар не может быть, по римским понятиям, свободным человеком, тем паче гражданином государства. Какого, спрашивается, государства? Эдуйского? Разве такое есть? Есть пока еще не до конца покоренная Дальняя Галлия, римская провинция со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами и, разумеется, весьма куцыми правами местного населения, которые в любой момент могут быть урезаны вплоть до продажи в рабство. Об этом-то Думноригу должно было быть известно, и его предсмертные слова – это чистейший идеализм, недалекие мечтания дерзкого провинциального князька.
Его прирезали на глазах его же людей. Те и пальцем не пошевелили, чтобы встать на его защиту. Они были поумнее: плетью обуха не перешибешь, надо жить и действовать в соответствии со сложившимися обстоятельствами. Этой житейской мудрости простого обывателя свободолюбивый патриот Думнориг, похоже, был начисто лишен.
- Предыдущая
- 28/142
- Следующая
