Путь к цели - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 34
- Предыдущая
- 34/81
- Следующая
– Отмазки. Отмазки и отмазки… ладно, оставим эту тему. Не хочешь ли съездить к Федору с Аленой? Да заодно навестим кое-кого…
– Да поехали, прогуляемся. Заодно я там попробую немного полетать. Немного, немного! И хватит так улыбаться – я уже знаю все твои улыбки! Ну да, да, дура была. Чего теперь напоминать?
– А я разве что-то сказал?
– Да у тебя все на роже написано!
– Ой уж – все. Поехали. Сейчас только за курткой схожу, и в путь.
– А Никат?
– Фу, гадство… я болван! – Андрей раздраженно махнул рукой. – Хорошо, что ты мне напомнила. Нам же нужно ждать Никата, пока он не придет. Займемся его работой.
– Занимайся. Я пойду потренируюсь. – Шанти соскочила со стола и побежала к лестнице.
Андрей проводил ее взглядом и улыбнулся – она заметно изменилась. В ее словах и действиях потихоньку исчезали злоба, горечь, ненависть ко всему миру, обида на жизнь. Она стала более уверенной в себе, более добродушной и спокойной. Ведь что надо любому живому существу? Чтобы его любили. Чтобы у него были друзья, чтобы его кто-то ждал дома и думал о нем. Если этого нет, если душа черства, спалена злобой и ненавистью, такое существо нельзя назвать полноценным. А уж находиться с ним рядом – сущее наказание.
Такой в начале их знакомства была и Шанти. К комплексу собственной неполноценности добавилось отношение драконов к людям – как к существам низшим, опасным, извращенным и подлым. Как крысы. Или глисты. Не зря же даже принять обличье человека у драконов считалось отвратительным и извращенным делом. Ну как будто принять образ глиста.
Андрею стало смешно, он представил Шанти в образе глиста и рассмеялся. Впрочем, глиста он представлял себе как-то слабо – вблизи никогда не видел, если только на картинке в далеком детстве, но все равно выглядело смешно. Червяк с головой Шанти.
Он не удержался и передал картинку своей подружке. На удивление, она не стала материться и поносить его, а долго хохотала, сообщив, что он негодяй, испортивший ей тренировку, – она просто отпала, глядя на себя в образе червя. Когда он объяснил ей, что это за червь, она развеселилась еще больше и, сообщив, что придумает ему такой образ, перед которым эта мерзкая картинка померкнет, отключилась.
Время шло, Никат не возвращался. Прошло минут сорок, когда он появился, бледный и встрепанный, если можно так сказать про человека, у которого на голове почти не было волос – он их выбривал каждые несколько дней. Бойцу длинные волосы невыгодны – за них легко схватить, удержать, а попробуй ухватить за лысый череп.
Никат поманил Андрея и снова вышел на улицу. Андрей похолодел – беда. Точно беда.
Вышибала стоял за углом дома, прижавшись к стене спиной.
– Ты прав. Чума. Они все полегли. – У Никата из глаз текли слезы – крупными каплями, как дождь.
Андрей ни разу не видел вышибалу в таком состоянии – из него как будто вынули стержень, он сразу постарел, как-то обвис, словно старая тряпка.
– Ты можешь что-нибудь сделать, Андрей? Помоги! Я сделаю все, что ты скажешь, отдам тебе все деньги, что есть, что заработаю, буду служить по гроб жизни – спаси их, если можешь! – Глаза Никата смотрели яростно, с надеждой и страхом. Он опустился на колени и, кланяясь, прижался головой к ногам Андрея.
Тот, выругавшись, рывком поднял вышибалу:
– Ты чего тут изобразил?! Пошли, быстро! Как далеко зашло? Какая стадия?
– Плохо. Пока меня не было – а я ночевал в трактире, – они все покрылись нарывами, черные, совсем плохо! За считаные часы! – Голос Никата был хриплым и срывающимся, на грани истерики.
– Успокойся. Раз они живы, сейчас мы их поднимем. Клянусь!
– Пожалуйста, пожалуйста, сделай это, прошу тебя!
Они уже бежали, распугивая случайных прохожих. Никат мчался как атакующий танк, сбивая всех, кто встретился на его пути и не успел отпрыгнуть в сторону. Андрей не отставал от него и лишь успевал уворачиваться от тех, кого отбросил Никат.
Через пятнадцать минут они уже подходили к небольшому домику, окрашенному в веселый голубенький цвет, с узорчатыми ставенками и зеленым забором. Дверь была полуприкрыта, Никат рванул за ручку, придержал дверь для Андрея, и они вошли в дом.
Пахло болезнью, потом, мочой – как тогда, у Федора. Андрей задумался на секунду – что за чертова болезнь? Откуда она приходит и почему так избирательно убивает людей? Как проклятие какое-то… Но тут же отбросил несвоевременные мысли и сосредоточился на настоящем моменте.
Три кровати. На одной молодая женщина с красным, лихорадочным лицом. Ей от роду лет двадцать пять, и она очень красива, какое-то прямо-таки иконописное лицо. Даже оторопь брала, и думалось: как она вышла замуж за изувеченного, перемятого, как тесто, Никата? Ну да, он хороший, добрый, надежный муж, но ведь женщины любят глазами? Или не так? Андрей не был женщиной, так что на этот вопрос ответить не мог. Решил для себя – спросит у Олры. Потом.
Подошел к детям – две девочки. Одной лет семь, другой годика три-четыре. В мать пошли – симпатичные, кудрявенькие ангелочки. У одной красное, напряженное лицо, вторая бледная и лежит тихо. У Андрея защемило сердце, и он потрогал шею девочки.
– Никат, она умерла…
– Как?! Нет! Не-е-ет! – Вышибала упал на колени и зарыдал. – Дочка, доченька! А-а-а! А-а-а! Ирсочка моя!
– Тихо! – рявкнул Андрей. – Перестань! Молчи, а если не можешь – выйди! Надо остальных спасать!
Он сдернул покрывало со второй девочки и задохнулся от гнилостного запаха – она вся была покрыта нарывами, из которых сочился гной. Андрей возложил руки и стал впитывать болезнь, отдавая свою ауру.
Девочка тут же порозовела, и ее дыхание стало чистым, спокойным, и через десять минут от болезни остался только запах. Аура Андрея стала мутной, неприятного бурого цвета, как запекшаяся кровь, его шатнуло, и он присел на стул, опустошенно уронив руки на колени.
– Что, что с тобой? А жену, жену? – Никат стоял перед ним, сжав огромные кулаки, и трясся, как в лихорадке.
– Погоди… я должен восстановиться, – с трудом выговорил Андрей. Перед его глазами все плыло – болезнь была слишком запущена, и он получил огромный заряд. По-хорошему, стоило бы восстановиться, перекинувшись в оборотня, но как быть с Никатом?
– Никат, я сейчас кое-что сделаю, но ты должен молчать – никому никогда ни слова. Я могу на тебя рассчитывать?
– До гроба. Я же сказал, – умоляюще ответил вышибала, – только спаси ее! Дочка… Ирсочка… она же была жива, когда я уходил! Ну как же так, как же так?! Это несправедливо!
– Жизнь вообще несправедлива. – Андрей расстегнул куртку и положил на стол, потом рубаху, под изумленным взглядом Никата снял сапоги и штаны, раздевшись догола. – Держи дверь, чтобы никто не вошел!
Он перекинулся в Зверя и тут же почувствовал себя лучше. Болезнь была уничтожена механизмом преобразования. Потом снова стал человеком и, взяв штаны, начал натягивать на себя.
– Так вот кто ты! – потрясенно воскликнул Никат. – Вот как ты смог! Абдул… наплевать на Абдула. Скорее, скорее, ей совсем плохо!
Жена Никата и правда была плоха – ее били судороги, и, похоже, предсмертные. Андрей коснулся ауры – она была черна, как грязь. Заряд болезни был такой силы, что его самого начало лихорадить, и когда он собрал всю черноту, то в его глазах помутилось и он едва не потерял сознание. Спас Никат – тряс его за плечи, хлопал по щекам:
– Очнись! Очнись! Андрей, что с тобой?!
Монах, шатаясь, встал. Снять штаны уже не было сил, и он перекинулся прямо в них, разрывая в клочья. Даже Зверя трясло – количество болезни было запредельно. Андрей снова стал человеком и сел на стул, хватая воздух широко раскрытым ртом.
– Как жена?
– В порядке, – ответил Никат, – в порядке. Спасибо тебе.
– С тебя штаны. Мои вдребезги. Мне до трактира дойти не в чем.
– Сейчас найдем. Будут штаны, – грустно сказал Никат, глядя на трупик дочери. – Дочка, дочка… она так любила кататься у меня на плече! Она была такой веселой, такой славной! Что я скажу жене? Она спит, не знает… Я не смогу сказать! – Никат отвернулся, закрыл лицо руками, а плечи его затряслись, как в лихорадке.
- Предыдущая
- 34/81
- Следующая
