Московии таинственный посол - Самвелян Николай Григорьевич - Страница 18
- Предыдущая
- 18/56
- Следующая
— Какую подлость?
— Обычную.
— Так говори, раз начал.
— Я начал?
— Не я же!
— Ничего я не начал. Ни о чем я не говорил. Всегда мне чужие слова приписывают! И бочки вина мне никто не обещал. Тебе это послышалось. Я болтун. Но такой болтун, который никогда не пробалтывается. Слов много, а фактов никаких. Понял? Кому надо, тот догадается. Кому не надо, ничего не поймет. Эх, Тимошка, Тимошка! Друг мой Тимошка! Говорил я ему. Просил быть поболтливее и посуетливее. Болтуну жить спокойнее. Его не боятся. Но если уж мне из этой жизни придется уйти не по своей воле, я и за себя и за Тимошку так хлопну дверью, что с горы Арарат камни посыплются. И Ноев ковчег вниз упадет! Пиши стихи, брат Геворк! Пой песни! Мне пора. Монета руку жжет!
Корытко утверждает, что ему не нужна шпага. Странно. Разве он не знает, что жизнь полна неожиданностей, и часто пренеприятнейших?
Право, лучший совет, который можно дать любому достойному человеку, — все же беречь свою шпагу. И быть начеку, даже если приглашают выпить стакан вина в хорошо знакомом тебе доме…
В один из дней, когда Корытко уже выпросил у Геворка свой злотый и удалился с таким счастливым и просветленным лицом, будто получил в наследство по меньшей мере испанскую корону, в гостях у Геворка побывал еще один странный визитер. Гигантский говорящий кузнечик. Отец Торквани. Он приветствовал Геворка. Позволил себя усадить. Торквани был вежлив и радушен. Даже принес с собой подарок — прекрасно оформленный, переплетенный в золотистый бархат молитвенник.
— Но я вижу, вам кто-то уже подарил не менее дорогую книгу. И совсем недавно. Да вот и год издания — 1573-й! — сказал Торквани, взяв со стола принесенный вчера печатником Иваном «Апостол».
— Откуда вы узнали, что книгу эту мне подарили, да к тому же еще недавно?
— О, догадаться легко, — потер одну о другую передние лапки кузнечик. — Такой книги я никогда не видел. Вряд ли ее можно купить в нашем городе. Значит, привезли откуда-то. Обрез страниц новый. Более того, книгу еще даже не читали и не листали. Слышите, как похрустывают под рукой страницы?
— Да, действительно, книгу принесли мне вчера. Но издана она здесь, во Львове. Раз вы заметили год издания, то должны были прочитать и место, где сказано, что печаталась она здесь.
— Не могу поверить. Неужто и Львов приобщился к числу городов, несущих людям свет разума и веры? Но я не понимаю русских букв. Год издания разобрать легко. Прочесть название труднее.
— Это «Апостол». Ее напечатал мой друг, печатник Иван.
— Слышал о печатнике. Но, каюсь, не верил, что из его затеи выйдет что-нибудь путное. Полагал, какую-нибудь книжку он все же напечатает. Но плохонькую, бедную, а не такую красавицу. Да ведь я никогда не видывал столь красивой книги! Какие гравюры, какие заглавные буквы! Если бы я умел их читать! А вот здесь, в конце, видимо, обращение издателя к читателям.
— Да, это послесловие.
— Любопытно. И нуждаются ли апостольские деяния в каких бы то ни было послесловиях и комментариях?
— Я не успел еще прочитать.
— Смею ли я вас просить перевести его мне? Ведь я лишен возможности читать по-русски…
Торквани был сама любезность. Кроме того, гостя не обижают. Тем более гостя, принесшего подарок. Геворк взял в руки «Апостола».
— «Настоящая повесть показывает, откуда началась и как создалась эта печатня, — начал Геворк. — Волею отца и помощью сына и совершением святого духа, но повелению благочестивого царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси и по благословению просвещенного Макария, митрополита всея Руси, составилась печатня эта в царствующем граде Москве в 1563 году, в тридцатый год царствования его».
— Ах, как интересно! — застрекотал черный кузнечик. — Продолжайте, прошу вас!
— «Все это не напрасно начал я вам излагать, но по причине великих преследований, часто испытанных нами не от самого государя, но от многих начальников и духовных властей и учителей, которые по зависти возводили на нас многие обвинения в ереси, желая добро обратить во зло и дело божие вконец погубить, как это обычно для злонравных, невежественных и неразвитых людей, которые ни в грамматических тонкостях навыка не имеют и духовным разумом не наделены, но без основания и напрасно распространили злое слово».
— Очень, очень любопытно! — повторил Торквани.
— «Ибо такова зависть и ненависть, сама измышляющая клевету и не понимающая, куда идет и на чем основывается. Эти обстоятельства привели нас к изгнанию из нашей земли и отечества и от нашего рода и заставили переселиться в иные, незнаемые страны.
Когда же мы оттуда пришли сюда, то по благодати богоначального Иисуса Христа, господа нашего, который будет судить мир по истине, принял нас благочестивый государь Сигизмунд-Август, король польский, великий князь литовский, русский, прусский, жмудский, мазовецкий и иных стран со всеми панами своей рады».
— Я вас внимательно слушаю. Сам король! Что же дальше?
— «В то же время вельможный пан Григорий Александрович Ходкевич, пан виленский, верховный гетман великого княжества Литовского, староста гродненский и могилевский, усердно упросив государя, милостиво принял нас под свое покровительство и покоил немало времени и снабдил нас всем потребным для жизни. И мало ему было, что он нас так устроил, он еще и селение достаточное даровал мне, чтобы обеспечить мне… Когда же он достиг глубокой старости и стал страдать от головной болезни, то повелел нам прекратить работу и оставить искусство рук наших и в селении за земледелием проводить жизнь этого мира».
— Гетман щедрый человек! Читайте!
— «Но не пристало мне ни пахотою, ни сеянием семян сокращать время моей жизни, потому что вместо плуга я владею искусством орудий ручного дела, а вместо хлеба должен рассеивать семена духовные по Вселенной и всем по чину раздавать духовную эту пищу… И в одиночестве, углубляясь в себя, я не раз смочил слезами свое ложе, размышляя обо всем этом, как бы не скрыть в земле талант, дарованный мне богом…»
— Ни в коем случае! — сказал Торквани. — Талант, данный от бога, надлежит лелеять. Нельзя зарывать его в землю. Если: этот талант истинно от бога… Что пишет ваш друг далее?
— «И потому я вынужден был уйти оттуда… И на пути постигли меня многие скорби и беды, не только в силу длительности странствия, но и по причине сильнейшего морового поветрия, которое препятствовало моему путешествию, и просто творя — беды и невзгоды всяческие и самые злейшие. И, таким образом, благодаря человеколюбивому промыслу божию дошел я до богоспасаемого града, называемого Львов…»
— Никогда не слушал с большим интересом! И пишет как торжественно! Извините, что прервал.
— «И, помолившись, начал я проводить это богом ниспосланное дело к завершению, чтобы распространять богом внушаемые догматы. И многократно обходил богатых и благородных мирян, прося от них помощи, и кланяясь, и припадая к ногам их, и склоняясь до лица земли, омывая ноги их от сердца идущими слезами. И не раз и не два, но многократно делал это. И священнику велел в церкви во всеуслышание объявить всем. И не упросил жалостными словами, не умолил многослезными рыданиями и через священнический чин не исходатайствовал себе никакой помощи. И плакал я горькими слезами, что не нашлось никого, кто бы сжалился или помог, не только у русского народа, но даже у греков не получил милости. И нашлись только некоторые из меньших людей священнического чина да незнатные из мирян, которые подавали помощь. И не думаю, чтобы они от избытка это делали, но как та евангельская бедная вдова, которая от нищеты своей опустила две лепты. И не знаю: то, что они делали, возвратится к ним на этом свете, а в будущей жизни воздастся сторицею по щедрости божьей».
— Воистину! Прекрасные слова!
— «Молю вас, не прогневайтесь на меня, что пишу это, не думайте, что из своей выгоды говорю это и пишу. Всякий, кто с самого начала прочитал вкратце написанную эту историю, знает, как я от его милости пана Григория Ходкевича был обеспечен всем, что потребно для тела, — пищею и одеждою. Но все это я вменил ни во что, не надеялся на неправду, не жаждал приобретения, а к богатству, хоть и много его там стекалось, не лежало мое сердце… Напечатал же эту душеполезную апостольскую книгу в преславном городе Львове во славу всемогущей и Живоначальной Троицы, отца и сына и святого духа. Аминь».
- Предыдущая
- 18/56
- Следующая
