“Цесаревич” Часть II. Линейный корабль. 1906-1925 гг. - Мельников Рафаил Михайлович - Страница 21

В более деловой обстановке проходил английский визит в Ревель. Встречала союзников бригада линейных кораблей. Для налаживания действительно дружеских контактов корабли по предписанию начальства были "соединены парами". Такие пары образовали "Император Павел I" и "Лайон", "Андрей Первозванный" и "Принцесс Роял", "Цесаревич" и "Куин Мери", "Слава" и "Нью Зиленд", "Адмирал Макаров" и "Боадичиа", "Баян" и "Блонд".

При всей внешней дружественности визит, конечно, не мог еще напоминать встречу союзников по НАТО, и о глубоком обмене опытом говорить не приходится. Но интересны были и разного рода подробности организации службы, быта и боевой подготовки, которые русские офицеры успели заметить на кораблях будущих союзников.

Так. старший офицер "Цесаревича", состоявший в этой должности в 1913-19i5 гг. артиллерийский офицер капитан 2 ранга В.А. Киселев обратил внимание на любопытные упрощения, которые, как надо было понимать, не вполне отвечают условиями боя. Прокрашиванием они превращали парусиновые обвесы в легкие постоянные фальшборты. Не затруднялись англичане и применением заимствованных из коммерческого флота трапов. Поддерживаемые на талях, они обладали более солидной конструкцией и допускали существенное упрощение уборки, чем это было на русских кораблях. Не считали они зазорным и выходить в море с поставленными солнечными тентами.

Но зато никаких выступающих деталей на бортах кораблей у англичан не наблюдалось, а вместо патрубков для сливания воды они применяют крашеные парусиновые рукава. Такое здравое конструктивное решение явилось, видимо, по опыту частых погрузок угля в море, когда патрубки могли царапать чужой борт, сминаться или просто подцеплять и опрокидывать оказавшийся у борта катер. Вместо уже известных в мире (и на русских кораблях) моторных катеров англичане, как и прежде, пользовались только паровыми. Возможно (это догадка автора) не хотели связываться с грозившими пожаром хранилищами бензина на кораблях. Известно, что при всей своей консервативности, англичане сумели первыми оценить эффект моторных катеров в качестве торпедных и уже во время войны создали свои знаменитые катера типа "СМВ".

О верности марсофлотским традициям свидетельствовало гораздо более широкое, чем в русском флоте, использование гребных шлюпок, особенно капитанских гичек. Таким путем, надо понимать, англичане поддерживали высокий уровень морской практики, достигали оперативности посылок шлюпок и сберегали топливо, расходуемое паровыми катерами. Все эти объяснения автору приходится брать на себя, так как записка старшего офицера ограничивалась лишь строгим указанием на замеченные факты. Толкования их и выводы по реализации предоставлялось, видимо, уже следующей инстанции. Замечено было и неукоснительное выполняющееся правило немедленно (по постановке на якорь) подкрашивать все царапины и "ссадины", что обнаруживались в исходе плавания на корпусе корабля.

Неподдельную зависть офицеров вызывали особо вышколенные английские горнисты с их великолепными горнами, а также достигнутая английскими радиотелеграфистами исключительная скорость передачи по азбуке Морзе. Русские ключи и лампочки такой скорости обеспечить не могли. Весьма практичным был секрет, которым с В.И. Киселевым поделился старший артиллерист "Куин Мери". За точку наводки орудий он предлагал брать не кромку передней трубы при пересечении ее с палубой (она может быть закрыта дымом или всплесками), а угол, составляемый форштевнем с верхней палубой. Эта точка всегда чиста и постоянно удобна для прицеливания.

Но, конечно, превыше всех удобств морской практики и английских традиций, русских офицеров волновали проблемы повышения боеспособности их, далеко, увы, не современных кораблей. Думали об этом и в Генморе (МГШ) и в штабе Н.О. Эссена. Но и спустя 10 лет после войны на Дальнем Востоке флот, несмотря на энергично осуществлявшуюся программу нового судостроения, все еще не мог освободится от пут казенной "экономии", наивного меркантилизма власть имущих и ограниченности оперативного мышления. Близившееся к завершению сооружение четырех балтийских дредноутов как-то непроизвольно толкало к последовательному урезанию средств на модернизацию старых кораблей.

В Генморе почему-то не хотели задуматься о том, что противниками этих кораблей могут оказаться не их сверстники, а новейшие дредноуты. И для успешности такого боя (при бригадном методе стрельбы), вооружение и техника кораблей должны быть избавлены от всех изъянов прошлых лет. Именно так готовили к бою черноморские корабли. Но на балтийские додредноуты смотрели почему-то иначе. Между тем флот на Балтике, решая задачу обороны подступов к столице, мог оказаться в гораздо более трудном положении.

Беда, как это со временем, но, увы, слишком поздно, стало понятно, состояла в двух обстоятельствах. Первым была недооценка роли Моонзунда в системе обороны Финского залива. Укрепления позиции в Рижском заливе могли стать ключом готовившейся на случай войны минно-артиллерийской позиции. Роль Моонзунда обсуждалась неоднократно во время адмирала И.А. Шестакова (1820–1888) и все же на нее, в силу, видимо, все той же "экономии" решено было закрыть глаза.

Вторым промахом в разработке плана войны было преувеличенная (что также выявилось позднее) уверенность в непреодолимости готовившейся посреди Финского залива минно-артиллерийской позиции. Понятие об этой непреодолимости сформировалось под влияние неправильно понятого опыта русско-японской войны, когда действительно грозной, но преодолимой минной опасности порт-артурские адмиралы не сумели и не хотели противопоставить такой же мощности тральные силы. Они и после войны не получили того развития, какого заслуживали.

Не имея подобающих тральных сил, самонадеянно вообразили, что и противник останется на том же уровне. Поэтому и в передовой линии обороны, где как раз могли себя проявить старые корабли, необходимости не видели. Их модернизацией занимались, как это уже было показано, лишь "по возможности". А дать им артиллерию, способную посостязаться с пушками дредноутов, и вовсе не думали.

У борта “Цесаревича” во время императорского смотра

В лучшем случае ожидалось, что "Цесаревич" и "Слава" могут быть перевооружены настолько, чтобы вместе с додредноутами типа "Андрей Первозванный" составить бригаду, равноценную имевшимся в Германии подобным же кораблям типа переходного периода.

Так оперативная мысль Генмора начала отставать даже от взглядов Общества ревнителей военных знаний, которые еще в 1908 г. считали возможным успешный бой "Андрея Первозванного" с кораблями класса "Дредноут". Проще говоря, эти корабли считались почти что уже списанными. Именно так в своем докладе от 29 мая 1913 г. с высокомерно-академических позиций представлялась в МГШ ценность "Цесаревича" и "Славы". Эти корабли с признававшейся негодной артиллерией среднего калибра характеризовались как имевшие "весьма малую боевую ценность". Рационального их применения в войне никакого уже не видели. Из-за устарелости артиллерии не годились они и на роль учебных кораблей. Тем не менее, сохранять их в строю флота было все-таки надо, ибо их экипажи — бесценный резерв (1500 человек) для укомплектования бригады строившихся четырех дредноутов.

А чтобы существование додредноутов было более оправданным, следует подвергнуть их "основательной перестройке". Ее в Генморе понимали, однако, лишь как повторение уже проделанной японцами перестройки броненосца "Орел". Башни 152-мм орудий предлагалось заменить современными 203-мм (50 калибров) и улучшить бронирование в надводной части. Дать кораблю современные и, может быть более дальнобойные усовершенствованные 305-мм пушки не предлагали. Будь это сделано, и такие корабли, недосягаемые для огня вражеских дредноутов, могли бы уверенно отгонять от заграждения вражеские тральщики.