След Фафнира - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/74
• Следующая

– Если вы хотя бы единым словом обмолвитесь Дженнифер, то на следующий день вам, Тони, придется искать другую работу, – я использовал наиболее действенное средство. Когда Тони начинает страдать излишним рвением, его пыл можно остудить одним способом: пригрозить выгнать из дому. – Итак, коньяк и сигары... Пожалуй, немножко сладкого. Когда все будет исполнено, идите отдыхать.

– Слушаюсь, сэр, – пробурчал Тони сквозь зубы и, крутанувшись на каблуке, побрел в сторону кухни. Черт побери, как секретарь Тони незаменим, но... Мне неоднократно советовали взять помощника постарше, нежели этот недавний выпускник Оксфорда.

Из-за артрита я даже по дому вынужден ходить с тростью. Трость у меня тяжелая, из черного «железного» дерева. Сделана на заказ в мастерской мистера Ривса, что на Лондон-Бридж Роад. Дело в том, что моя собака с целеустремленностью упрямого бычка и безжалостностью термита уничтожает любой деревянный предмет, хотя бы отдаленно напоминающий палку для игры. Однако «железное» дерево и фокстерьеру не по зубам. После того, как мерзкая псина уничтожила две старых трости, я начал полагать, что фоксы происходят не из рода псовых, а грызунов. Но все равно я очень люблю эту породу. У терьеров, в отличие от пекинесов баронессы Вудчестер, есть одно располагающее качество – сообразительность. Сейчас я расположился на диване в Ореховой гостиной, а Кухулин осторожно, чтобы не потревожить больные ноги хозяина, забрался мне на колени. Свернулся калачиком и задремал. Эдакая живая грелка.

Мне нравится Ореховая гостиная. Комната небольшая, с камином. Все – от обивки стен до светильников и подушек на креслах – выдержано в «ирландских» мягких коричневых тонах. Низкий столик, подсвечники и фотографии на каминной полке. Много фотографий. Одни поновее, в легких пластмассовых рамках, другие облачены в солидные деревянные оковы с толстым стеклом...

Кухулин поднял голову и предостерегающе заворчал. Это угрюмый Тони, вместо лакея, принес коньяк и блюдо с устрицами и лимоном. Сдержанно пожелал мне спокойной ночи. Уходя, столкнулся в дверях комнаты с Ойгеном Реннером, кивнул ему и прикрыл створку. Наверняка секретаря разбирает любопытство – отчего это хозяин вздумал уединиться с молодыми гостями? Что общего может быть у какого-то безвестного мистера Реннера с пожизненным членом палаты лордов и кавалером ордена Подвязки?

Полагаю, Тони упал бы в обморок, лишь краем уха расслышав, как с помянутым «лордом и кавалером» обращается развязная молодежь.

– Привет, Джерри! – Ойген подошел, потрепал меня по волосам и, усевшись в кресло напротив, закинул ногу на ногу. Смокинг и бабочку он снял наверху, оставшись в наполовину расстегнутой сорочке и черных брюках с лиловыми подтяжками. – Рад тебя снова увидеть. Увы, но за ужином особо не побеседуешь...

– Да уж, – вздохнул я. – Лихо ты заговорил зубы графине Блэкбери. Ты, теперь, оказывается, студент Сорбонны?

– Именно, – хохотнул Ойген.

Мне всегда нравилось, как он смеется. И вообще мистер Реннер чертовски привлекательный молодой человек. Даже сегодняшних старух умудрился очаровать. – Изучаю теологию под началом мэтра Франсуа де Бритона.

– А если серьезно? – я кашлянул и воззрился исподлобья на гостя. – Почему ты приехал?

– Сам знаешь, – Ойген внезапно нахмурился и потянулся к бутылке с коньяком. – Ты слыхал, что произошло сегодня? Он тоже помнит о твоем дне рождения...

– Один к одному мои мысли, – я снова вздохнул. – Однако, думаю, это просто совпадение.

– Кто знает?.. – протянул мой друг. – Коньяку? Да, а зачем ты пригласил своего правнука? Годфри извелся от скуки нынешним вечером.

– Я решил ему все рассказать. – Ойген передал мне рюмку с терпко пахнущим напитком и я сжал тонкий хрусталь непослушными пальцами. – Мне девяносто шесть лет. Я обязан оставить наследника...

– Как знаешь, – пожал плечами Ойген.

А вот и Годфри, легок на помине. В дверь осторожно постучали и на пороге гостиной появился мой правнук.

Он выглядит постарше своих двадцати шести лет – зачем-то отрастил усы, которые ему совсем не идут. Годфри, как утверждают все родственники, очень похож на меня в молодости. Столь же высокий – шесть футов, два дюйма – нос с едва приметной горбинкой, темно-каштановые волосы и зеленые глаза. Я действительно замечаю определенное сходство, но не столько во внешности, сколько в характере. Правнук умеет думать и действовать, как некогда и я сам. Одно отличие – в молодости я слишком часто вначале делал, а только потом думал.

– Ты звал меня, grandy-grand[2] ? – правнук вопросительно уставился на меня, мельком покосившись в сторону Ойгена. – Я думал, ты уже давно отправился спать...

– Звал, – подтвердил я. Кухулин соскочил с колен на пол и, неистово виляя коротким хвостиком, подбежал к ногам Годфри. У собаки симпатия к военным. Вероятно, из-за какого-то особенного запаха. – Ты уже познакомился с мистером Ойгеном Реннером?

– Да, конечно, – Годфри быстро оценил обстановку. Коньяк, сигары... Угли в камине багровеют. – Полагаю, будет разговор? Что стряслось, дед? Я не хотел оставаться ночевать, но раз уж ты попросил...

– Посмотри внимательно на мистера Реннера, – сказал я.

Правнук окинул гостя чуть недоуменным взглядом. Наверное, не находил в нем ничего экстраординарного. Обычный парень со светлыми волосами и смазливой физиономией. Боже, как хочется, чтоб так оно и было!

– Что произошло, дедушка? – повторил Годфри.

Ойген криво улыбался.

– Теперь подойди к камину, – приказал я, указывая рукой. – И отыщи на полке большую черно-белую фотографию в бронзовой раме. Принеси сюда, ближе к свету.

Мой озадаченный потомок взял старинный снимок, вернулся к дивану и присел рядом со мной. Кухулин тыкался носом в его брюки и довольно пофыркивал.

– Ну и что? – Годфри протянул мне фотографию. – Зачем тебе это, дедушка? Объясни.

– Рассмотри внимательно, – тихим голосом посоветовал я. – Видишь дату?

– Десятое апреля 1912 года, – прочитал Годфри, – Шербур, Франция.

На черно-белом, потемневшем от времени снимке были изображены трое молодых людей и девушка, лицо которой скрывала вуаль шляпки. Все они стояли на фоне морского залива, а, вероятнее, гавани – на заднем плане виднелся размытый силуэт длинного черного парохода с четырьмя высокими трубами.

– Мы стоим на причале гавани Шербура, – пояснил я, стукнув о столешницу опустевшей рюмкой. – За нашими спинами – силуэт «Титаника». Снимок сделан за полчаса до отплытия. Я – крайний справа. Вглядись, кто находится рядом со мной, в светлом пиджаке?

Годфри метнул взгляд на Ойгена, потом уставился на фотографию. Снова глянул на гостя и снова на фотографию... Открыл рот, словно желая что-то сказать. Зачем-то поцарапал ногтем по стеклу рамки. Машинально погладил крутившегося у ног неугомонного Кухулина.

– Дед, это что, розыгрыш? – наконец произнес он. – Это же кадр семидесятилетней давности! Мистер Реннер наверняка внук или правнук господина, изображенного здесь? Да, готов поклясться на Библии – они исключительно похожи...

– Переверни и прочти надпись на обороте, – сказал Ойген. – Вслух, пожалуйста.

– «Апрель тысяча девятьсот двенадцатого... – послушно продекламировал Годфри. – Джералд Слоу, Тимоти О‘Донован, Робер Монброн, Ева Чорваш и... Ойген Реннер?..»

– Именно. Это я. Верь или не верь, но против фактов идти неразумно, – желчно ответил Ойген на немой вопрос ошеломленного Годфри. – Твой прадед тогда ввязался в незавершенную поныне историю. Возможно, заканчивать ее придется нам с тобой.

– Но дедушка... – Годфри всем корпусом развернулся в мою сторону. – Я прекрасно знаю, что ты каким-то образом связан со странной историей этого корабля... Однако ты ни разу не упоминал ни о каком господине Реннере или других джентльменах, изображенных на этой фотографии... Насколько я помню, ты ехал в Америку путешествовать? Можешь быть, объяснишь, что происходит, и зачем вы с Ойгеном меня пригласили?

• Предыдущая
• 3/74
• Следующая