Иисус Неизвестный - Мережковский Дмитрий Сергеевич - Страница 28

Тридцать лет молчит – кует оружие, чтобы победить мир. Тридцать лет стрела на тетиве натянутого лука неподвижна: лук – Иисус, стрела – Христос.

Узкой тропинкой, в сухом лесу, идет человек с горящим факелом; искры довольно, чтобы вспыхнул пожар; но надо, чтобы вспыхнул не раньше, чем несущий факел дойдет до цели: лес – мир, человек – Иисус, факел – Христос.

Все, побеждающие мир, слова Его – лишь волны моря, а под ними глубина – тишина.

Два Эона в Боге, учат гностики: Слово, Логос, и Молчание, Зиге. «Слово стало плотью», и Молчание тоже.

Кто читает Евангелие, как следует, тот невольно пишет в сердце своем Апокриф, не в новом смысле, «ложного», а в древнем – «утаенного Евангелия». [233]

Чудом до наших дней уцелевшая, не писцом на пергаменте, а Богом на земле написанная к такому «утаенному Евангелию», Апокрифу, заглавная картинка – Галилейский город, Назарет.

К северу от великой Иезреельской равнины – весною зеленого, летом золотого моря хлебов, – на первых отлогих предгорьях Нижней Галилеи, тесно отовсюду замкнутая холмами долина – утаенной жизни колыбель. «Раем Божьим» называет ее паломник VI века, св. Антонин Мученик. [234]

Имя Nazareth, Nazara, «Заступница», – может быть, имя здешней древнеханаанской богини Земли-Матери. [235]Милостива, в самом деле, к людям здешняя земля, как мать: так изобильна, что «маслинами легче накормить в Галилее целый легион, чем в земле Иудиной ребенка», – сказано в Талмуде. [236]Может быть, и в Псалмах говорится о той же земле:

Лето благости Твоей венчаешь, Господи, и стези Твои источают тук; источают на пустынные пажити, и холмы препоясываются радостью; луга одеваются стадами, и долины покрываются хлебом, восклицают и поют.(Пс. 64, 12–14.)

Горный воздух свеж: с гор или с недалекого моря, в самые знойные дни, веет после полудня прохлада. Зимы иногда суровые: выпадает снег, странно белеющий на кипарисах и пальмах, но ненадолго: под первыми лучами солнца тает. [237]

Белые, низенькие, с плоскими кровлями, домики, рассыпанные, как игральные кости, в оливковых рощах и виноградниках по склону холма и в долине, только кое-где стеснились в узкие, крутые, точно в небо уходящие, улочки-лесенки, тенистые, пряно пахнущие оливковым дымом, кислым вином и козьим пометом. Солнечный луч, иногда прорезая тень, освещает пестрые лохмотья белья, висящие на перекинутых через улочку веревках, а там, где дома прерываются садиком, – на колючих заборах из кактусов. [238]

Внутренность домиков бедная: одно жилье из двух половин; в первой, с земляным полом, ступени на две повыше, ютится семья; во второй, нижней, – домашний скот. Глиняные, закоптелые от дыма, стены; узкие, с решетками, щели-оконца. Днем открывается входная дверь для света, а в сумерки зажигается глиняная лампада на высоком железном ставце или на выступающем из стены камне. На полу – очаг с медным котлом; дым выходит в дверь. Тут же ручные жернова. Две-три скамьи, платяная скрыня, мерки с сушеными плодами и крупами, кувшины с вином и оливковым маслом по стенам, – вот и все убранство жилья. Спят на полу, разостлав домодельные ковры и циновки; а на день, свернув, кладут их в угол. В летние же ночи спят на плоской кровле домика, под звездным пологом. [239]

Может быть, в одном из таких домиков и жил Иисус.

Город, в наши дни, уже не тот, что во дни Иисуса, но вокруг него все то же: черные шатры бедуинов-кочевников и караваны верблюдов на равнине Иезрееля, блеющие на туманной заре, овцы и козы у водопойной колоды единственного в долине источника; [240]Назаретские девушки, сходящие к нему с кувшинами; вьющиеся над домами, с веселыми криками, ласточки; снизу долетающий сюда чуть слышно, а там внизу, где жаркий ветер волнует золотое море бесконечных иезреельских нив, оглушительный в тишине полдня, звон «кимвалов» – кузнечиков. [241]

В двух часах пути от Назарета – столица Нижней Галилеи, Сепфорис-Диокесария; там – римские театры, школы, бани, ристалища, храмы богов, восемнадцать синагог и множество книжников. [242]Но ничего не доходит оттуда в Назарет; здесь – тишина бесконечная, как в жизни Иисуса-отрока.

«Из Назарета может ли быть что доброе?» (Ио. 1, 16.) – «Разве из Галилеи Христос (Мессия) придет?» (Ио. 7, 41.) – «Рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» (Ио. 7, 52.) Там «народ, сидящий во тьме… и тени смертной» (Мт. 4, 15.)

«Галилея», Gelil-ha-goym, значит «Округа язычников». Кровь самих иудеев, живущих здесь, – «нечистая», смешанная с кровью финикийской, вавилонской и эллинской. [243]Даже говор галилейский нечист: смешивает еврейские горловые гласные. [244]Сколько ни отрекался Петр от Господа в роковую ночь, во дворе Каиафы, узнан был по галилейскому говору: «Точно, и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя» (Мт. 26, 7.) Так же, может быть, обличаем был и сам Иисус.

Только в больших городах – в Иерусалиме, конечно, особенно – живут иудеи чистой крови, chabar, – «люди закона», благочестивые, а «поселяне», amha-arets (ими полна Галилея, где городов мало) – «темные люди», «невежды в законе». [245]– «Амгаарецы все нечестивы», – учит Равви Гиллель (Hillel), старший современник Иисуса. [246]

«Ни продавать Амгаарецам, ни покупать у них, ни останавливаться в домах их, ни у себя принимать, ни закону учить не должно». Свят только «знающий»; «невежда» греха не боится. [247]«Этот народ – невежда в законе, проклят он», – скажут иудейские книжники об идущих за Иисусом «темных людях земли», Амгаарецах (Ио. 7, 49.)

Но знающие, как это часто бывает, оказались невеждами; главное знание забыли – что не Иудея, а Галилея языческая, «народ, сидящий во тьме и тени смертной, увидит свет великий»; что к этим-то именно «темным людям» и придет Мессия; что о них-то и сказано: «Нищим благовествовать помазал Меня Господь» (Ис. 61, 1.) Этими словами начинает Иисус проповедь Свою в Назарете о наступающем царстве бедных – Царстве Божием (Лк. 4, 17–19.)

Имя самого Мессии у Ветхозаветных пророков – Ani, «Бедный». [248]Вот почему и пастухи Вифлеемские, первые из людей, поклонились Младенцу Христу, «тихие люди земли» – Тишайшему, бедные – Беднейшему. [249]

Иосиф и Мария – бедные люди: это видно по тому, что в жертву за очищение после родов приносят они двух горлиц – «жертву бедных» (Лев. 12, 7–8.)

Сказывая притчу о потерянной драхме, может быть, вспоминал Иисус, как мать Его искала пропавшую денежку в бедном Назаретском домике; зажгла свечу, мела горницу и, когда нашла, обрадовалась так, как будто потеряла и нашла сокровище (Лк. 14, 8–9.)

У церковного историка Гегезиппа есть рассказ, кидающий обратный свет на всю утаенную жизнь Иисуса.