Спираль времени. Книга 2 - Мартынов Георгий Сергеевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/61
• Следующая

Но паника не возникла.

Среди зрителей не было воинов Гемибека. Отряд исчез из поселка еще до возвращения Чеслава из лесу. Напуганный рассказом Джелаля, убежденный, что над ним и его людьми нависла неизвестная опасность, Гемибек принял решение немедленно уходить отсюда. И, как ни тяжел был предстоящий путь, как ни мало отдохнули люди и лошади, он приказал садиться в седла. Оставалось одно — вернуться к куреню Субудая. Гемибек надеялся, что рассказ о том, что видел Джелаль, отведет от них гнев нойона.

Поспешное бегство монголов прошло незамеченным. Появление Рени и пришельцев отвлекло внимание. Даже Чеслав не спросил, куда делись вчерашние гости.

Рени помнил, как пришелец вылечил ногу раба в саду Дена, и то, что он увидел, нисколько не удивило его. Пришелец действовал точно так же. Зато для всех остальных исцеление Любавы было настоящим волшебством.

И мысль о волшебстве неизбежно должна была возникнуть, но… она никак не могла возникнуть.

Воля пришельцев изменила самый строй мысли жителей поселка, и ничего, кроме удивления, не почувствовал никто. Зато почтительное уважение к чудесному искусству «египтян» окрепло и стало безграничным.

В трех поселках жило около ста пятидесяти человек. В подавляющем большинстве они были неграмотны. Кроме Чеслава, никто до сих пор даже не слышал, что на свете существует страна, называющаяся Египтом. Они были земледельцами и скотоводами, людьми простыми и бесхитростными. Их жизнь и мышление были примитивны. Только самые старые помнили ещё другие места. Остальные всю жизнь прожили здесь, и их кругозор ограничивался тремя поселениями, лесом и ближайшими полями. О существовании городов и крупных деревень они только слышали. И воины Гемибека почти для всех были первыми людьми, пришедшими к ним из внешнего мира.

И естественно, что никому из этих людей не могло прийти в голову, когда они увидели пришельцев, что перед ними обитатели другой планеты, потому что само существование других планет было им совершенно неизвестно.

Они никак не могли подумать, что то, что происходит перед их глазами, это проявление могучей науки и знаний, еще неведомых не только им, но и всем людям на Земле. Тех знаний, овладеть которыми еще предстоит их потомкам в далеком будущем.

Чеслав сказал, что это египтяне, и ему поверили без размышлений. Египет! Слово само по себе было достаточно загадочно, чтобы объяснить как внешний вид, так и необычайные способности голубых гостей.

Египтяне и больше ничего!

Так странно и удивительно сложились первые встречи земных людей и обитателей иного мира! Никто не понял значения этих встреч. Ни в эпоху Рени, ни теперь.

Понять все до конца суждено было тем, кто еще не родился, чье время еще скрывалось в дали веков и неизбежное наступление которого предвидели пока только одни пришельцы.

Они твердо надеялись, что на этот раз память о них не изгладится, весть о их пребывании на Земле дойдет до тех, кого они увидят, выйдя в третий раз из своей камеры.

И пришельцы не скупились на показ своего «могущества», стремясь произвести как можно более глубокое впечатление на умы окружавших их людей.

Если бы они могли только знать, что все это так же бесплодно, как и демонстрация их знаний в стране Моора!

Но как могли они это знать!

Своей цели пришельцы добились, в сущности говоря, в первый же день пребывания в поселке. Исцеление Любавы — быстрая, бескровная, непонятная операция — произвело настолько ошеломляющее впечатление, что все, видевшие его, никогда не смогли бы забыть и благоговейно передавали бы память об этом событии из поколения в поколение.

Так должно было произойти, — пришельцы не ошиблись в своем расчете, если бы…

Но даже зная, как сложится дальнейшая судьба, они, конечно, поступили бы точно так же.

Среди зрителей находилось несколько калек, но в этот день никто не обратился к пришельцам за аналогичной помощью. Свойственная простым людям деликатность удержала от этого. Тем более, что все почувствовали за внешней простотой и легкостью исцеления Любавы большой и нелегкий труд, о чем красноречиво свидетельствовал утомленный вид пришельца.

Зато на следующий день началось настоящее паломничество к избе Чеслава, где поселились гости.

Борислава обезумела от радости, увидев младшую дочь совершенно здоровой, без малейших признаков хромоты. Ее радость разделяли все, — не было человека во всех трех поселках, который не жалел бы девочку, ставшую увечной в таком юном возрасте.

И пришельцы сразу стали дорогими и желанными гостями, оказались в центре внимания. Каждый старался хоть чем-нибудь услужить им.

Не спрашивая ни о чем, гостям принесли одежду и обувь местного изготовления, совершенно новые. Но воспользовался ими один только Рени, который сильно страдал от холода. Пришельцы остались в своих голубых костюмах и в чём-то вроде сандалий, сделанных как будто из металла, но гибких и мягких на ощупь. Казалось, на них не оказывали никакого влияния ни жара, ни холод.

Рени оделся первый раз в жизни, — до сих пор он всегда носил только одну набедренную повязку, — и прошло несколько дней, пока он наконец привык и перестал испытывать неудобство.

Одетый, он почти не отличался от других парней его возраста, если не считать длинных, до плеч, волос и полного отсутствия растительности на лице. Даже необычайный красный цвет его кожи стал как-то менее заметен, походил на сильный загар. Классически правильные черты лица, обрамленного черными волосами, гладкий и нежный подбородок сделали бы Рени похожим на переодетую красавицу, если бы не мощная, чисто мужская фигура. Ростом он уступал только Чеславу.

Жители поселка освоились с Рени значительно скорее, чем с пришельцами, хотя именно он один не мог ни о чем говорить с ними. Только в нем, бессознательным инстинктом, чувствовали люди что-то свое, родственное. Пришельцы до самого конца оставались чужими.

Для гостей истопили баню, и они с удовольствием воспользовались ею. Потом их усадили за стол.

Все самое лучшее, что было приготовлено к празднику, поставили перед ними, но пришельцы, как и прежде, ели только растительную пищу. От всего, что имело животное происхождение, даже от молока и масла, они отказались.

— Нельзя, — ответили они на вопрос Рени. — Животная пища вредна для условий, в которых находятся наши тела и в каких очень скоро окажется и твое тело.

Рени знал, о чем говорят его друзья.

Пришельцев и Ренц приняли, как дорогих гостей, и гости сполна отплатили хозяевам за проявленное гостеприимство. Прошло несколько дней, и в трех поселениях не осталось ни одного больного. Даже увечные стали совершенно здоровыми. И только один человек не смог воспользоваться услугами удивительных врачей.

Прозвище «слуги Перуна», неведомо для пришельцев, накрепко утвердилось за ними. В разговорах между собой жители иначе и не называли своих гостей, тем более что не знали их имен.

Рени пришел вместе с ними, его появление было так же странно и необъяснимо, как и появление пришельцев, но отношение к нему с самого начала было совершенно другим. Никто не называл его «слугой Перуна». Не сознавая ясно, люди чувствовали в нем человека Земли, инстинктивно отделяли его от его товарищей.

Пришельцев не боялись, но они были непонятны во всем, начиная с внешности. В отношении к ним всегда проскальзывала невольная робость.

Рени называли по имени, но объясняться с ним приходилось жестами.

«Бело-голубые» говорили на обычном языке, часто вели беседы, но никто, до самого конца их пребывания в поселке, так и не заметил, что говорили они не издавая ни единого звука.

Пришельцы твердо проводили в жизнь намеченный план.

Исцеление больных и увечных нанесло удар по авторитету поселкового знахаря, — слишком очевидна была разница в результатах лечения, — но, странное дело, сам знахарь нисколько не огорчался этим и не испытывал к пришельцам враждебных чувств.

• Предыдущая
• 40/61
• Следующая